– Ради всех святых!..
– Святые – чистая выдумка.
– Еретик! – выкрикнул Габриэль, толкая Колиньи плечом.
– Папист! – ответил адмирал, выпячивая грудь.
Граф сжал рукоять меча, как вдруг прохладная ладонь легла на его плечо.
«Луиза».
В ее пристальном взгляде мешались тревога и гнев. Она привстала на цыпочках, и ее запах опьянил капитана, когда она зашептала:
– Габриэль, вы же не собираетесь искать ссоры посреди королевских торжеств!
Вдруг от ее нотаций ему неудержимо захотелось взвалить ее на плечи, отнести в сторону от всех и тут же овладеть ею. Все вокруг них будто исчезло. Он вдохнул поглубже, чтобы прийти в себя.
Луиза отступила, тут же включившись в разговор с послом Константинополя.
Колиньи не спускал с него глаз, готовый драться.
– Я скорее поверю в Магомеда, чем стану гугенотом, – бросил Габриэль.
Он отвернулся, ища глазами Луизу, но позади гостя в тюрбане лишь шумная толпа ответствовала ему разгоряченным гомоном. Турнир был в самом разгаре.
Изабо
У лица Святого Антония пестрела знаменами: лазурью с золотом – цветами Франции – и красным с золотым – цветами Испании. Въезд во дворец де Турнель украшали триумфальные арки. Под палящим солнцем звучали трубы, объявляя о состязающихся.
Изабо направилась к Клодине на трибуны, Флоримон держался следом.
– Куда же вы подевались, дорогая? – спросила баронесса де Рец, многозначительно переглянувшись с юношей.
– Я осматривала… – начала Изабо.
– Вы ушли с герцогом Омальским, а вернулись с Флоримоном. Должна ли я что-то заключить из этого?
– Ничего, прошу вас.
Явился явно взбешенный герцог Омальский; он схватил Флоримона за плечо и оттащил в сторону, горячо браня.
– Интересно, за что он его отчитывает, – сказала Клодина.
– Мне тоже, – притворилась прекрасно знавшая причину Изабо.
Мужчины посмотрели в ее сторону. Она раскрыла веер и стала с невинным видом обмахиваться.
Рядом с изысканным герцогом Флоримон, казалось, был выряжен как селезень с птичьего двора. Хотя оба были приятной наружности.
– Чудесно! – шепнула ей на ухо Клодина. – Взгляните, как едят вас глазами эти самцы. У вас теперь широкий выбор.
Изабо почувствовала, как грудь у нее раздается от удовольствия быть желанной. Она припомнила сладкие речи герцога Омальского и вспышку ревности Флоримона. Видно, они очень проницательные люди, поскольку угадали в ней прекрасную душу. Если они вдруг подерутся из-за нее, она не будет против.
– Я отдам предпочтение вон тому, – сказала она.
Клодина воззрилась на нее как львица.
– Герцог Омальский? Несчастная! На что вы себя обрекаете?
– Отчего же нет?
– Вы надеетесь вступить в законный брак или нет?
– Конечно, с самым красивым, доблестным, богатым и…
– Женат! – обрубила Клодина. – Вы окажетесь под матрасом у герцога и герцогини Омальских, откуда тот господин будет извлекать вас, когда ему вздумается поразвлечься.
– Герцог Омальский женат?
– Да, дорогая, но это не мешает ему согревать и чужие постели, как и всем придворным кавалерам.
Изабо закипела от гнева. А она-то чуть не поддалась на его обещания! Ей захотелось взять большой серп, какой был у них дома, отрезать ему срамные части и насадить на пику. Какой гнусный человек! Будь она мужчиной, она вызвала бы его на дуэль и насадила на меч с тем же наслаждением, с каким он намеревался насадить ее на свой. Счастье, что Флоримон вмешался.
«Что ж, я покажу этому герцогу Омальскому, что я о нем думаю!»
Подбирая волочащиеся юбки, Изабо решительно подошла к бранящимся мужчинам. Герцог Омальский улыбнулся ей со всей обворожительностью.
– Ах, моя милая, я отчитывал этого хулигана за то, что он забрал меня у вас!
– Сударыня, я должен заметить…
– Замолчите, Флоримон! – приказала Изабо.
Затем она с чувством отхлестала герцога Омальского по обеим щекам, взяла Флоримона под руку и увела его прочь под овации зрителей.
Мадлен
Мадлен подняла тяжелые, уставленные кубками подносы. Сердце забилось сильнее, и она сосредоточилась на том, чтобы не опрокинуть бокал или, того хуже, не наткнуться на кого-то из гостей.
На королевскую свадьбу съехались со всех концов страны. Дамы выставляли напоказ сверкающие драгоценными камнями серьги, жемчужные бусы под воротниками-жерновами. Господа красовались шелковыми шапочками с перьями и серебряными навершиями на рукоятях мечей.
Не следовало ей соглашаться на такую работу. Если ее в итоге прогонят, то и Франсуа Клуэ перестанет ей доверять. В голове тут же встали воспоминания об их объятиях. Теперь, когда она показывала ему свое тело, она знала, какие удовольствия за этим таятся. Мадлен провела по глазам рукой, отгоняя видения. Она все повторяла за уже опытными служанками, которые невидимками пробирались среди толпы. Яства и напитки они предлагали, чуть согнув колени и мило улыбаясь. Как только подносы пустели, они спешили на кухню, чтобы вновь нагрузить их бокалами вина и соблазнительно пахнущими ножками и крылышками дичи.
