Еще через месяц последовала попытка аннексии Вильно, который хозяйственные поляки чуть было не прибрали, пользуясь слабостью Советов. С чехами паны поссорились год назад из-за дележа Тешинской области. И одновременно – с немцами из-за Силезии. В большую войну все эти конфликты не переросли только потому, что руки полякам связывало рубилово вокруг Львова.
Этническая карта польских окрестностей была пестрой, а вооруженных поляков, получивших боевые навыки под знаменами всех стран и коалиций, на спорных землях хватало. Так что за полгода Naczelnik Panstwa Пилсудский сколотил вполне приличную армию, а заводы вокруг Варшавы и Лодзи обеспечили ее всем необходимым. Да еще французы, вместо того, чтобы демобилизовать семьдесят тысяч польских войск генерала Галлера, отправили их со всем вооружением, вплоть до танков, на родину. От такого подарочка Западно-Украинская республика закончилась довольно быстро, и остатки Галицкой армии отошли на территорию Советов.
Так и устоялась линия раздела в ожидании договора – от Вильно на Брест, от Бреста на Станиславов.
Но еще на Парижской конференции глава польской делегации Роман Дмовский прямо требовал «границы 1772 года» – то есть с Полоцком, Витебском, Житомиром, Уманью и так далее, до Днепра. На Смоленск, Киев и Чернигов, поляки, так и быть, не претендовали. Там же, в Париже, паны заключили договора о будущей «автономии» с группками украинских и белорусских националистов.
И вот теперь, имея хорошо оснащенную армию с боевым опытом, и закончив цапаться со всеми остальными соседями, Речь Посполита решила еще раз попытать счастья на востоке.
За ночь пришло несколько телеграмм и радио – поляки атаковали войска завесы на всем протяжении границы. Когда Митя вышел с уложенным чемоданом, в махновке и с курткой-кожанкой через руку, его провожали тревожные глаза Ольги и Наташи. Соня с Машей смотрели скорее испуганно, а вот восьмилетний Ванька, наоборот, радовался и даже притащил на проводы деревянную саблю, которой рубил воображаемых поляков.
– Господи, – сложила руки в замок у подбородка Наташа, – тебя же из армии уволили, неужели все так плохо?
– Собирают всех, знакомых с тактикой конных и рейдовых групп, – пояснил отец и непонятно добавил: – Так сказать, вставайте, кто еще остался.
– Ну все, пора, – Митя попрощался нарочито сухо, поцеловал жену и шагнул за порог.
– Давай, – взмахнул рукой Скамов-старший, – покажи им, что такое непобедимая Красная армия.
После столпотворения в Нарминвоене Митю нагрузили в прямом и переносном смысле – поручили сопроводить на Юго-Западный фронт эшелон с машинами и огнеприпасами. Поезд телепал по запасным путям и перегонам, еле делая по сто верст в сутки, доводя Митю до исступления. Все, что он мог делать в дороге – проверять и дрючить караулы да читать ухваченные на станциях газеты. И пока он добрался до Бердичева, поляки, сбивая заслоны, заняли Барановичи, Пинск, Ровно, Шепетовку и нацелились на Минск и Киев.
Железнодорожники загнали состав на запасные пути, Митя выставил часовых и побежал к вокзалу.
– Стой! – остановил его караульный прямо у таблички «Выходъ на перронъ безъ билетовъ воспрещается».
«Да, не Киев. До сих пор орфографию не поменяли» – подумал Митя, а вслух сказал:
– К коменданту станции, товарищ. Я начальник войскового эшелона, вот мандат.
– Вон, на второй этаж идите, – махнул тот рукой в сторону краснокирпичного здания.
Комендант, весь в мыле от звонков, стрекота телеграфа и беготни посыльных, спихнул его на помощника.
– Вам, товарищ, в штаб фронта доложиться надо. Сейчас выйдете на Белопольскую, направо, и через полторы версты коммерческое училище будет, штаб там. Да погодите вы, – придержал путеец рванувшегося было Митю, – через пять минут грузовик пойдет, я вас подсажу.
В кузове АМО Митя устроился рядом со здоровым малым лет двадцати, кудрявым и носатым.
– Сема, – протянул руку тот, – Вы откуда будете?
– Из Москвы.
– Ух ты! Я туда податься хочу, в горной академии учиться. А то скучно здесь, многие разъехались.
– Куда? – машину подбросило на ухабе, и свой вопрос Митя задал, витая в воздухе.
Оба ухватились за борта и одновременно грохнулись обратно.
– Вот черт! Не дрова везешь! – грохнул кулаком по кабине Семен. – А едут все больше в Палестину. Как проливы открыли, так и понеслись, как бы не половина свалила. Пишут оттуда. Тепло, своя земля, артели делают.
– А сам что же?
– Не, там страна маленькая, простора нету, да и жару я не люблю. А так выучусь, стану горным инженером – всю Сибирь обойду! Как думаете, примут?
– Обязательно примут! Сейчас при всех институтах и университетах рабочие факультеты открыли, для подготовки.
– Здорово! А вот и штаб. Счастливо, товарищ!
Последний раз штаб фронта Митя видел еще на Германской. Тогда в глазах рябило от золотых погон и аксельбантов, и нужную дверь приходилось искать, как сокровища фараонов – все махали руками куда-то в сторону и пропадали на лестницах в клубах табачного дыма.
