Часть 1: АстридГлава 1
— Астрид Дьярвисон! Дрянная девчонка! Сейчас же вернись в дом! Ну погоди, отец с тобой разберётся! — верещала Идэ с порога своего покосившегося дома.
На её визги точно сбегутся соседки и станут сплетничать, причитая, что я «невоспитанная дикарка-колдунья, и нужно держаться от меня подальше, ведь «от ведьм не жди добра». Правда, слова всегда шли вразрез с поступками, и тётка постоянно вилась рядом, будучи моей навязанной наставницей. Древний закон предписывал найти каждому ребёнку учителя из доверенной семьи, чтобы в случае утраты родителей, дитя не осталось брошенным на произвол судьбы, поэтому отец отдал нас со старшим братом в обучение другим людям.
Вальгард попал в семью конунга Харальда и обучался вместе с его родным сыном Сигурдом. Мой отец, Дьярви, приходился единокровным братом правителю и являлся первым советчиком, верным хэрсиром — главнокомандующим войском клана Волка. Много лет тому назад он вместе с Харальдом сражался против восставшего клана Орла. За верность и свирепый нрав отцу было пожаловано высокий титул и почести, просторный дом с большим участком земли и тремя пристроями, а Вальгарда стали наставлять наравне с наследником Хвивальфюльке.
Вместе с Сигурдом, старшим сыном конунга, брат учился сражаться на мечах, ловко управляться топорами, словно те становились продолжением рук, ходил на охоту и стрелял из лука, равняясь на великого мастера Улля. Изнурительные тренировки сменялись бегом с грузами и лазаньем по горным уступам, а после — плавание и хождение на лодках и драккарах, что грозно качались на волнах фьорда. Харальд не жалел средств для воспитания Сигурда и Вальгарда, которые к восемнадцати годам знали чужие наречия, разбирались в причудливых картах местности, понимали посвящённые богам обряды, сочиняли рифмы наравне со скальдами и танцевали под переливы лир и раскаты барабанов. Прошлым летом им впервые было дозволено отправиться в дальнее плавание с командой, и оба показали себя как достойные капитаны.
Моей первой наставницей стала Линн — добрая старая женщина, жившая по соседству. Она обучала меня рунам и речи, танцам и музыке, а также рассказывала легенды о богах. Рано лишившись матери, я видела в Линн дорогого и заботливого друга, который всегда находил ласковое слово и время, чтобы выслушать и помочь советом. Мелодичным голосом она рассказывала о дальних странах, что лежат за пределами снегов и ледяного моря, асах и ванах, девяти мирах, связанных великим Иггдрасилем, и об оставшихся кланах, поделивших Риваланд.
На Хвивальфюльке — самой большой земле, богатой лесами и горными вереницами — много лет назад расположился правящий клан Волка, основав на продуваемых холмах крупный и пышущий жизнью город Виндерхольм. Вдоль извилистого фьорда за завесой скалистых вершин, пронзающих облака, находились поселения с фермами и заставами, где всегда обитали дозорные. Вальгард часто сопровождал Сигурда и отряд хускарлов, личных стражей правящей семьи, в поездках по землям конунга, чтобы убедиться в достатке жителей и защищённости границ, а после делился байками о жизни крестьян.
Западнее утёса Слёз на скалистом лоскутке суши ютился клан Вепря. Вытесав в горах каменную крепость Вильмёре, они развернули подле неё одноимённый город с рудниками и развевающимися по ветру жёлтыми полотнами с изображением голов Гуллинбурсти и Хильдисвини — двух вепрей, любимых животных ванов Фрейра и Фрейи. Из тех земель привозили бронзу, серебро и всевозможные украшения, ярко сверкающие при свете солнца.
На востоке, точно рассыпанные бусины, лежали острова Змей с их пиратской бухтой Ормланд. Линн часто приговаривала, что на свете нет более грязного и опасного места, чем этот оплот разбоя и бесчинства. Осуждённые и изгнанные из других кланов обретали там приют, становясь на кривую дорожку наёмников и безжалостных убийц, ходивших под чёрными знамёнами с золотой вышивкой морского змея — Ёрмунганда.
Далеко на севере обитал клан Медведя со столицей бесстрашных берсерков и искусных кузнецов — Бьёрндалир, пестрящий зелёными флагами. С утра до ночи там раздавались удары о наковальню, а дым от горнов устремлялся высоко в небо, отгоняя птиц. Лёгкие копья, мечи с украшенными навершиями, топоры с орнаментами и длинные саксы — местные мастера могли исполнить любой заказ, но никогда не делились своими секретами, бережно передавая их из поколения в поколение.
Южнее расположился белый клан Ворона, что свил себе Хваланд. Поговаривали, что им не было равных в стрельбе из лука и охоте, потому что их породила великанша Скади — покровительница охоты и олицетворение зимы. Другие же шептались, что однажды Один пустил Хугина и Мунина в свободный полёт по мирам, а те решили отдохнуть после долгого перелёта и остались в горах подле Хваланда. Линн рассказывала, что там, на самом высоком пике, высится величественная статуя Всеотца, грозно смотрящего на округу, не страшась ни метелей, ни гроз.
Некогда ещё существовал клан Орла, но после поражения в восстании память о нём была стёрта в прах, а упоминания порицались.
