Сидя на шелковом покрывале, королева сжимала руку супруга так, что пальцы побелели. Она кивком подала фрейлине знак. Луиза прогнала любопытных, оставив лишь Клодину. Из передней доносились шепот и обрывки голосов. Она приказала стражнику плотно запереть двери.
Королевский врач перешел к первой помощи: яичный белок и розовая вода. Но когда на глаз капнул уксус, Генрих II вскрикнул и выгнулся.
– Сир, это ради вашего блага. Нам нужно будет вытащить обломок.
Король, не в состоянии говорить, едва заметно кивнул. Врач подозвал цирюльников. Со всей возможной осторожностью они попытались извлечь острый кусок копья, вошедший под бровь, но король взвыл от боли.
– Довольно! – приказала королева.
Они замерли и оглянулись на государыню.
К ней подошел убеленный сединами мужчина в черном.
– Я прибежал так быстро, как только смог, – сказал Амбруаз Паре. – Позвольте мне осмотреть раненого.
Луиза не сдержалась и отшатнулась. Она бы ни за что не доверила свою жизнь еретику. Разумеется, слава Амбруаза Паре была огромна. Он отточил хирургическое искусство на полях сражений и умел останавливать кровотечения, которые прежде считались смертельными. Многие раненые воины были обязаны ему жизнью. Так что, даже будучи гугенотом, он заслужил личное покровительство короля. И королевы.
– Извольте, сударь, – уступила королева, отходя от постели.
Луиза отвернулась, зарывшись носом в платок, тогда как Клодина, напротив, подошла ближе, наблюдая за осмотром.
– Ужасная картина! – прошептала она.
Луиза невольно взглянула. Пол-лица у монарха вздулось и стало темно-бордовым. Но хуже всего было то, как искривились от боли благородные черты Генриха II. Амбруаз Паре осторожно ощупал плоть вокруг раны. Выражение страдания на лице раненого ничуть его не впечатлило.
«На войне он, должно быть, видел и того хуже».
Закончив, хирург повернулся к королеве:
– При всем уважении, государыня, нужно это сделать. Не освободив глазницу, мы не увидим всей раны. Если задет мозг, придется трепанировать.
– Трепанировать? – воскликнула Екатерина. – Вы, сударь, лишились рассудка?
– Нет, государыня. Эта операция была известна еще в античной Греции. Сам Гиппократ прибегал к ней, что дает некоторую надежду.
– Но каковы риски, господин хирург? – язвительно спросил королевский врач.
– Разумеется, риски остаются, однако если мы вовсе ничего не испробуем….
Он не закончил фразу. Екатерина сделала глубокий вдох:
– Вы знакомы с этой процедурой, господин Паре?
– Операция это редкая, хвала Небесам!
Он тут же прикусил губу, осознав бестактность.
– И вы, насколько я знаю, не грек.
Хирург покачал головой, с досадой это признавая.
– Тогда, сударь, вам нужно будет попрактиковаться, – сказала королева.
– Как, государыня?
– Возьмите приговоренных к смерти, сколько потребуется, и немедля приступайте.
– Вы дозволяете мне опыты с посмертным вскрытием?
– Вам дозволяется все, лишь бы вы спасли моего супруга. Кто-нибудь из моих людей сопроводит вас.
– О, у меня уже есть ассистент! – возразил Амбруаз Паре.
– В таком случае мы будем наблюдателями, – постановила королева.
Луиза чуть успокоилась: королева не собирается полностью передавать бразды этому невысокому мужчине в черном. Амбруаз Паре обратился к королевскому врачу:
– Желаете ли присутствовать?
– Ни в коем случае! – выпалил тот, сморщившись от отвращения. – Ваши методы, сударь, нарушают божественный порядок.
Екатерина Медичи гневно вздохнула.
– Ну же, я ведь не могу идти сама!
– Государыня, мой долг – оставаться подле монарха, – оправдывался первый врач.
Луиза наклонилась к королеве.
– Почему не послать Клодину, государыня?
Екатерина остановила взгляд на молодой женщине, увлеченно созерцавшей раны короля.
– Что вы, она ведь еще ребенок! А вы, дорогая Луиза? O Dio, вы едва держитесь на ногах. Оставайтесь здесь, если вам станет плохо, пользы от вас не будет. Эх, проклятый Нострадамус, еще и отклонил мое приглашение на свадьбу!
– Он стар и болен, государыня.
– Вот невидаль! В былые времена ради своей королевы умирали.
– Однако, государыня, он передал, что уже несется со всех ног.
– Но будет ли Генрих еще с нами? – проговорила королева слабым голосом. – Амбруаз Паре – единственный наш шанс.
– Значит, нужно послать Клодину, – настояла Луиза.
Королева повернулась к юной баронессе де Рец.
– Решено, – сказала она. – Клодина!
Баронесса вздрогнула, потом присела перед королевой в реверансе.
– Встаньте, мое дитя. Вам выпадает честь поучаствовать в спасении моего супруга, короля Франции. Вы все расскажете мне своими словами, поскольку, боюсь, лексикон господина Паре доступен лишь его коллегам по ремеслу.
Луиза наклонилась к уху Клодины:
– А главное, он еретик. Проследим, чтобы он старался спасти короля, а не добить.