Здесь же, в трехэтажном с огромными окнами здании коммерческого училища, было спокойно. На входе проверили мандат, старший покрутил ручку телефона, вызвал сопровождающего и отправил Митю к дежурному. От дежурного – к адъютанту, от адъютанта – в лапы комфронта Медведника.
– О, вот и Митя!
Митя козырнул и передал Егору бумаги на груз. Тот жадно пробежал их глазами, даже губами шевелил, читая строчки с количеством привезенного.
– Так… огнеприпасы перевезти на склад в монастыре кармелитов. Машины примет Нестор, в Первую Конную.
– Как найти монастырь?
– В ту же сторону, как со станции к штабу и еще столько же. Там, не поверишь, улица Белопольская пересекается с Махновской, как нарочно. За ней – Соборная площадь, а там увидишь. Здоровенный монастырь, прямо крепость.
– А грузчики?
– Адъютант выпишет направление в профсоюз биндюжников, мобилизуй их. Об исполнении доложи.
С погрузкой-разгрузкой все получилось быстро – евреи-возчики помогали не за страх, а за совесть, поскольку новости о погромах на захваченной поляками территории доходили даже сквозь фронт. Паны ничего лучше не придумали, как назначить главными врагами жидов и большевцев.
Потом Митю подхватил Махно, как Нестора величали кубанцы и украинцы, потом определил в часть, потом получали имущество… к ночи вымотанный Митя свалился в отведенном доме. Свернул одежду вместо подушки, упал на нее головой, блаженно закрыл глаза и поплыл.
Цвирк-цвирк! – вырвал его из полузабытья сверчок. И замолчал, чутко выжидая, когда Митя начнет засыпать, чтобы снова прострелить пелену сна. Но усталость взяла свое и, несмотря на старания запечного пулеметчика, Митя отключился.
Сколько проспал – неведомо, еще затемно его выдернули в явь резким криком:
– Подъем! Тревога!
На Сенной площади строились войска группы Махно. Сам он, со штабом, в котором Митя узнал Семена Кожина и еще нескольких по Кубани, нервно расправлял карту, разложенную на капоте броневика и поглядывал на часы. Через пару минут собрались все и Нестор начал:
– Товарищи командиры! Вчера первая кавдивизия противника прорвала фронт под Шепетовкой и стремительно продвигается в наш тыл. Вечером взято Полонное. Целью рейда является либо штаб фронта в Бердичеве, либо склады фронта в Казатине. Силы противника – шесть кавалерийских полков, около четырех тысяч сабель.
– Пулеметы? – глянул исподлобья Кожин.
– Примерно пятьдесят.
– Авиация, бронемашины?
– По нашим данным, нет, – хищно улыбнулся Нестор. – Авиаразведка уже вылетела. Конной группе предписано выдвинуться вот сюда.
Карандаш подчеркнул на карте название «Коровинцы».
– А если они пойдут южнее?
– Самолеты заметят и упредят, мы тогда поворачиваем вот здесь и бьем во фланг.
И снова внутри, как тогда, еще в Швейцарии, при первых заданиях Вельяминова, все подобралось, ушло домашнее, мягкое, и вместо химика с университетским дипломом проклюнулся упорный боец. И теперь Митя точно знал, что не допустит ошибок, как под Ставрополем.
Полдня шли переменным аллюром. Шнырявшие в небе «дуксы» четыре раза сбрасывали вымпелы с донесениями, и Нестор, убедившись, что противник изгоном идет к нему в руки, занялся расстановкой ловушки.
Полк конницы развернулся широкой цепью, закрывая пулеметы Кожина, пехота, покинув телеги и грузовики, быстро скрылась в леске на фланге, броневики притаились за хатами сельца на другом фланге.
– Дрожит, – угрюмый Кожин оторвал руку от земли. – Идут.
Из-за леса на другом краю окоема выскочили первые разъезды, и уже минут через десять появились колонны польской конницы. Набранные из ветеранов Мировой войны, служивших у немцев, французов, русских, австрийцев, полки четко перестроились во фронт и двинулись вперед.
– Красиво идут…
Вот уланы, блестя стальными касками, склонили пики и перешли в галоп…
– Раздайсь!
Конники Махно, нахлестывая лошадей, развернулись и кинулись в стороны и тыл.
– Робы грязь! – проорал Кожин…
…Весь день Первая Конная добивала разрозненные остатки польских эскадронов, загоняя их к железной дороге, под пушки и пулеметы бронепоездов. К вечеру броневики группы нашли и вмяли в жирную украинскую землю конно-артиллерийский дивизион поляков.
Кончилась Pierwsza Dywizja Jazdy, как будто и не существовала вовсе.
Позади осталась оборона по Неману и Тетереву, огневой мешок под Каменным Бродом, в котором артиллерия выжгла рвавшиеся на Киев танки армии Галлера, ноты и заявления Республики Советов Лиге Наций. Европа и Америка вяло советовали Польше отойти на линию этнической границы, предложенной лордом Керзоном, но настоящая помощь пришла только из Веймарской республики. Германия закрыла границы для поставок оружия и снарядов в Польшу, после двухнедельной забастовки докеров перестал принимать транспорты с вооружением Данциг.
Красные полки двинулись вперед. Два месяца Фрунзе с Триандафиловым в Белоруссии и Медведник с Егоровым на Украине пятью ударными группами долбили польскую армию. День за днем Wojsko Polskie дергало части с направления на направление, но только теряло силы и сдавало город за городом – Станиславов, Новоград, Барановичи, Гродно, Ровно, Пинск…