– Вы пришли пожелать мне удачи, сударыня? – с улыбкой спросил Генрих Екатерину.
– Вовсе нет, сударь, – ответила она, изящно раскрыв веер. – Я должна говорить с вами, один на один.
– Сейчас не лучшее время, сударыня.
– Сир, я не просила бы вас, если бы это не касалось судьбы королевства.
Генрих досадливо отослал слуг, потом нежно взглянул на Диану.
– Нет такого, чего не могли бы слышать эти очаровательные ушки.
Екатерина вздохнула, сдаваясь.
– Что ж, хорошо, – сказала она, скрестив руки. – Я пришла просить вас не испытывать судьбу и отказаться сегодня от поединков.
– Ох, только не этот ваш вздор от старушек и астрологов!
– Это вовсе не вздор, сударь.
Она достала из рукава предсказание Нострадамуса и торжественно протянула его королю.
– Прочтите сами, сир, это четверостишие.
– Только итальянка может верить в подобные бредни.
Генрих взял листок, разорвал его пополам, потом еще надвое, и бросил обрывки на землю. Екатерина вскинулась было помешать ему, но, заметив насмешливый взгляд Дианы, сдержалась.
– Генрих, вы сошли с ума? Бросать вызов законам мироздания! – воскликнула фаворитка, передразнивая акцент королевы.
Король расхохотался.
Екатерина, подчеркнуто не замечая соперницу, взглянула на Генриха.
– Сударь, я прожила во Франции дольше, чем в родной стране. И жители королевства, как и я, внимают словам мэтра Мишеля де…
– Как, вы снова заговариваете со мной про вашего Ностердамуса?
– Нострадамуса.
– Неважно. Если народ его слушает, это еще один довод, чтобы король не обращал на него внимания.
– Подозревают даже, что он гугенот, а то и еврей, – вставила Диана.
Генрих указал пальцем на королеву.
– Тем, что он еще не сгорел на костре вместе с его проклятыми предсказаниями, он обязан лишь вам, сударыня.
– Сир, он предсказал вашу гибель во время поединка. Так что неважно, верите вы или нет, – заклинаю вас не биться сегодня.
– Бросьте! Послушайся я вас, я лишь скорее бы умер… от стыда! – рассмеялся он, и его смех подхватила Диана, кладя ему в рот виноградину.
– Я боюсь за вас, сир, – сказала королева.
– Вы же знаете, этот турнир – лишь состязание во славу дам, – продолжал он, облизывая Дианины пальцы. – Простой поединок на затупленных копьях.
Екатерина подошла ближе.
– Генрих, подумайте о детях.
– Вот именно: я не выставлю себя трусом перед ними.
– В таком случае вспомните про королевство!
– Лишь о нем я и думаю. Потому Елизавета обручается с Филиппом Вторым, а я бьюсь с каждым знатным рыцарем двора в день ее свадьбы.
Диана обвилась вокруг него.
– Генрих, в конце концов, вы всегда сражаетесь ради меня, – прошептала она.
Бессилие терзало Екатерину. «Больше, чем королева» – это прозвище Дианы казалось сейчас как никогда верным. Неужели конец ее царствованию придет лишь с ее смертью? Екатерина ждала этого с нетерпением, однако утренние конные выезды и ледяные ванны, похоже, лишь закаляли, а не сводили фаворитку в могилу. Королева утешала себя тем, что время все же работает на нее, пускай в свои шестьдесят Диана и выглядела так, что Екатерина могла лишь завидовать.
Окончив приготовления, Генрих II тяжелым из-за доспехов шагом направился к выходу для рыцарей, чтобы явиться на ристалище.
Изабо
– Король бьется лучше всех! – воскликнула Изабо, хлопая в ладоши. – Как блистательно выигрывает он каждый поединок!
Клодина улыбнулась ей. Оттуда, где они стояли, открывался превосходный вид на турнир. Доспехи рыцарей сверкали на ярком солнце.
Юноша рядом с ними засмеялся.
– Вы ведь сказали это не всерьез? – спросил он, явно забавляясь.
Клодина обернулась на него:
– Оставьте ее, сударь, она не из здешних краев.
Изабо обиженно насупилась. Очевидно, Клодина знала юношу, впрочем, она, похоже, знала весь двор. И тем острее Изабо почувствовала себя чужой в их кратком обмене репликами.
– Я разбираюсь, кто победил в поединке, – настаивала она.
– Она и правда впервые видит короля на ристалище? – удивленно спросил юноша у Клодины.
«Кем он себя возомнил, что говорит обо мне так, будто меня тут нет?!»
– Да, – признала Клодина.
Юноша наклонился к Изабо:
– Тогда знайте, мадемуазель, что король всегда побеждает.
– Потому что он лучше всех, – уверенно прибавила Изабо.
– Потому что он король, – закономерно уточнил собеседник.
– Довольно потешаться над девушкой, Флоримон, – велела Клодина, – иначе вы рискуете разочаровать меня.
Юноша низко поклонился.
– Сударыня, храни меня Господь от вашей немилости! Но удостоюсь ли я счастья быть представленным вашей подруге?
– Только если она пожелает, – жеманно ответила Клодина.
Флоримон театрально опустился перед Изабо на колени.
– Желаете ли вы этого, мадемуазель? От одной мысли сердце мое стучит сильнее.
– Что скажете, дорогая, об этом щеголе? По вкусу ли он вам? – спросила Клодина.
