Но пока что она могла впустить в свои мысли лицо Пьера, его улыбку смешливого ребенка. Ради него она встанет и будет жить дальше.
Изабо
Изабо поспешила к гонцу, кот – за нею следом. Гонцы так редко останавливались у замка! Всадник открыл потертую кожаную сумку и протянул ей длинный сверток. Она впопыхах взбежала по лестнице в башню, в спальню матери, которая сидела у окна и вышивала платье золотой нитью.
– Взгляните, матушка, вам пришла посылка!
Баронесса де Лимей посмотрела на нее, улыбаясь уголками рта.
– Думаю, она также и для вас, дорогая дочь.
– Для меня?
Мать встала, подошла к столику для рукоделия и положила на него свою работу.
Знаком она предложила дочери раскрыть сверток. Изабо взволнованно сломала печать и на сундуке для одежды, стоявшем в изножье кровати, развернула рисунки платьев, шляпок, воротников, туфель и юбок. Кот забрался на сундук, намереваясь измять чудесную бумагу, но Изабо подхватила его прежде, чем он успел исполнить свое намерение.
Она с любопытством посмотрела на мать, и та улыбнулась ей в ответ.
– Вы ведь желаете платье по последней моде, правда? Что ж, дорогая дочь, вот что носят сейчас при дворе.
– Ах, спасибо, матушка!
С тех пор, как Изабо сообщили о приглашении в Париж, она неделями перебирала свои наряды. Ни одно платье, на ее взгляд, не было достойно такого события. Мать согласилась с дочерью и принялась расшивать их золотой нитью и украшать лентами. Однако Изабо и помыслить не могла, чтобы отец согласился раскошелиться хоть на су ради заказа новых.
Она спустила кота на пол и встала на колени, чтобы подробнее рассмотреть наряды. Воротники пенились кружевом. Жемчуга в несколько рядов переливались на бархатных платьях.
– Погода будет знойная, так что заменим бархат на шелк и атлас, – решила Изабо.
Фижмы стали шире, чтобы еще сильнее округлить под юбками бедра дам. Они завязывались на талии, поверх занятных кружевных шоссов, которые носили под юбками. Изабо нахмурилась.
– Королева Екатерина Медичи назвала их cаlzoni[9], – пояснила мать.
– Зачем они нужны?
– Она носит их под юбками, когда ездит верхом. Это помогает скрыть ноги, как и самые… деликатные места.
– Тогда и я должна их носить.
– Изабо, я запрещаю! Это неподобающая одежда для юных девушек.
– Но, матушка, если так ходит сама королева Франции?
– Королева может позволить себе все, на то она и королева. К тому же мать не может беседовать на такие темы с собственной дочерью, разве не ясно? Вы должны быть достойны доброго имени нашей семьи.
– Кто знает наше имя в Париже? При дворе о нас и не слышали.
– Именно, Изабо, потому и не следует привлекать внимания. Не забывайте: по возвращении из Парижа мы обвенчаем вас…
Мать прикрыла рот платком. Изабо замолчала – у нее перехватило дух. Новость была для нее как нож в спину. Видимо, жених был значительный, раз ей даже ничего не сказали. Она гадала, собирались ли они вообще ставить ее в известность до поездки в Париж. Как бы то ни было, теперь она знала.
– Кто он, матушка?
– Вскоре, Изабо, вы это узнаете.
Она представила себе мужа из местных дворян, может быть соседа по имению. Нет! Она не могла поверить, что так и останется здесь: она заслуживает большего, чем прожить всю жизнь в Перигоре. Вопреки материнским советам, ей нужно сделать так, чтобы в Париже ее заметили. Она отказывалась хоронить мечты о родовитых, красивых и богатых благородных юношах, которыми полнился двор. Она внимательно повторит родословную крупнейших семей, вроде де Гизов, дядей Марии Стюарт. Ей также следует изучить древо Бурбонов, хотя, очевидно, о замужестве за еретиком не может быть и речи. Однако они были принцами крови, а ей нельзя допускать ни малейшей оплошности, потому нужно знать и их ради планов на избрание супруга, – сродни тому, как она выбирает платья.
– Какой фасон вам нравится, дочь моя? Если он не подходит для незамужних, мы исправим его так, чтобы он соответствовал вашей невинности.
– Да, матушка, – сказала Изабо тоном примерной девочки. Но про себя укрепилась в собственном намерении. Это путешествие – последний шанс встретить партию лучше той, что уготовили ей родители. Она должна быть красивей всех, прекрасной как королева. Для этого она поручит создание платьев гувернантке, а сама сошьет те пресловутые королевские cаlzoni, взяв ткань от собственных нижних юбок. Мать и не узнает. Должно быть, все дамы при дворе их теперь носят. Она вздохнула о своем невежестве. Да какая разница! Его она спрячет за новыми фасонами.
Она найдет в Париже супруга, это точно. Сердце ее заходилось в груди от возбуждения.
Мадлен
В тот вечер Мадлен вернулась в переулок Потяни-уд так поздно, что точно не успеть домой до ночного караула, столкновение с которым означало бы неприятности, штраф или даже тюрьму. Еще один способ отрезать себе путь к отступлению.