— Кровь тогда пенилась в водах моря, подкармливая штормовую Ран и её безжалостных дочерей, — сказывала по вечерам у огня Линн, перебирая в пальцах нити. В те годы она лишилась семьи, а единственный уцелевший племянник Рефил был уже слишком взрослым для опеки, поэтому моё воспитание стало для одинокой женщины даром Норн.
Благодаря Линн я выучилась грамоте и игре на тальхарпе которую наставница подарила мне на десятый день рождения. Она часто ходила на большой рынок, рассматривая привезённые издалека товары, и заставляла меня вслушиваться в чужие наречия. Сама Линн любила участвовать во флютинге: на потеху толпе она вступала в шутливую перепалку, высекая искромётные фразочки. Отцу это не нравилось, но он терпел, не смея идти против порядков и забирать меня от наставницы, а ещё из-за уважения к Рефилу.
Однако больше всего его донимало, что Линн верила вещим снам и вопреки запрету познакомила меня с Тьодбьёрг — потомственной и сильнейшей вёльве — колдунье, владеющей сейдом. Её боялись и почитали, осуждали и проклинали, но всё равно шли к ней с бедами, уповая на глас богов. Тьодбьёрг жила на самой восточной окраине Виндерхольма в просторном доме, насквозь пропитанным запахом трав и костра. Никогда не забуду нашей первой встречи: облачённая в чёрное платье, украшенное амулетами и перьями, она обращалась к сейду, пуская жертвенную кровь на алтарь и высекая руны в воздухе. Украшения звенели при каждом её шаге, а кошачьи зелёные глаза впивались в самые потаённые мысли, не оставляя ни одной не оглашённой тайны. Она впадала в транс, двигалась будто в диком танце, гипнотизировала и владела тем, к чему я только мечтала прикоснуться. И я доверилась ей.
С ранних лет мне снились образы, которые всегда сбывались с известной точностью. Я раньше всех узнавала, когда придут холода, кого настигнет хворь в хладные ночи или кто погибнет в походах на дальние земли. Называла имена и число умерших, чувствовала их боль и видела последние моменты, кричала от ран, ощущая привкус крови и смерти. Отец запрещал рассказывать людям, опасаясь, что меня, как и его вместе с Вальгардом, заклеймят отмеченными Хель. И я его слушалась, корчилась в судорогах по ночам и маялась от мигреней, пока однажды тайком не рискнула предупредить одного местного бонда не отправляться запоздалой весной на вылазку в горы.
Мне предвиделось, что на его отряд сойдёт лавина. Замёрзшие лица, искажённые гримасой ужаса, и хладные тела с изогнутыми в разные стороны конечностями мне снились пять ночей подряд. Отчаянные крики и ржание коней, грохот снега, жалобные стоны умирающих под толстым слоем завесы, боль, пронзающая раненые тела, и колючий холод, проникающий в сердце — всё слилось в изводящий кошмар, и я не выдержала. На рассвете перед походом прибежала к зажиточному дому и пала в ноги бонда, умоляя не ходить в горы. Плакала, кричала и заверяла, что прежде не слышала никаких разговоров соседей и врать не собиралась. Унимать истерику пришлось потревоженному отцу, который, не желая позориться ещё больше, холодно признался, что его дочь видит вещие сны. След от пощёчины сходил долго, а колени знатно болели от стояния в углу на камнях, но сердце ликовало — бонд остался жив. Лавина действительно тогда сошла и забрала жизнь потерявшейся собаки, чей скулёж по сей день звенит в моих ушах.
Сплетни разлетелись быстро, и с той поры округа принялась шептаться, нарекая меня будущей вёльвой. Однако отец об этом ничего не желал слышать и приходил в ярость, стоило кому-нибудь обмолвится о снах, пророчествах и сейде.
Линн не разделяла настрой Дьярви и тайком водила меня к Тьодбьёрг, позволяя окунуться в мир трав, рун и обрядов. Она считала, что нельзя игнорировать зов сейда, раз боги разделили со мной своё могущество. Вёльва поверила мне, но ничему не учила, не рискуя идти против воли отца. Она позволяла наблюдать за её колдовскими плясками, погружением другого человека в видения и приготовлением целебных отваров. Так бы продолжалось и дальше, если бы Хель не забрала с собой Линн, а вместе с ней и моё счастливое время.
Тогда отец отправил меня в обучение к своей единоутробной сестре Идэ, не желая слушать никаких возражений.
— Выброси эту дурь из головы, Астрид! Ты не вёльва и никогда ей не станешь, как бы сильно не пыталась, — голос отца гремел в тишине дома, пока я давилась слезами и кусала щёку, лишь бы не заплакать.
Вёльвы высоко почитались в обществе: к ним обращались за помощью, просили наставить и защитить от бед. Рождение, свадьба, смерть — ничто не проходило без их молитв. Они обладали тайнами самого существования и служили проводниками между смертными из Мидгарда и великими асами. Однако для моего отца всё это выглядело проклятием, пятном на его репутации. Он видел меня прилежной хозяйкой и будущей порядочной женой кого-нибудь из знати соседних кланов, но никак не той, кем я наверняка являлась.
Поэтому уже больше года я ходила по извилистой и крутой тропе в нижние районы Виндерхольма, где крыши домов так и норовили вытеснить друг друга. Родителями моего отца и Идэ были конунг Гуннар Свирепый и одна из его наложниц, которая умерла от горячки. Бастард-сын нравился дедушке больше: воспитание, походы, наставники и жена-воительница с приличным приданым — всё это досталось ему, стоило только родиться мужчиной.