на насладился бы каждым мигом их объятий, которые длились бы, пока он не пресытится. Зачем она скрывала, что хранит себя для него? Эх, знай он это, с какой бы негой он кончил! Все его тело налилось ни с чем не сравнимым чувством собственной силы. Да, он вернется, и не только чтобы защититься от чудовищных обвинений, которые ему предъявляют, но и чтобы закончить начатое с Луизой. В конце концов, она – единственная виновница произошедшей путаницы, из-за которой он теперь зол. Если бы она предупредила о своем девстве и не торопила его так с отъездом, то он не стал бы подстегивать свое вожделение, не слушал бы шпор времени. И она бы тогда не отбивалась. В конце концов, это же была их игра все последние годы. Он в этом убежден. Всем женщинам нравится играть в невинных девиц, чтобы приятнее было уступать натиску того, кто их покорит.
«А что, если Луиза не играла?»
В памяти вспыхнул ее взгляд, полный ненависти: возможно, она не сразу простит ему излишний пыл. С ней тоже придется объясниться.
От этой мысли злость усилилась. Он ускорил шаг: пора было бежать.
Клодина
– Сударыня, у вас запачкано платье! Вы не можете вернуться в таком виде.
«Ну и пусть!»
Она все равно терпеть его не могла. Подарок супруга.
Когда несчастный случай с королем воспроизводили на узниках, она не стала отходить, как и во время вскрытия.
Разглядывая пятно на платье Клодины, Амбруаз Паре пришел в глубочайшее замешательство. По его настоянию они прошли туда, где в морге было устроено место для мытья.
Какой-то мускулистый юноша выливал в пробитую в полу дыру ведро крови.
– Этим мог бы заняться ваш подручный, – заметила она.
Амбруаз Паре помог Клодине сесть на каменный край.
– Простолюдин не может прикасаться к даме вашего ранга.
К сожалению, он был прав. Вздохнув, она устроилась на краю, а хирург опустился на колени и стал омывать водой подол ее платья. Ей было неловко видеть у своих ног мужчину с такой славой. Его прикосновение пробудило в ней какое-то новое чувство. У нее вырвался вздох. Он с тревогой поднял голову.
– Вам нехорошо, сударыня?
– Нет, сударь, продолжайте.
– Сударыня, вы так удручены. Я не должен был соглашаться на то, чтобы вы присутствовали при опытах.
– Я не оставила вам выбора, – напомнила она.
Он поднял на нее взволнованный взгляд. Она рассмеялась.
– Вам не отрубят голову из-за пары кровяных пятен!
Хирург, похоже, не разделял ее мнение. Он старательно тер подол куском мыла. Его запах примешивался к трупному духу. Но мертвецы ее не пугали. Мертвый человек куда безобиднее живого. Ей вдруг представилось лицо мужа.
– Вы могли бы продолжить опыты на других приговоренных, – сказала она с упреком.
– Как вы сами наблюдали, я вскрыл уже шесть голов, и выводы неоспоримы.
– Если вы не против, я бы хотела еще раз взглянуть на мозг третьего. Мне показалось, когда глаз удалили, он был задет меньше остальных.
– Безусловно, сударыня. Однако тот узник утратил всякую возможность изъясняться.
– Но остался жив.
– Порой – да простит меня Господь – бывает лучше умереть, чем оставаться в живых.
– Пожалуй, – вздохнула она.
Клодина представила голову своего мужа без глаза, молчащую. На губах проклюнулась улыбка.
Кусок мыла выскользнул из рук хирурга, и он шарил под водой, ища его. По неосторожности он схватил ее лодыжку. Она вздрогнула. Он встревоженно посмотрел на нее.
– Приношу вам свои смиреннейшие извинения, сударыня.
Приступая к чистке ее платья, он со всеми мыслимыми предосторожностями старался не коснуться ее ног. Жаль, подумалось ей вдруг.
– Всегда пожалуйста, сударь.
Он отыскал мыло и продолжил начатое.
Наконец она встала, отряхнув юбки. Кровавое пятно едва потускнело.
«Хорошей прачки из него не выйдет».
– Подойдите ближе к огню, сударыня, чтобы ткань высохла.
– Отвернитесь, – скомандовала она.
Он послушался, вытирая руки красной от крови тряпкой. Она задрала платье над печью и спросила, указывая на остывающие на кирпичах щипцы:
– Мне было бы любопытно присутствовать при допросе: узнать, как ими пользуются.
– Мне будет трудно удовлетворить вашу просьбу, – ответил он, смутившись. – Я не палач. Пойдемте, нам нужно скорее отчитаться королеве.
Луиза
Крепкая рука служанки Фанфи драила госпожу с головы до ног, пока кожа не покраснела. Потом Луиза вышла из ванны, дала себя одеть и с долгим вздохом устроилась в кресле перед камином.
– Дай мне то платье, – приказала она служанке, которая собиралась унести его стирать.
Она взяла его и, на глазах пораженной Фанфи, осторожно уложила на горящие угли, как будто это был человек. Стоя, она завороженно смотрела, как великолепное парадное платье корчится на импровизированном костре точно живое, унося с собой все, чем горела прежняя Луиза.
– Госпожа, вас спрашивает юная девушка.
– Кто такая? – спросила Луиза, не отрывая взгляда от очага.