Она подняла глаза и на сей раз осмелилась оглядеть женщин. Блудницы не отличались особенной красотой, однако выставляли себя напоказ, обнажив грудь, наложив грим, как актрисы, играющие драму той жизни, о которой Мадлен и не знала. Она словно оказалась в чужой стране. Этот неведомый мир завораживал ее не меньше сокровищ, скрытых за стенами Лувра.
Диковинные наряды, тела, в большей степени раздетые, нежели одетые, и щупающие их руки прохожих – все притягивало глаз Мадлен, и она наблюдала за уловками каждой из сторон. По взглядам, с которыми встречалась, она увидела, насколько ее скромный вид выбивался на фоне цветастых побрякушек здешних девиц, которые зло сверкали на нее глазами.
К ней подошел мужчина. Одет он был странно: вычурный камзол, а шоссы все в лохмотьях. Он смерил ее взглядом с головы до ног, потом снова воззрился на лицо. И взял за подбородок.
– Ты заблудилась, малышка? Что ты здесь делаешь?
«То же, что и все эти женщины, что же еще?!
Но как это делается? Сколько я должна просить?»
Она высвободилась и выпятила грудь, глядя сухими глазами.
– Я продажная, – сказала она.
– А?
– Я продажная, – повторила она тише.
Он отмахнулся.
– А кто здесь нет? Ты что, не разглядела меня? Неужто думаешь, я стану платить за расположение такой замарашки? Все здешние потаскухи спят со мной даром. Это мне здесь отстегивают.
Одна из женщин подошла и, выругавшись, плюнула ей под ноги. Но мужчина прогнал встрявшую.
– Оставь, я разберусь! – сказал он.
Мадлен почувствовала, как по щекам снова текут слезы. Она отвернулась. Да кому она вообще приглянется? Даже для такого.
– Ты плачешь? Нет-нет, это клиентов отпугивает.
Он взял ее под руку.
– Пойдем, я помогу тебе с тем, как начать. Вид у тебя, бедняжка, совсем потерянный.
Голос у него смягчился, и Мадлен почувствовала облегчение. Может, с ним будет просто найти общий язык.
– Пойдем, – повторил он, – нужно тебя осмотреть.
Мадлен захлопала глазами.
– Вы врач?
Он рассмеялся.
– В некотором роде. Я знаю, чего стоит девушка.
– Вы скажете мне, сколько я стою?
– Да…
Она старалась уверить себя, что это ее успокоило, хотя интуиция призывала бежать. Под непривычно пристальным взглядом незнакомца внутри что-то свернулось клубком.
Он потянул ее в закоулок, уложил на скамейку, явно стоявшую здесь именно для этого, и стал бесцеремонно ее ощупывать.
– Хватит дергаться, а то я так не закончу, – сказал он.
Из-за волнения она не могла сдержать невольных движений.
Тогда он обхватил ей оба запястья одной рукой, а другой сдернул корсаж, навалившись всем весом. Ей хотелось оттолкнуть его, но она не могла пошевелиться.
И вдруг ей стало свободно. Мужчина выругался. Мадлен села.
Того навязчивого господина сбросил на землю старик лет сорока пяти, не меньше. Вид у него был изысканно-сдержанный, и он ласкал ее отеческим взглядом.
– Кто вы? Что вам нужно? – запротестовала она.
– Сколько он дал вам, барышня? – сказал незнакомец просто.
Мадлен не понимала.
– Ничего, он как раз собирался сказать…
Первый мужчина встал с земли, пылая от гнева. Старик глянул на него, меча глазами молнии. Он вынул золотой и бросил его наземь.
– Держи и скройся с глаз! – приказал он.
Тот поднял монету и скрылся, ни о чем не спрашивая.
Мадлен оторопело глядела на незнакомца.
– Что вы наделали?
Он подошел на шаг, снял свой плащ и накинул ей на плечи.
– Вы не из этого мира, мадемуазель. Как вы здесь оказались?
Вопрос прозвучал упреком.
– Оставьте меня, – сказала она. – Мне не нужен ваш плащ.
– Зато нужны мои деньги, верно? – спросил он мягким голосом.
Она кивнула, робея перед его учтивыми манерами.
– Не тревожьтесь, вы их получите. Однако уйдем отсюда, – продолжил он.
– Куда вы меня отведете?
– К себе, – ответил он с загадочной улыбкой.
Она дала сопроводить себя к ожидавшей карете. На дверцах красовались золоченые гербы.
Мадлен с нескрываемым удовольствием опустилась в бархат сиденья и взглянула на небо, где колыхались всполохи догорающих сумерек. Мужчина смотрел на нее сосредоточенно, будто она наводила его на глубокие размышления. Они доехали до собора Парижской Богоматери, протолкнулись сквозь толпу уличных артистов, жонглеров, босоногих танцовщиц и зевак. Ей был неприятен этот бедный район, где платье быстро пропитывалось вонью рыбы и мяса с душком. Карета все ехала вдоль реки, до самого Лувра. Перед заставой кучер остановил ее, чтобы предъявить пропуск. Мадлен выпрямилась, не веря глазам. Неужели он везет ее туда, куда она думает?
В Лувр…
Величественные ворота раскрылись перед ними, пока опускался откидной мост. Последние лучи солнца озаряли царственные витражи дворца благородным пурпуром. Наконец экипаж остановился, и мужчина вышел первым. Как кавалер перед настоящей дамой, он подал ей руку и помог