Просто приказать хозяину, чтоб до утра побыл со знатным гостем?
А если Хассат заодно со злодеями? Вдруг в этом приказании он усмотрит что-нибудь подозрительное?
Одиночество становилось все тягостнее... Наконец Таграх-дэр придумал, как не сойти до утра с ума и в то же время не навлечь на себя немилость Кхархи и его слуг.
Когда заспанный хозяин примчался на вопли высокородного гостя, Таграх-дэр раздраженно заявил, что не может уснуть. Здесь душно, пыльно, не выветрился запах прежних постояльцев и вообще неуютно... Раз уж ему все равно мучиться до рассвета, то нет ли среди гостей бродячих певцов или музыкантов? Он бы не прочь их послушать...
Нахмурив свой и без того морщинистый лоб, Хассат неуверенно припомнил, что вроде были на женской половине то ли танцовщицы, то ли певицы... Надо послать служанку, пусть тихонько разбудит женщин и спросит...
— Вот эти две сказали, что они — певицы, — склонился хозяин до самого ковра. — Но музыкальные инструменты — у их спутника, в мешке. Прикажешь разбудить?
— Не надо, — махнул рукой Таграх-дэр. — Так споют, без музыки. Ступай!
Хассат юркнул в дверь, скрывая ехидную ухмылку. Он так и думал, что Оплот обойдется без музыкальных инструментов. И уж конечно, без дюжего спутника певиц...
А Таграх-дэр, сощурившись, оглядел скромно потупившихся женщин.
Обе — грайанки. Увы, не в его вкусе. Впрочем, у той, что слева, чудесные волосы и, как успел мельком заметить Оплот, необычные, ярко-зеленые глаза. Подкормить ее как следует, чтоб не была такой худой, — станет на редкость привлекательной... Вторая понравилась вельможе гораздо меньше: слишком крепкая, рослая, вдобавок волосы зачем-то коротко острижены...
Но все же они были женщинами. И Таграх-дэр с облегчением почувствовал, как страх перестает терзать его измученный мозг. Несказанно добры были боги, создавшие для мира женщину! Рядом с ней любой мужчина, каким бы слабым и робким он ни был, чувствует себя завоевателем и героем, победителем и защитником...
Отогнав возвышенные мысли, Таграх-дэр приветливо обратился по-грайански к зеленоглазой певице:
— Ну, милая, чем ты усладишь мой слух? Не ответив, скромница обернулась к подруге:
— Ну что, Аранша, развлечем господина?
— А как же! — с неожиданной мрачностью откликнулась та. — Уж постараемся угодить.
И крепко, по-мужски врезала вельможе снизу вверх в челюсть.
Будь на месте грайанки мужчина, Таграх-дэр успел бы отразить нападение или хотя бы увернуться. Но от женщины он ничего подобного не ожидал, пропустил удар и почувствовал, что падает. Его подхватили, заломили руку назад, сжали в мощных тисках. Таграх-дэр дернулся было из прочной хватки, но плечо обожгла такая боль, что он перестал сопротивляться и покорно обвис в крепких руках стриженой девахи.
Зеленоглазая подошла ближе. Под ее суровым пристальным взглядом Оплот содрогнулся.
— Мы, господин, не поем, — все так же мрачно сообщила Аранша, — мы только пляшем. А петь для нас будешь ты... что госпожа спросит — отвечать быстро, не то руку сломаю!
Таграх-дэр понял, что жуткая ночь не кончилась и рассвет еще далек.
— Понимаю, — поспешил он угодить своим новым мучителям, — госпожа хочет узнать про старого грайанского ученого...
— Что? — не поняла зеленоглазая. — Какой еще старый ученый? Не смей морочить нас, иначе Аранша свернет тебе шею! Говори: приезжал ли к тебе в поместье красивый, высокий грайанец с каштановыми волосами... а с ним такая неприятная особа, черная как галка и весьма немолодая?
— Приезжали, — быстро ответил Оплот, который вовсе не хотел, чтобы ему свернули шею. — Сказали, что любят друг друга. В Грайане им что-то мешало пожениться, пришлось бежать за море...
От лица госпожи отхлынула кровь, в зеленых глазах плеснулась боль. Она коротко вскрикнула, вскинула ладонь и ударила Таграх-дэра по губам. Вышло это неумело и совсем не больно, но, увы, стриженая девица приняла жест госпожи как приказ и свободной рукой крепко съездила вельможе по ребрам.
Зеленоглазая пыталась что-то сказать, но гнев мешал ей, сдавливая горло.
— Это ж наверняка вранье! — поспешила успокоить ее Аранша. — Мало ли что наговоришь в чужой стране чужим людям! Вот мы сказали, что мы певицы... а ведь если я вправду петь начну, всем приснится налет Подгорных Тварей на чумной барак.
Кровь вернулась к щекам госпожи.
— Д-да... конечно... я была не права, уж ты прости меня, Аранша...
Таграх-дэр заулыбался во весь рот, хотя так и не понял, почему извинялись перед Араншей, хотя били не ее.
— Что было с грайанцем дальше? — строго продолжила допрос госпожа.
К тому моменту, когда Оплот дошел до заключения гостей в темницу, его улыбка порядком увяла. И он не удивился, когда снова получил по физиономии и по ребрам.
— В темницу? В подземелье? — разъярилась зеленоглазая. — На холодные камни... без света... и ни одной живой души рядом, кроме этой... этой Нурайны... бедный мой!
От возмущения Таграх-дэр даже о страхе забыл:
— Это он бедный?! Это я бедный! Это в моем доме разгром устроили! В подземелье выбита дверь, ворота разнесены в щепки... а галерея — вы б ее видели, тогда б не говорили, что он бедный! Управитель сказал: стену придется совсем доламывать и новую возводить! Девять охранников убито, а он же еще и бедный?!