У Мадлен все кружилось перед глазами из-за нестерпимого зноя и барабанов, которые без конца отбивали праздничные и турнирные ритмы. Она замечала украдкой, с какой дьявольской быстротой дамы вращаются в танце, стуча каблуками по специально сооруженному настилу. Поединки шли друг за другом, под залпы криков и оваций. Навозный дух мешался с ароматом жареного мяса на подносах Мадлен. Руки начинали болеть, пот ручьем тек по спине и корсажу, а непокорные волосы выбивались, падая на глаза. Она отбрасывала их на лоб.
Убедившись, что никто на нее не смотрит, она поставила поднос на скамью и опустилась рядом. И закрыла на миг глаза, переводя дух. Грудь ее вздымалась, жадно вбирая воздух: было так жарко, что она едва могла дышать.
Спиной Мадлен почувствовала чей-то взгляд: будто свербит между лопаток. Она обернулась. На нее смотрел мужчина. Возвышаясь над толпой благодаря своему росту. В отличие от прочих гостей, он замечал ее. Больше того: улыбался ей. Той улыбкой, какой она не видела ни от одного мужчины, – будто она была одета в прекрасные шелка, а не в юбку служанки. Улыбка не вязалась с его взглядом: голубым, очень светлым, но шершавым и твердым, пригвождающим к месту. Она еще не видела подобных мужчин – величавой красоты и стати, в драгоценном мундире, что высятся над толпой.
Смутившись, она встала и взяла поднос. Широкими шагами мужчина пробился через лес головных уборов и встал прямо перед ней, возвышаясь на целую голову. От него приятно пахло, и она устыдилась собственного запаха пота. Мадлен шагнула в сторону, чтобы его обойти, но высокая фигура заступила ей путь. Он взял ее за подбородок и силой поднял к себе лицо. Она заморгала от послеобеденного солнца, озарявшего его светлые кудри, точно они были из золота. Вблизи его странная красота поразила ее вдвойне.
– А ты, малышка, весьма мила.
Он взял ее прядку и намотал на палец, потом забрал из рук поднос, поставил на низкую стенку и потянул ее за собой.
От прикосновения Мадлен затрепетала. Ей казалось, что ангел явился спасти ее от участи служанки. Она бежала, даже летела, поспевая за его шагом и широко улыбаясь.
Он завел ее под деревянную лестницу, прижал к столбу и стиснул ладонью грудь. Пораженная Мадлен как могла отстранилась.
– Постойте!
Он прошептал ей на ухо:
– Я тебя видел, ты польщена, что я на тебя загляделся.
Этого она отрицать не могла, только представляла себе совсем не такие объятия украдкой.
– Прошу вас, сударь, только не так.
– Не сопротивляйся, я быстро.
Воспоминания о томных ласках Франсуа Клуэ восстали против грубости незнакомца.
Вдруг свободной рукой он вынул кинжал и поднес его к шее Мадлен. Она замерла на дрожащих ногах, округлив глаза. Он упивался ее испуганным взглядом. Лицо мужчины озарилось жестокой улыбкой, а холодная сталь скользнула вверх, коснувшись уха. Она невольно моргнула. Быстрым движением он перерезал ленту, удерживавшую чепец и ее прическу. Он запустил в пряди пальцы и стал расплетать их, нещадно дергая на затылке. Янтарные волосы девушки распустились, опав длинными прядями. Он схватил ее за талию и прижал к себе.
Она оттолкнула его и в порыве крепко хлестнула по щеке.
Он отступил, не веря случившемуся.
Мадлен, осознав всю тяжесть нанесенного ему оскорбления, поднесла ладонь ко рту.
В его прозрачном взгляде вспыхнули молнии. Он был красив, словно принц, но лицо вдруг стало лицом убийцы.
Она увильнула, пытаясь сбежать, но он схватил ее сильной рукой.
– Как же, Монтгомери, снова бегаем за прислугой? – рассмеялся женский голос.
Мадлен застыла.
«Монтгомери! Этот человек – Монтгомери!»
Белый всадник, арестовавший Анна де Бура посреди заседания, – это он!
– Вовсе нет, ваша светлость, я действовал в ваших интересах, – сказал он.
Мадлен без труда узнала Диану де Пуатье в сопровождении приближенных. Картины Франсуа Клуэ, при всем сходстве, не могли сполна передать ее неземной красоты. Она была так воздушна, что, казалось, парила над дощатым полом, взирая на всех как спустившаяся с Олимпа богиня. Мадлен мечтала увидеть ее во плоти, однако не в подобных обстоятельствах.
– Неужели, граф? – спросила герцогиня.
– Я слышал, вы ищете волосы для прически.
– Не знала, что вы настолько осведомлены о дамах.
– Лишь о лучших из них, сударыня.
Диана улыбнулась ему с хитринкой.
– Давайте, показывайте вашу находку.
Он сжал Мадлен выше локтя, точно тисками, и толкнул, растрепанную, к герцогине.
Приближенные восхищенно зашептались.
– Вы правы, Монтгомери, жаль оставлять такую красоту на голове беднячки, – согласилась Диана де Пуатье.
Она хлопнула в ладоши.
– Пусть пошлют за моим парикмахером.
– С такой гривой впору звать конюха, который лошадей стрижет, – воскликнул Монтгомери, вызвав общий смех.