Амбруаз Паре поклонился королеве и удалился в сопровождении Клодины.
– Остается лишь молиться, государыня, – вздохнула Луиза.
– Что станет с королевством, Луиза, пока король выздоравливает? Мой бедный Франциск совсем не готов, он еще так юн. Со всех сторон на него посыплются прошения, вопросы.
– Он придет за советом к Вашему Величеству, – заверила ее фрейлина.
– Да, но я не могу оставить Генриха, – сказала королева, крестясь. – Пусть позовут моего сына, наследника престола, а также герцога де Гиза.
– Герцога де Гиза? – встревожилась Луиза.
– Да, пока что нужно, чтобы свершилось правосудие. На кону честь короны.
«Герцог в передней, он арестует Габриэля!»
– Слушаю, государыня, – поклонилась Луиза.
Не дожидаясь позволения идти, она устремилась прочь из комнаты.
Клодина
Крик.
Крик приговоренного, которого ввели в глухие подвалы Бастилии, ниже уровня Сены. Лязг сковывавших его цепей разносился по тесному, плохо освещенному залу с таким же горбатым, как узник, сводом. Он споткнулся, но стража грубо подняла его на ноги. Выглядел и пах он омерзительно. Клодина едва не лишилась чувств от отвращения. Она поискала, где сесть, ощупала руками длинные ледяные стены, оттолкнувшие ее обратно к огромному камину. Амбруаз Паре пододвинул ей скамью, на которую она упала, прикрывая ладонью рот, чтобы праздничный пир не вышел наружу. Когда узника вывели на середину, она, чтобы отвлечься от запаха, сосредоточилась на том, как скрежещут по полу кандалы. В складках на шее приговоренного чернела грязь, от нее же веки были будто в призрачном темном гриме. Из-под грубой ткани выпирали ребра. Клодина задумалась, какое преступление привело его в королевский застенок. Стражники отпустили его. Он упал на колени, часто дыша.
– Пить, – взмолился он хрипло.
Сердце у Клодины сжалось, и она оглянулась на хирурга.
– Дайте ему воды.
Амбруаз Паре старательно выстругивал кусок копья, чтобы воспроизвести тот, что вонзился королю в глазницу.
– Ни в коем случае, сударыня. Подопытный должен быть в том же состоянии, что и наш порфироносный больной. Это ключевое условие.
Приговоренный поднял взгляд. Его глаза поразили Клодину. Карие, они искрились жизнью, которой не осталось в его теле, подобном дряблой тряпке. Как жаль, что скоро один из них придется выколоть. Какой? Они чуть различались. Правый: нужно, чтобы был тот же, что у монарха. Она пожалела, что не может оставить его себе, как симпатичный камешек для коллекции. Она представила, как начинает собирать самые красивые мужские глаза, которые ей встречались. Надо будет расспросить хирурга, что он думает о возможности такого предприятия. Она замечталась об ожерелье в тысячу полутонов, от сапфирной синевы до изумрудного.
– Свяжите его как следует, – распорядился хирург.
Клодина заметила, что узник все не сводил с нее отчаянного взгляда. Она вздохнула, желая, чтобы эксперимент начался поскорее.
Стражники подняли тело в лохмотьях и привязали его к закрепленному на бревне седлу. Когда на голову приговоренному надели шлем, он начал кричать и размахивать руками, как одержимый.
– Сколько шума! Заткните ему рот, господа. Незачем подвергать даму таким неудобствам.
Стражники сняли стальной шлем. Глаза приговоренного были круглы от страха. Слезы и черный пот прожилками стекали по лицу. Ему сунули в рот большой грязный лоскут, и голова вновь скрылась в металлическом колпаке. Грудь его вздымалась от сдавленных стонов.
Амбруаз Паре взвесил на ладони кусок копья. Клодина посмотрела на него скептически.
– Вы раньше состязались на копьях, сударь?
– Вовсе нет, сударыня, – рассмеялся хирург.
– В таком случае лучше доверить задачу хотя бы кому-то из солдат.
– Вы правы, сударыня. Какой же я дурак! Господа, кто из вас примет на себя эту честь? – спросил Амбруаз Паре стражников.
Клодина следила за происходящим, решив, что, если они не справятся, она возьмет все в свои руки. Как-никак, королева на нее рассчитывает.
Луиза
Луиза миновала гудящую от придворных переднюю дворца де Турнель, лишь кивком головы отвечая на волны вопросов. Наконец она оказалась снаружи.
Закат разводил на горизонте над Бастилией золотые и кроваво-алые краски. Надвинув капюшон, Луиза прошла по кишащей людьми улице Святого Антония. Ристалище разбирали. По другую сторону оруженосцы чистили лошадей, перевязывали им раны и окропляли водой, чтобы освежить. Зной почти не утих, несмотря на поздний час.
Луиза скользнула под зрительские помосты и оказалась в деревянных комнатках, устроенных для тех, кто состязался. Шелковые туфли увязали в земляном полу. Здесь было пусто. Спустившись еще, она оказалась в последней комнатушке под одной из триумфальных арок, увенчанных лавровыми венками.
«Да уж, не день, а сплошной триумф!»
Монтгомери сидел на скамье и успел снять кольчугу, а теперь с озабоченным видом надевал камзол. Паж помогал ему с сапогами.