– Вы еще были слишком юны, Луиза, но я помню, в какое смятение пришел двор, когда я придумала эти седла-амазонки. К большому неудовольствию Генриха, все видели мои ноги.
Вспомнив это, Екатерина искренне рассмеялась.
– Об этом, государыня, толкуют до сих пор. Как и об изобретенных вами cаlzoni!
– Я приказала, чтобы они спускались до колен, потому что иначе ветви деревьев хлестали так, что по возвращении бедра у меня были исполосованы в кровь.
– Так значит, это не для того, чтобы скрывать ваши ноги от чужих взглядов? – спросила Луиза, заканчивая туалет королевы.
– Вовсе нет, дорогая! Но я поддержала эту легенду.
Обе они посмеялись.
– Хотела бы я, чтобы мне их подвязывал король.
– Наследник, ваш супруг?
– Нет, его отец, – спокойно уточнила Екатерина.
– Франциск Первый?! – воскликнула Луиза.
– Да, и мне нравится думать, что он тоже нашел бы это приятным, – прибавила она со вздохом. – Он заботился обо мне больше, чем его сын.
– Вашему Величеству не стоит жить в сожалениях о прошлом.
– Мне это и не близко! Знаете, Луиза, я застала Флоренцию в ее золотые годы, изведала горечь изгнания. Были и надежды, когда выходила замуж за короля, и унижение оказаться второй, уже будучи супругой. И мерзость плотского соития, сменившаяся тоской. Я изведала муки родов, обещанные Господом; сам Он явно не женщина, иначе не вынес бы такой несправедливый приговор. Все это, к счастью, позади. И я смотрю лишь в будущее.
– Я тотчас же займусь подготовкой вашего сорокадневного траура, государыня.
– Нет, Луиза. Хотя моему Франциску и пятнадцать, он еще слишком молод, чтобы править. Вы видели, как он смотрит в рот своей супруге?
– Возможно, государыня, однако у Марии Стюарт больше зрелости.
– Но недостаточно, чтобы править королевством, Луиза. К тому же через нее де Гизы вхожи в покои короля. И, пригубив королевский кубок, они на этом не остановятся.
– Де Гизы понимают в делах государства. Как-никак их сестра – королева-регент в Шотландии.
Екатерина Медичи раскрыла черный кружевной веер.
– Мой сын Франциск подобен мне: он желает, чтобы королевство жило в мире – и подданные-католики, и гугеноты. А де Гизы – нет.
– А что, если де Гизы правы?
– Новый король должен стать поводом для согласия, а не размолвки между подданными.
– Уверены ли Ваше Величество, что гугеноты разделяют те же надежды? Не боитесь ли вы, что они потребуют себе свой кусок, вплоть до свободы вероисповедания?
– Если такая мысль посетит их умы, нужен будет кто-то имеющий вес, кто их охладит. У де Гизов же теперь развязаны руки, и они не оставят мне никакой власти, кроме как выбирать, что подадут к королевскому столу.
– Не забывайте, государыня, что есть еще Монтгомери.
– Монтгомери, будь он проклят! Герцог де Гиз послал за ним отряд, но я знаю от надежных людей, что сделал он это лишь для очистки совести. Ему сейчас важнее продвигать свою политику в Королевском совете.
Королева помахала веером.
– Неужели я одна хочу торжества правосудия? Это мой долг королевы перед Генрихом.
– Мне это так же важно, как и вам, государыня!
Екатерина воззрилась на камеристку, удивившись пылу в ее тоне.
– Ах, если бы у меня была собственная гвардия, я бы лично послала в погоню целый эскадрон.
Луиза расправила плечи.
– Вы можете, государыня.
Екатерина отложила веер.
– Что вы хотите сказать, Луиза?
– Если вы доверяете мне, я могла бы найти фрейлин, которые будут столь же преданы вашему делу, как и я, – сказала она с многозначительным взглядом. – Они полетят точно бабочки с цветка на цветок и соберут сведения. Так у вас будет ваш эскадрон.
– Летучий эскадрон, что ж, задумка мне нравится. Но как вы доставите Монтгомери сюда? Ведь, бедная моя Луиза, под вашим началом будут лишь женщины.
– Мы можем задействовать и доверенных мужчин. Набрать их из числа стражи невозможно, тем более что некоторые, вероятно, по-прежнему верны своему капитану. Душой они остаются преданы той мужской дружбе, с какой относился к ним Монтгомери, пока это не нарушает их служебного и иного долга. Зато наемники подойдут.
Королева покачала головой.
– Нет, Луиза, повторяю: сама мысль мне нравится, но она остается чистой фантазией. Никакой полицейской власти у меня нет, а траты моего дома полностью подотчетны Королевской казне. Однако вы можете набрать девушек и добыть через них сведения. Если вам удастся выяснить, где укрылся Монтгомери, де Гизам придется послать туда солдат. Но имейте в виду, им потребуются доказательства. Словом, Луиза, я полностью доверяю вам снарядить этот летучий эскадрон. А я, в свою очередь, просто не могу себе позволить сорокадневное уединение.
– Но ни народ, ни двор не поймут, если вы откажетесь чтить традицию траура.
Екатерина улыбнулась.
– Не беспокойтесь, я буду чтить ее так, как они и не думали.
