Я сам не заметил, как закурил. Мне опять попался синий дым – с каждой затяжкой тело казалось все легче, а земля – прозрачней, и что-то мерцало в ней, в глубине.
Я знал: там сокрыто мое видение.
Джерри прислонился к стене рядом со мной. Он смотрел вдаль, стоял неподвижно, лишь изредка стряхивал пепел. Его дым теперь тоже был синим.
– Что думаешь? – спросил я.
Джерри знал, о чем я.
– Надо лететь в Форт, – сказал он. – В конце концов, король нас послал туда. Аник всего лишь командир отряда, надо поговорить с комендантом.
Я кивнул. Возможно, там нам дадут план действий, готовое задание. Если налеты продолжатся и днем и ночью, все жители укроются в крепости – мы должны будем оборонять ее. Это разумней, чем летать по ночам и искать врагов.
Я не хотел в Форт, не хотел готовых заданий.
Мое видение горело все ярче, до краев заполняло память, я слышал голос из сна, слышал флейту и грохот шторма. Мои мысли пулями проносились сквозь эти звуки.
Что бы ни говорила Аник, но мы уже сделали немало. Вчера нашли того, кто две ночи подряд останавливал врагов, а сегодня сами спугнули врагов, спасли Арцу.
Я хотел вернуться в дом, хотел снова поговорить с ней. Она выглядела такой хрупкой, такой юной. Она сказала: «Мне шестнадцать», но я не дал бы ей больше четырнадцати. Так странно, ведь в деревнях обычно все выглядят старше своих лет. Я никогда не видел такой девочки – если одеть ее в светлый легкий шелк, привести во дворец, она не померкнет на фоне живущих там красавиц. Даже поняв, что мы не враги, она осталась такой же тихой и робкой, лишь изредка поднимала взгляд, и глаза у нее были огромными и черными.
Я не хотел лететь в Форт.
Я хотел вернуться на веранду, обнять Арцу, сказать ей, что все будет хорошо, ей больше ничто не угрожает, она больше не одна.
– Эли!
Джерри тряс меня за плечо. Я открыл глаза. В руке у меня не было сигареты, а небо уже потемнело.
– Я тебе говорил, если подряд куришь, чередуй дым! – Голос у Джерри был злым, поэтому я поспешно протер глаза и огляделся. – Синий с желтым или с серым! Синий нельзя подряд, ну сколько раз говорить-то?
– Я их беру наугад, – объяснил я и, оторвавшись от стены, шагнул вперед. Мир не закачался, не опрокинулся на меня, лишь видения звенели и пели, но про это Джерри лучше было не знать.
– Нет, ну какой кретин, – пробормотал Джерри и потянул меня за рукав. – Пойдем. Я искал Рилэна, но Аник меня остановила, она хочет тебе что-то показать, идем.
С каждым глотком прохладного вечернего воздуха, с каждым шагом синий дым отступал, отпускал мысли. Но тоскливая бесконечная нота, звучащая в глубинах земли, в небесной высоте или в сердце, не исчезала.
Сон не уходил из памяти, он был настоящим. Я должен понять его, прежде чем решу, что делать.
Аник стояла на крыльце дальнего дома. Когда мы подошли, она подняла фонарь, свет качнулся, тени потекли, меняясь, но звон не исчез.
Аник распахнула дверь и обернулась к нам:
– Я виделась сегодня с отцом. Он считает, что вам нужно на это взглянуть.
– С отцом? – повторил Джерри.
– С комендантом крепости, Джатом. – Аник подкрутила колесико фонаря, и огонь за стеклом вспыхнул ярче. – Он мой отец.
– А, вот почему ты в армии! – радостно сказал Джерри.
Я толкнул его в плечо. Джерри засмеялся и развел руками. Аник молча кивнула вглубь дома, и мы пошли за ней.
Это было старое, полузаброшенное жилище, не похожее на казарму. Здесь в беспорядке стояли обычные деревенские вещи, следы мирной жизни – и огромные короба. Свет выхватывал армейские печати на боках и крышках, следы выцветших красных и синих чернил. Аник поставила фонарь на стол и остановилась возле одного из ящиков.
Я встретился с ней взглядом и понял, что она сейчас скажет.
Волшебство нельзя скрыть. Оно звенит и поет, оно плачет и ранит. Если не питать его, если оставить, оно уходит в глубину земли, в толщу скал, растворяется в песке – но никогда не исчезает.
