– Так значит, вот та самая фаворитка, которая повергла короля к своим ногам, – прошептала Изабо.
– Вы ее прежде не видели? Однако все замки Франции украшены ее портретами и скульптурами в самом откровенном виде.
Изабо поспешила исправить неловкость.
– Конечно, видела, но не так близко. Говорят, она старше короля. Это правда?
Клодина засмеялась.
– Конечно! Она была его воспитательницей. И всему его научила. И, когда я говорю всему…
Изабо посмеялась, не понимая причины, но чувствуя, что именно этого от нее ждут.
– Ей минуло шестьдесят.
– Шестьдесят лет! Какая древность! И она этого не скрывает?
– Напротив! Она заявляет о своем возрасте во всеуслышанье. И кто, глядя на нее, станет ее винить?
– Она и правда красива! Но в чем ее секрет?
– Взгляните туда: дамы в изумрудных платьях – это фрейлины королевы.
Изабо вздохнула, не в силах скрыть зависть.
– Наряды у них изумительные. Но что должна я разглядеть?
– Видите ту, у которой ангельское лицо и брови тонко очерчены?
– И золотые волосы спадают на плечи?
– Да, ее.
– Кто она?
– Луиза де ла Беродьер.
– И тоже, как я, из Перигора, – подметила Изабо.
– Да, хотя и совсем не бывает там. Она служила у Дианы де Пуатье, пока не перешла в дом королевы. Так что если какая-то женщина здесь и знает тайну красоты и молодости фаворитки, то лишь она.
Изабо прыснула со смеху.
– Спасибо Господу, я еще не в тех годах, чтобы заботиться о подобном.
– Тогда поспешите найти супруга, который останется при вас, когда сами вы сделаетесь шириной с бочку, а зубы ваши почернеют.
Клодина рассмеялась, обнажив ряд сияющих жемчужин.
Изабо, не столь уверенная в своих зубах, улыбнулась, не разжимая рта, и спросила:
– Как им удается добиться таких красных губ?
– Они мажут их помадой.
Изабо изумленно подняла брови.
– Я покажу вам, дорогая, – сказала Клодина, увлекая ее к кулисам, за которыми готовились актеры, жонглеры и акробаты.
Клодина открыла поясную сумку и извлекла шарик цвета темной глины. Держа его в ладони, она смочила указательный палец другой руки и потерла о него. Подушечка сразу стала алой.
– Позвольте, я все сделаю, – скомандовала она Изабо.
Клодина похлопала пальцем по губам юной девушки.
Краем глаза Изабо заметила служанку с подносом, слишком тяжелым для нее, которая восторженно наблюдала за ними. Ей захотелось прогнать ее заниматься делом, но, так как бедняжке никогда не доведется самой испробовать таких женских хитростей, она решила позволить ей смотреть.
Если приглядеться, служанка эта отличалась от прочей прислуги: ее, верно, наняли только утром. Из-за стройной талии ей даже не смогли подобрать по размеру нижнюю юбку; та, что была на ней, непристойно открывала щиколотки, что граничило с вульгарностью. А зажатая в корсаже грудь, казалось, вот-вот высвободится наружу. Не обращая внимания на свой наряд, она поставила поднос, сняла чепец и поправила прическу. От пота прядки прилипли ко лбу и шее.
– На что вы смотрите? – спросила Клодина.
– О, ни на что, просто на служанку.
Клодина обернулась и увидела, как та закручивает свои длинные и плотные волосы, обновляя прическу.
– Только взгляните: она распускает волосы на виду, без малейшего стыда! – воскликнула баронесса де Рец.
– А они вдобавок красивые, – оценила Изабо.
– Да, того редкого, светлого с рыжиной оттенка, который благодаря Диане де Пуатье стал при дворе в моде. Ей бы лучше их прятать: любая дама таким позавидует.
– А я нет! – сказала Изабо, закрывая глаза.
Клодина вновь сосредоточилась на губах девушки, которая покачивалась, закрыв глаза, будто прикосновения пальцев ее баюкали.
– Посмотрите на меня.
Изабо послушалась. Клодина отошла, любуясь своей работой, и удовлетворенно кивнула, затем убрала принадлежности.
– Теперь идемте.
Она взяла ее за руку и потянула за собой. Изабо подобрала платье, что не мешало ей, однако, оступаться, едва не падая. Она никогда не носила шлейф и завидовала тем дамам, которые изящно порхают, лишь слегка придерживая юбку легкой рукой. Она попробовала неловко подражать им, но испугалась, что может в любую секунду упасть. Почтенная кухарка, которая вышла из-за котла в тяжелой от застарелого жира нижней юбке, и то выглядела бы более ловкой. Походка ее обманывала не больше наряда.
Она слишком сильно вцепилась в руку Клодины, но если бы отпустила ее, то растянулась бы на земле как маленькая девочка, навсегда став посмешищем двора. Вдруг Клодина замерла. Изабо, смеясь, наткнулась на нее.
– Я уж думала, вы не остановитесь и я улечу вместе с вами на край света.
– Я был бы рад показать вам край света, – произнес низкий мужской голос.
Изабо попыталась вернуть себе должный вид. Клодина наблюдала за ней хитрым взглядом, с тенью улыбки на губах. На них с любопытством смотрел красивый мужчина в богатых одеждах.