Она сняла с пальцев кольца и встала, чтобы собственноручно убрать их в шкатулку, затем достала оттуда золотое кольцо с гранатово-красным кабошоном и залюбовалась на него в лучах солнца.
– Этот рубин носила моя умершая в родах мать. Отец, который, без сомнения, любил ее истинной любовью, не пережил ее смерть. Я никогда не решалась носить его, думая, что он меня старит. Но теперь пришло время для него.
Решительным движением она надела кольцо на правый указательный палец и повернулась к Луизе.
– Я хочу и повелеваю перекрасить всю мою одежду в черный, и пусть занавески и ткань обоев во всех моих покоях заменят, чтоб они стали того же цвета.
Вновь встав перед зеркалом, королева-мать надвинула на лицо черную вуаль, скрывая не слезы, но улыбку…
Франсуа де Гиз
– Дяди! Какая радость вас видеть!
Мария Стюарт вышла навстречу герцогу де Гизу и кардиналу Лотарингскому.
– Вы очаровательно выглядите, дорогая племянница, – сказал Франсуа.
Мария взяла из рук фрейлины зеркало и внимательно себя осмотрела. Ее траурное платье все сверкало от жемчугов и бриллиантов.
– Хотите сказать, что траур мне идет? – спросила Мария, взглянув лукаво.
Она отошла, чтобы увидеть себя в полный рост.
– Моему облику кое-чего не хватает, – сказала она, разводя руками. – Знаю! Мадам де Сен-Андре, где мой олененок?
– Он на воздухе, Ваше Величество, – ответила фрейлина.
«Величество…»
Франсуа заметил, как при упоминании нового титула в глазах Марии мелькнуло выражение гордости.
– Я хочу, чтобы он был в моих покоях. Сходите за ним.
– Это все-таки зверь, государыня, ему не место во дворце.
– Теперь я королева, и вы обязаны во всем мне подчиняться, слышите?
Мадам де Сен-Андре вздохнула.
– Мои обязанности также требуют, чтобы я наставляла вас в поступках, государыня.
Мария Стюарт топнула ногой.
– Я хочу олененка!
Франсуа воздел глаза к небу и взглянул на брата. Шарль понимающе кивнул.
– Оставьте нас, мадам де Сен-Андре, – приказал кардинал.
Фрейлина, пятясь, удалилась.
– Вот старая грымза! – заявила Мария Стюарт, едва дверь закрылась.
– Божьей волей, вы теперь королева Франции, – сказал кардинал, беря Марию за руки.
– И мановением копья Монтгомери, – подчеркнул герцог.
– Королева Франции! – восторженно повторила Мария Стюарт.
– Королева Франции и Шотландии, дорогая племянница. До полного вашего счастья не хватает лишь Англии, – прибавил герцог.
Мария прыснула.
– Сомневаюсь, что Елизавета того же мнения.
– Это неважно, – твердо сказал герцог де Гиз. – Она зажата в тиски: с севера Шотландия, с юга Франция. Так что Англия снова станет католической, это лишь вопрос времени.
Мария, накручивая локон на палец, пожала плечами.
– Вы же знаете, дядя, что политика меня не занимает.
Герцог де Гиз властно взял Марию за подбородок. Пора было дать ей понять, чего от нее ждут.
– Мария, вы прежде всего из рода де Гизов, помните об этом всегда. Ваш долг перед семьей должен главенствовать над всем прочим. Вы думаете, мать ваша, моя сестра, жалуется, что ей приходится регенствовать за вас в Шотландии? Она не жалуется, хотя мне известно, что ей хотелось бы чаще получать от вас вести. Это скрасило бы ее одиночество.
– Обещаю, сударь, я буду ей писать, – пробормотала Мария, глядя виновато.
– Это не все, Мария. Отныне ваш долг в том, чтобы супруг ваш, новый король Франции, был предан нашему делу, делу католической церкви, апостольской, римской церкви, единственной, что достойна существовать в царстве земном.
– Но, дядя, Франциск ведь и так католик.
– Не настолько, чтобы уничтожить гугенотов, врагов нашей святой веры. Его вера слишком прохладна. А если будет слушать мать, то может и дойти до переговоров с еретиками. Вот почему его нужно от нее отдалить.
– Но, дядя, свекровь растила меня как родную дочь и всегда была так добра ко мне!
Герцог улыбнулся насмешливо.
– Так добра к вам? Вот доказательство, что Екатерина Медичи растила вас не как родную дочь. Она же флорентийка.
Мария как будто смутилась.
– Пойдемте, – сказал кардинал ласково. – Вы должны быть подле вашего венценосного супруга на первом Совете.
– Я сделаю все, что вы мне скажете, дядя.
Клодина
– Луиза, как королева-мать?
Клодина поджидала Луизу в оставленной придворными передней Екатерины Медичи. И поспешила к ней, едва фрейлина вошла.
– Вы знаете ее, Клодина, она хранит достоинство.
– Да. Я пришла предложить вам, чтобы я осталась подле вас на сорок дней королевского траура.
Луиза улыбнулась.
– Королева-мать решила покончить с этой традицией. Ей важно, чтобы на нее сразу же могли рассчитывать в делах королевства.
– Боже правый, какими же делами намерена она заниматься? – воскликнула Клодина.
– Вы как будто не рады этой новости, дорогая?
– А вы? Уверена, я буду в этом не одинока. То-то раздолье для злых языков.