Над ухом пленника коротко рассмеялась Аранша:
— Видно, наш господин неплохо порезвился там, в поместье!
У госпожи просохли слезинки в зеленых глазах, а Таграх-дэр, остывая, буркнул:
— Мало ему еще! Он и в этот дорожный приют мучить меня явился!
— Что-о?! — взвились обе женщины. — В этот дорожный приют?!
Пришлось изложить им часть событий этой бурной ночи. К концу рассказа грайанки кипели, как два вулкана.
— Он был здесь! — восторгалась госпожа. — Может, он и сейчас здесь?
— Вот еще! — возразила Аранша. — Уж наш-то Хранитель давным-давно нашел, как за ограду выбраться! Зачем ему тут задерживаться? Пожелать доброго утра этому суслику недодавленному?
Недодавленный суслик энергично закивал. Да-да, конечно, разумеется! Те двое давно покинули приют! И милым грайанским красавицам не мешало бы поспешить за ними следом!..
Грайанки именно это решение и приняли. Осталось придумать, как поступить с вельможей, чтоб под ногами не путался. Аранша предложила его задушить, поскольку все равно не видела, чем бы его можно было связать.
— Может, моим поясом? — услужливо подсказал Таграх-дэр.
Так и поступили. Уложили связанного пленника подальше от входа, прикрыли его покрывалом и художественно разбросали вокруг подушки. Полюбовались на дело своих рук и покинули пристройку.
Светало. Дорожный приют Хассата пробуждался. От кухни тянуло дымком, к колодцу спешили заспанные слуги. Скоро должны были открыть ворота.
Хассат своим единственным глазом зорко приглядывал за невольниками. При виде грайанок старик лукаво заулыбался:
— Что, спели господину?
— Спели, — столь же двусмысленно улыбнулась в ответ Арлина, — колыбельную. Оплот изволил задремать и велел не тревожить его до полудня...
Тем временем Оплот Горга-до, связанный, как дорожный тюк, с кляпом во рту, сосредоточенно обдумывал происшедшее. Ни гнева, ни ярости не было в его душе — лишь желание понять, что именно было явлено ему этой ночью.
Таграх-дэр всей душой верил, что мир полон тонких, едва заметных знаков, которые боги подают людям. Увы, человек чаще всего не замечает эти знаки, а если и заметит, то неверно истолкует.
То, что случилось ночью, нельзя назвать «тонким, едва заметным знаком». Боги буквально прокричали свою волю в грубое человеческое ухо. Теперь очень важно правильно понять этот высший приказ.
Страшная ночь началась с явления двух духов... С этим как раз все ясно. Таграх-дэра встряхнули и заставили отвлечься от низменного мира людских страстей, обратиться мыслями к возвышенным сферам. Кем посланы духи? Они сами сказали: Единым. А упоминавшийся ими звездочет — причина гнева Гарх-то-Горха.
Дальше — сложнее: появляются двое грайанцев, тоже говорят о звездочете... О! Вот она, суть! Брошенные в темницу гости вернулись, чтобы отомстить. Вот ключевое слово: месть! Возмездие Единого нависло над Оплотом Горга-до!
Затем опять все просто: кхархи-гарр напомнили о том, как хрупка человеческая жизнь и в то же время как она сладка... но женщины, при чем тут женщины? Что здесь главное — ревность?
Но какое дело Таграх-дэру до чужой ревности?.. А, понял! Унизив его, боги сказали: «Если с тобой могут справиться слабые женщины, то как же ты смеешь тягаться с нами?!»
Никаких сомнений не осталось. Как только его найдут и освободят, Таграх-дэр прекратит бессмысленную погоню и возвратится — да не в поместье, а в Горга-до! Там сразу же, не заходя домой, направится к храму Единого. Без еды, без воды пролежит он сутки на пороге храма, испрашивая прощения у оскорбленного им божества. А потом... о-о, его благочестие потрясет весь Наррабан! Сколько времени проведет он в покаянных молитвах! Какие дары преподнесет храму! Новую завесу, скрывающую от взоров молящихся статую Единого... бархатную, расшитую жемчугом... нет, сплетенную из золотых нитей! По всему потолку — гирлянды из серебряных цветов и листьев!.. А через каждые два дня — пример смирения и набожности! — он, Оплот Горга-до, метлой будет подметать пол в храме...
И еще он даст обет: никогда не поднимать глаза к ночному небу! Никогда не глядеть на звезды!
А Хайшерхо пусть делает все, что ему заблагорассудится. Эта крысиная возня больше не трогает Таграх-дэра. Жизнь человека — в руках богов, а не жалкого смотрителя дворцовых архивов...
13
Нарра-кай!
Высоко в раскаленном небе покачиваются на распахнутых крыльях ястребы. Их пронзительные крики несутся вниз, туда, где в оправе из невысоких скал сверкает лучшая драгоценность Наррабана — великое озеро Нарра-кай.
Дивная гладь светлой, сладкой воды. Греза путников, что качаются в верблюжьих седлах на караванных тропах. Надежда и упование земледельцев, что деревянной сохой ведут борозды в неподатливой земле. Сокровище, которое нельзя украсть — Нарра-кай! Как лучи от солнца, разбегаются от озера каналы. Лучшие пахотные земли в Наррабане — здесь, вокруг озера. Щедро поит оно посевы и не оскудевает, питаемое подземными ключами. Простирают над каналами ветви роскошные плодовые сады, и даже солнце не палит здесь землю так безжалостно, как в других краях, — видно, и солнц