– С кем имею честь, сударь? – бросила Изабо как можно более высокомерно.
– Я герцог Омальский, к вашим услугам, мадемуазель, – ответил мужчина с изящным поклоном.
– Его светлость – кузен герцога де Гиза, – шепнула Клодина.
«Кузен – это еще лучше казначея!»
– Это честь для меня, сударь, я Изабо де Лимей, – сказала она, приседая в реверансе.
– Ваша светлость, мы, к сожалению, вынуждены вас покинуть: я показываю подруге, как проходят торжества.
– Позвольте, баронесса, взять эту обязанность на себя, – сказал он, предлагая Изабо руку.
– Мы не хотим злоупотреблять вашим временем, – настаивала Клодина.
Изабо положила ладонь герцогу Омальскому на предплечье.
– Вы очень любезны, ваша светлость, – сказала она, не обращая внимания на новую подругу.
– Я ценю смелость в девушках, – улыбнулся герцог, уводя ее под арки. – Вы так милы, что перед вами блекнут самые прекрасные розы.
Изабо вздохнула.
«Как банально!»
От человека его полета она ожидала большего. Но он повторял то же, что она слышала каждый день, когда трудилась прислушаться к тем, кто вился вокруг нее в родной глуши.
«Я должна так его впечатлить, чтобы он вовсе не нашел слов».
Ободрившись этой мыслью, она пошла за герцогом и даже не оглянулась.
Луиза
– Надеюсь, Луиза, вы наслаждаетесь праздником, ведь он для вас последний.
– Да, государыня, праздник великолепен.
Это была правда: король с особым тщанием распорядился по поводу свадебных торжеств, призванных стать символом мира, заслонив собой поражение – и страны, и его как отца.
– Как и вы, дорогая. Мне очень приятно, что вы почтили меня своим присутствием напоследок.
– Клодина де Рец чудесно заменит меня подле Вашего Величества.
– Вовсе нет! Муж хочет увезти ее в свое имение и заточить в замке, как вы себя – в стенах монастыря.
– Мне жаль ее.
Королева вздохнула.
– Не знаю, что лучше: быть запертой в самом безвестном уголке или испытывать одиночество посреди целого двора.
– Вы не одиноки, государыня.
– Стану одинока, когда вы уедете.
Королева простила ее. Луиза едва верила ушам. Она чувствовала вину за то, в каком королева состоянии, но не могла и думать об отказе от обета, потому что причиной была не только ее связь с Дианой, но и с Габриэлем. Она все решила.
– Не могу дождаться, когда этот день кончится, – сказала Екатерина, обмахиваясь веером.
Несмотря на полотнища, натянутые над королевской трибуной, зной не щадил придворных.
– Я тоже, ужасно жарко.
– Но главное, мой супруг, король Франции, по-прежнему пренебрегает предсказанием Нострадамуса. Он не хочет верить: “В единоборстве, но на ратном поле очами в клетке золотой не уцелев”. А ведь послание так ясно! – воскликнула королева, сложив веер резким щелчком.
Она взяла поднесенный ей бокал.
– Турнир – вот, мы на нем, – продолжала королева. – Я говорила с ним, но он не слушает меня. Не знаю, что теперь делать.
– Государыня, он уже много раз сразился – и невредим. Может быть, звезды ошиблись.
– Вовсе нет, мадемуазель. И боюсь я не только за жизнь супруга, но и дочери. Она уедет далеко, к Мадридскому двору, где я не смогу ее защитить. Взгляните на мою девочку, как она прекрасна в свадебном наряде!
– Прекраснее всех дам на этом празднике, государыня.
Королева улыбнулась ехидно.
– Благодарю вас за эту лесть, Луиза, она греет мне сердце. Однако наряд моей дочери играет в этом не последнюю роль: я лично следила за тем, чтобы она блистала тысячью огней, как и все мои придворные. Взгляните, рядом стоят братья Бурбоны: как они жалки в своих черных платьях. Будто два ворона.
Действительно, эти фигуры выделялись на фоне придворных, разодетых пышно, точно попугаи из Нового Света. Антуан де Бурбон, король-консорт Наварры, время от времени осмеливался на улыбку, пока жена не одергивала его взглядом. Он вполголоса говорил с братом, принцем Конде, бывшим младше его на десять лет. Оба демонстративно надели аскетичные платья, черноту которых подчеркивала белизна коротких плоеных воротничков. Худое лицо королевы Наваррской Жанны д’Альбре утопало в плотных складках скромного небеленого воротника, который заставлял ее держаться еще более прямо и строго.
– По крайней мере, они не делают вид, будто рады заключенному миру с привкусом поражения, – заметила Екатерина Медичи. – Мир и так стоил нам дорого, мы потеряли землю и деньги. А теперь еще и мою дочь!
Она перекрестилась, повторяя:
– Как ни подумаю об этой жертве, о бедной Елизавете, голубке моей, которую отдают этому старому испанскому сквалыге!..
– Взгляните, государыня, кто к ним подошел! Теперь картина полная. Жаль, что псов спустить нельзя.
Адмирал де Колиньи, вождь гугенотов, почтительно приветствовал принцев крови, Антуана и Людовика. В этот самый миг к ним по-молодецки направился Габриэль де Монтгомери.
Луиза застыла.
– Вы говорили про псов, а меж тем вот кто неотступно идет по вашему следу, – подметила королева.