– Я приду просить об этом вашего отца, лишь если получу на то ваше согласие.
– С сожалением должна вам сказать, что мой отец рассчитывает на более состоятельного претендента.
– Счастью не нужно богатство, мадемуазель.
– Верно, однако и богатство от счастья не родится. Хотя вы и казначей де Гизов, вы считаете лишь чужие монеты.
– Вы, мадемуазель, очень требовательны.
Она скрестила на груди руки.
– Ну а как же иначе? Я достойна лучшего.
– Сего я не отрицаю. К слову об этом, понравилась ли вам дичь под соусом, которую подавали на пиру?
– Я не притронулась к ней и не стану.
– Почему же?
– Представьте, что это блюдо придется мне по вкусу, нет – что я буду без ума от него, и как же мне после раздобыть его, чтобы порадовать свой язык? Или вы, сударь, возьмете это на себя?
– Увы, это блюдо с королевского стола, и я не имею счастья располагать таким сокровищем.
– Вот! С вами мне придется довольствоваться голубями и, может, синицами в счастливые дни.
– Я умею охотиться, мадемуазель.
– Я тоже, и в этом отношении ни в ком не нуждаюсь.
Он взял ее руку.
– Пустите, ну же, не устраивайте спектакля на людях. А то вы как голодный волк, прямиком из леса.
– Просто ваша красота, мадемуазель, обостряет голод.
Такое признание добавило ему уязвимости. Желание, которое она будит, вновь расшевелило в ней чувство власти. Она заставит его томиться, будет требовать бесчетных испытаний ради каждого благосклонного взгляда.
– Я заметила, что волки при дворе выходят стаей.
– Конечно, однако у каждой стаи есть вожак, – сказал он, сверкнув глазами. – И если Бог призовет к Себе короля, мой господин, герцог де Гиз, обретет еще большее влияние. Он все-таки дядя Марии Стюарт, которая станет тогда королевой Франции. И я, покорный ваш слуга, умножу свое состояние.
– Выходит, сударь, вы желаете смерти монарха?
– Боже упаси, мадемуазель, вовсе нет! – воскликнул он, крестясь. – Напротив, я молюсь о его выздоровлении, однако пути Господни неисповедимы. Нам нужно готовиться к худшему. И если этому суждено случиться, то извлечь из него лучшее.
Изабо улыбнулась.
– Если, к несчастью, король скончается от своих ран, согласитесь ли вы вновь рассмотреть мою просьбу? – продолжил Флоримон.
– Скажем, я буду готова подумать…
«Если король скончается, Флоримон станет секретарем у дяди французской королевы».
К тому же, если подумать, Изабо он начинал весьма нравиться.
Екатерина Медичи
– Государыня, господин Амбруаз Паре просит аудиенции.
Екатерина, истово молившаяся у постели короля, встала.
– Пусть войдет.
Лакей открыл дверь в переднюю, откуда его тут же стали окликать толпы просителей, желающих видеть королеву. Последняя, заметив Амбруаза Паре в сопровождении Клодины де Рец, с облегчением отошла назад. Поклонившись, хирург направился к королю и потрогал пульс.
Екатерина подошла, и он отвел ее в сторону.
– Понадобятся ли мне услуги баронессы де Рец, чтобы перевести ваши слова?
– В том нет нужды, – ответил хирург мрачно.
Она, тревожась, заговорила тише:
– С чем же вы пришли? Вы сможете его спасти?
– Практические опыты на приговоренных привели к неумолимому выводу, государыня.
– Скольких вы спасли?
– Увы, ни единого, – ответил он, глядя в пол.
– Вы хотите сказать, что мой супруг, король…
– Государыня, там, где являет себя воля Господа, моя наука уже бессильна.
Екатерина пошатнулась, точно пораженная громом. Однако то, чего мы страшимся, ранит нас с еще большей жестокостью. Клодина поспешила поддержать ее и усадить в ближайшее кресло.
Нет, если уж оставалось уповать лишь на Бога, Екатерина поступит так, будто Он ее слышит. Она быстро встала и преклонила колени на молельной скамеечке перед супругом, погрузившись в молитву, в которой ее единение с Творцом то и дело нарушалось упреками.
Амбруаз Паре только что разрушил ту малую веру в медицину, какая у Екатерины оставалась. Если он, лучший из хирургов, потерял надежду, то никто из его коллег ее не вернет.
Ей следовало бы дождаться Нострадамуса и его знахарей. Ну и пускай бы муж вновь потешался над ней – хотя в его состоянии он уже не в силах ни над чем подтрунивать. Не нужно было ей покоряться желаниям короля, его советников и священства.
На кону была его жизнь, его, бедного Генриха, а Нострадамус разбирается в науках о человеке, ведь изучал медицину в Монпелье одновременно с Рабле. Конечно, оба затем выбрали иные пути, но у Нострадамуса с тех времен остались обширнейшие познания, ему даже знакомы средства, о которых врачи не ведают. Разве не предсказал он смерть короля?
«О Dio!»
Уже поздно, она никогда себе этого не простит. С вечера Генрих приходил в сознание все реже, и лишь на краткий миг. Она надеялась, что Амбруаз Паре вернется с хорошей вестью, но чуда не случилось: Генрих был обречен.