– Говорит, ее зовут Мадлен.
Услышав имя, Луиза вышла из оцепенения.
– Ну конечно, Мадлен.
Обернувшись в шелковую накидку, она подошла к девушке, которая испуганно восхищалась роскошью комнаты. Она грубо схватила Мадлен за запястье, так что ногти впились в кожу. Глаза ее метали молнии.
– Мадлен, ты все еще хочешь быть в моем распоряжении, верно?
«А разве я не в ее распоряжении с тех пор, как мне срезали волосы?»
– Разумеется, сударыня.
– Тогда слушай внимательно. Следуй за графом Монтгомери, который сейчас выйдет из дворца, и не теряй его ни на миг. Я хочу, чтобы ты стала его тенью. Докладывай мне обо всем, что он будет делать.
– Но как, сударыня?
Такой ответ огорчил Луизу.
– Найди способ, любой.
Затем она повернулась к своей служанке.
– Фанфи, сундук из-под моей кровати.
Старая женщина удивленно замешкалась.
– Живо!
Служанка опустилась на четвереньки и быстро вытащила сундучок. Не спуская недоверчивых глаз с незнакомки, Фанфи вынула из-за пояса ключ и открыла его. Мадлен еле сдержалась от того, чтобы вскрикнуть, – столько золотых лежало внутри.
– Фанфи, выдай ей немного мелочи. Так у тебя будут деньги на расходы, – объяснила Луиза.
– Хорошо, сударыня, – отозвалась Мадлен. – Но предупредите мою мать и брата о том, что неизвестно, когда я вернусь домой.
– Да, я позабочусь о них, пока тебя нет.
– Семейство Л’Этуаль, Медвежья улица.
– Торопись, а то его упустишь! – сказала Луиза, выталкивая ее вон.
Мадлен
Мадлен оказалась снаружи, перед запертой дверью, так же быстро, как вошла. Она взвесила кошелек на ладони, и звон усладил ее уши. Она улыбнулась с легким сердцем.
«А что, если оставить все себе?»
Наверняка там хватит оплатить все долги отца. Если отнести этот кошелек приставу, она сможет вернуться к прежней жизни. Может быть, там даже останется довольно экю, чтобы оплатить Пьеру учебу. Никто не узнает, откуда такое богатство, она придумает что-нибудь про наследство. Когда людям дают деньги, они не особенно придирчивы.
Конечно, Луиза де ла Беродьер будет разочарована, даже придет в ярость, но для фрейлины королевы эти монеты не имеют большого значения, и фрейлина не станет унижаться до того, чтобы посылать королевскую стражу за мелкой воровкой.
«Воровка!»
Слово хлестнуло ее вдруг.
Если ее схватят, то клеймят каленым железом, бросят в темницу, а то и отправят служить блудницей для солдат в походных лагерях или для каторжников в Америках. Брата с матерью тоже приговорят.
Но хуже всех бед, на которые только могут ее обречь, станет печать бесчестья в собственном сердце – вот что представилось ей невыносимым. Она готова была продать за деньги свое тело, но не душу. Ведь если станет воровкой, то потеряет не только свободу – она потеряет честь.
Не говоря уже о том, что Луиза де ла Беродьер удостоила ее доверием. И вряд ли приближенная королевы удостаивает им всех подряд. От такого дара, куда драгоценнее, чем оттягивающий руку кошелек, Мадлен вдруг почувствовала себя выше. Плечи у нее распрямились, и в груди вдруг вспыхнуло жгучее желание показать себя достойной возложенных на нее надежд.
Она живо засеменила вниз по лестнице и выбежала из дворца де Турнель.
«Хоть бы граф не ушел далеко!»
Габриэль
Не успел Монтгомери отойти от дворца де Турнель и на шаг, как вдруг появилась Диана де Пуатье, за которой следовал по пятам личный парикмахер, ловким движением поправлявший ее спадавшие на шею пряди.
– Друг мой, как кстати я вас встретила. Я едва успела переодеться и сразу поспешила к постели моего дорогого Генриха. До меня доносятся безумные слухи, будто бы королева намерена отказать мне в том, чтобы войти в его спальню, вы представляете?
– Сударыня, меня ждет крайне срочное дело.
– Что может быть важнее раненого короля? Пойдемте, вы проводите меня и проложите мне путь. И Генрих не будет страдать, видя, как королева меня унижает.
Она жестом отослала парикмахера и властно взяла Монтгомери под руку.
– Идемте.
Против собственной воли граф двинулся обратно ко дворцу.
«Как бы от нее избавиться?»
Рисковать и возвращаться во дворец он не мог. Если она боялась унижения, ему грозила потеря свободы. Он не мог представить, как его собственные люди бросают его за решетку. И вообще, станут ли они слепо слушаться герцога де Гиза?
На входе лейтенант заметил его и приветствовал по-военному. Значит, официально еще не объявлено, что он в опале. Нужно этим пользоваться. Он жестом подозвал стражника, и тот спешно подошел.
– Лейтенант, ее светлости необходимо видеть короля.
Стражник, казалось, смутился.
– Господин капитан, у Его Величества сейчас королева и герцог де Гиз.
– Проводите ее светлость к королю. Немедленно!
Стражник поклонился и подал фаворитке руку.