Изабо, смутившись, раскрыла рот, но не нашлась, что сказать. Взгляд ее остановился на вензеле юноши. Но как она ни старалась, не могла узнать герба.
Клодина с Флоримоном хором засмеялись, глядя на ее замешательство.
– Сударыня, она очаровательна, – сказал Флоримон Клодине.
– Ее, сударь, зовут Изабо де Лимей, – громко вклинилась Изабо.
– Очень рад знакомству с вами, мадемуазель де Лимей, я Флоримон Роберте.
«Какая нелепая фамилия! Да еще и недворянская, никакого проку…»
Изабо уже начала отворачиваться, когда он прибавил:
– Флоримон Роберте, барон д’Аллюй, к вашим услугам, мадемуазель, а еще казначей самого могущественного дома Франции, не считая королевского, – дома де Гизов.
– Правда?
Она понятия не имела, что входит в обязанности казначея, однако понимала, что значит присутствующее в этой должности волшебное слово «казна».
– Имею честь быть личным секретарем герцога де Гиза.
Лицо Изабо восхищенно засияло.
– Того, кто победил при Кале?
– Именно, мадемуазель. Он вернул Кале Франции после двухвековой английской оккупации.
– Это он стоит там, в красивой форме?
– Нет, это граф Монтгомери, капитан королевской стражи. Герцог де Гиз как раз на ристалище. Пойдемте, посмотрим, как он бьется на копьях.
– Обожаю, когда сходятся один на один!
Флоримон метнул Изабо многозначительный взгляд.
– Я тоже, особенно когда те, с кем сходятся, столь обаятельны.
Она склонила голову и покраснела, как учила ее мать.
«Так и надо ловить мужчин. А узнать ваш скверный характер супруг еще успеет», – повторяла она ей.
– Дамы не участвуют в поединках, сударь.
– Однако умеют сладко ранить данным им оружием.
– Флоримон, – вмешалась Клодина, – перестаньте заговаривать девушку.
– Просто такая красота не может не приковывать взгляды.
Изабо почувствовала, что совсем зарделась. Она обратилась к Клодине:
– Из-за этого зноя мне, кажется, становится дурно. Вы не могли бы отвести меня в тень?
– Да, идемте.
Клодина указала пальцем на Флоримона:
– А вы оставайтесь здесь!
Юноша с улыбкой кивнул.
Дамы вернулись в свежую тень аркад, где подавали вина и закуски.
– Знали ли вы, моя дорогая, что именно наша королева привезла из Италии вилку?
Клодина пригласила новую подругу отведать блюд, которые подавали служанки.
– Я этого не знала, – ответила Изабо, нанизывая кусочек слоеного пирога с голубятиной.
– На самом деле всей своей утонченностью двор обязан ей, к неудовольствию клеветников. Свекр, покойный король Франциск Первый, обожал ее. Он позволял ей все, что ей вздумается, и даже соглашался брать с собой на охоту.
– Правда?
– Да, она превосходная наездница. Это она изобрела наше нынешнее седло-амазонку.
– А как ездили раньше?
– Ах, милая моя, это было настоящее кощунство. Мать показывала мне: даме следовало садиться под прямым углом к лошади, так, что повернуться и взяться за поводья невозможно. Ими вместо дамы правил наездник. Королеве пришла идея особого седла, и она приказала конюху его изготовить. И вот теперь дамы могут ездить одни.
Клодина засмеялась, прикрыв рот ладонью:
– Этим она, правда, вскружила голову всем придворным господам.
– Почему же?
– Когда скачешь в таком седле, нижние юбки задираются, открывая то, что дама показывает лишь супругу.
– О!
– Так она и придумала cаlzoni, которые мы с вами сегодня носим.
Изабо задумалась. Значит, мать была права, когда рассказывала ей про эти кальсоны. Она и не думала никогда, что старая сорокалетняя королева, оказывается, так изобретательна и утонченна.
Вдруг обе отступили от весело подпрыгивающего шута, который предварял радостное шествие. Видя, как Клодина присела в глубоком реверансе перед светлокудрой дамой не первой молодости, идущей решительным шагом среди толпы услужливых придворных, Изабо поступила так же. Замыкали процессию жонглер с акробатом.
– До чего прекрасна королева! – сказала Изабо, когда прошел последний придворный.
– Кто королева, она? Ничего подобного! Это герцогиня Диана де Пуатье, фаворитка короля.
Изабо со стыда покраснела.
– Глядите, вот она, королева Екатерина Медичи, – указала Клодина.
Изабо встала на цыпочки, чтобы лучше видеть.
На королевской трибуне богато одетая дама в расшитом лилиями изумрудном платье поедала одно за другим миндальные пирожные, одиноко восседая в кругу немногих приближенных и не сводя глаз с ристалища.
Вид у нее, без стеснения объедающейся сладостями, был до того жалок, что Изабо даже стало неловко, что она состоит с ней в родстве, пускай и в очень-очень дальнем. Она не могла поверить, что королева Франции настолько некрасива в сравнении с фавориткой, которая гораздо ее старше. Как две настолько разные женщины могут сосуществовать рядом? С одной стороны – ум и одиночество, с другой – красота и утехи. В конце концов она мысленно простила отцу, что тот называл ее дурой. Если это необходимо, чтобы стать фавориткой короля, она согласна и на воробьиный ум. Вновь донесся смех Дианы де Пуатье.