Вдруг она ощутила, как под ее ногами разверзается пучина рока. Она обмякла на молельной скамье. Что ее ждет? До сих пор все ее дни были похожи, определены распорядком короля. За пару мгновений жизнь ее из скучной рутины превратилась в опасное и неясное грядущее.
«Защити меня, Господи, и всех моих детей. Теперь у них осталась лишь я».
Луиза
Луиза появилась в спальне короля, пребывавшего в агонии. Кружевной воротник она подняла до самого подбородка, чтобы прикрыть синяки на шее, там, где ее касались руки Монтгомери. Тело короля, изредка сотрясаемое судорогами, чернело на фоне окна с факелами по обе стороны. Луиза перекрестилась и опустилась на колени рядом с королевой, напротив кардинала Лотарингского и придворных. Королевские дети ждали, ерзая на покрытой бархатом скамье.
– Луиза, наконец-то вы здесь! – прошептала королева. – Я боялась, что вы отправились в монастырь, не простившись со мной.
Луиза вдохнула всей грудью. От запаха ладана на миг закружилась голова. Он был приятнее гнилостного зловония, исходившего от тела в постели. Она никогда не признается, что больше не чувствует себя достойной войти в монашескую обитель.
– Вовсе нет, государыня, – только и сказала она.
– Вы решили дождаться смерти короля. Я признательна вам, Луиза.
– Это мой долг, государыня.
Грязь можно смыть лишь отмщением. И путь к нему вдруг увиделся ей важнее долга фрейлины. Хуже: она готова была пользоваться своим положением ради этой неутолимой жажды. Луиза наклонилась к Екатерине.
– Государыня, граф Монтгомери бежал как трус.
– Знаю, его предупредили, – ответила королева.
Ногти Луизы впились в ладонь.
– Ваше Величество знает, кто именно?
– Нет, к несчастью, ему удалось ускользнуть от герцога де Гиза.
Луиза негодующе выпрямилась.
– И вы, государыня, позволите ему уйти?
Екатерина взглянула на нее удивленно.
Услышав свой голос, Луиза поняла, что вышла за рамки дозволенного. Подавляя гнев, она вновь молитвенно сложила руки.
– Нужно придумать, как сделать так, чтобы преступник не остался на свободе.
– Не тревожьтесь, безнаказанным это преступление не останется. Герцог де Гиз поднял всех своих людей на его поиски. Но я также должна защитить своего сына Франциска, который скоро станет нашим новым королем. И остальных детей тоже.
– Защитить от кого?
– От де Гизов, гугенотов, Англии… – прошептала королева.
– Госпожа, я должна сообщить вам, что окончательно отказываюсь от мысли удалиться от мира. Даже после смерти короля. Мой долг – быть подле вас на том новом пути, что перед вами открылся.
Екатерина взглянула на Луизу, и глаза ее блеснули искренней радостью.
– Спасибо, – сказала она просто, вновь погружаясь в молитву.
Луиза была так утомлена, что могла бы тут же уснуть, но это было непозволительно. Королева рассчитывает на ее силу, наделяя ее сразу и ответственностью, и властью. Остаться в положении фрейлины – как нельзя лучше для поисков Монтгомери. Ничто не помешает ей на пути к отмщению.
Бдение затягивалось. Когда же король отдаст дух? Весь дворец задержал дыхание, как и все королевство, выжидая похоронный звон, чтобы вздохнуть снова. Но час еще не пробил.
Екатерина Медичи встала, взяла лежавшее на покрывале лебединое перо и поднесла его к губам умирающего. В полной тишине она всматривалась в него пристально, как и присутствующие. Пух слегка дрогнул. По комнате прошел тяжелый вздох. Королева положила перо обратно и заняла прежнюю позу.
Ночь тянулась бесконечно. Кардинал Лотарингский однозвучно читал псалмы, и его голос баюкал Луизу. Ему принесли записку. Он сорвал печать и, нахмурившись, пробежал глазами послание. Затем сунул письмо в карман и, даже не простившись с королевой как подобает, исчез.
Екатерина Медичи многозначительно взглянула на Луизу. Говорить было не нужно. Поклонившись королеве, она вышла следом.
Клодина
С тех пор, как Клодина прибыла в Париж, ее мать всячески старалась не оставаться с ней наедине. Но теперь, когда весь двор разбрелся – кто караулить вести о здоровье короля, кто расставлять фигуры для будущей партии, когда трон перейдет наследнику, – Клодине удалось проследовать за матерью до ее спальни.
– Что вам нужно, дочь? Я устала и направляюсь в постель.
Клодина вытолкнула служанку за дверь, захлопнула ее у той перед носом и тогда только повернулась к матери.
– Я пришла выслушать вас, сударыня. Расскажите, кто мой истинный отец.
– И вы правда шли за мной ради этого?
– Ради этого я приехала на королевскую свадьбу.
Мать Клодины отвернулась налить себе вина.
– Я ничего не могу вам сказать.
– Я покорилась вам, вышла замуж за барона, и теперь вы должны мне правду.
– Вы разве не поняли? Это не только моя тайна.
– Какая разница, отец… то есть ваш муж уже мертв.
– Но Господь смотрит на меня.
– Должна ли я пообещать не домогаться ничего у моего настоящего отца?