«Здесь причалили первые корабли, – сказал мне сон. – Здесь была первая битва».
Песня звучала чуть слышно – неразличимое, угасшее волшебство, отблеск звезд на волнах.
– Там их вещи, – сказала Аник и наклонилась над ящиком.
Ключ щелкнул в замке. Джерри откинул крышку, заглянул внутрь и спросил:
– Чьи вещи?
Я жестом показал ему отойти и опустил руки в неслышную песню. Перекладывая содержимое ящика на стол, я чувствовал, как позабытая магия искрами вспыхивает на моей коже, на миг становится громче и утихает вновь. Каждый предмет был завернут в пергамент, и на нем были другие, шелестящие следы – но лишь следы, ни звука, ни искры.
– Тут раньше жили враги, – объяснила Аник у меня за спиной. – Где-то здесь было их поселение. Говорят, вещи врагов опасно уничтожать, никто не знает, какая магия с ними связана. Все, что в этих ящиках, хранится с войны.
– Что, шестьсот лет хранится? – спросил Джерри.
– Да, – сказала Аник.
Я принялся разворачивать пергамент. Он отходил неохотно, словно не доверял мне, но все же раскрылся. Внутри была флейта, серебристая, тонкая, пронизанная едва приметной нитью волшебства. Мысли разлетелись, словно меня вновь окутал синий дым. Я молча смотрел, как отблески огня блуждают по телу флейты.
– А что это? – Джерри стоял рядом, разворачивал другой сверток. – Похоже на книгу…
Я осторожно опустил флейту на стол и помог Джерри снять пергамент. Под ним оказался свиток, но не книга, лишь один большой лист.
Аник подняла фонарь, и мы расстелили этот лист на столе. Темное полотно и белые точки, сплетающиеся в узоры, рисующие фигуры.
– Звездное небо, – сказал я.
Все знают, что темный народ поклонялся звездам, даже все имена врагов – имена звезд.
Я провел руками по звездной карте, пытаясь распознать и понять таящееся в ней волшебство. Аник поднесла фонарь поближе, и я различил созвездия: подбитую птицу, лодку и серп. Возле каждой звезды была надпись. Я знал эти буквы – в Роще каждый волшебник учит язык врагов, чтобы у чужих слов не было над нами власти. Если наши знания верны, я смогу прочесть эти надписи.
Буквы возле ярких звезд были крупнее, и я коснулся небесного серпа, яркой звезды в его рукояти. Ее имя было из четырех букв, и я прочел.
Арца.
12
Я стояла перед его дверью.
Руки дрожали, спина и плечи превратились в горячее сплетение боли, и крылья не закрывались, трепетали от каждого вдоха.
Там, снаружи, закат давно погас, венец победы уже поднялся в черном небе и повернул в сторону запада. Я нарушила обещание, не успела к заходу солнца. Но я узнала все, что смогла, добралась в город сама, враги не заметили, как я ускользнула.
Из поселка я вышла без труда, охраны не было, никто не увидел, как я пробиралась мимо домов. Но взлетать там было опасно – и я долго бежала по равнине, глотала пыль и вслушивалась, не нарастает ли позади чужая сила, не летят ли за мной враги. Но все было тихо, их машина давно заснула и остыла. Вскоре и дома скрылись вдали, стали неразличимы среди скал и закатных теней. Тогда я распахнула крылья. Они взрезали одежду, освобождая себе путь, и я взлетела.
Я не успела заметить, когда солнце исчезло за горами. Алые отблески погасли, и без машины, без шлема темнота была почти непроницаемой: сплетение мрака, чернота гор, уходящая в черноту неба, звезды, что сияли все ярче, указывали мне путь. Других ориентиров не было, а вся моя сила утекала в крылья, я неслась по воздушным рекам, рвалась вперед – и больше ни на что не хватало магии, я не могла бросить путеводную нить до дома.
Мысль Мельтиара обрушилась на меня, ослепительная и близкая, и я потеряла поток, едва не упала вниз.
Арца! Где ты?
Слова обжигали меня, словно он был рядом. Я забила крыльями, ответила: я еще далеко, я возвращаюсь, я лечу, я буду скоро.
Опустись на землю, не двигайся, я сейчас заберу тебя.
Нет, нельзя, я ничего не вижу, здесь могут быть враги, я долечу. Моя мысль дробилась, как капли света. Мельтиар ответил без слов, оставил струну между нами. Сияние его силы направляло меня, вело домой – теперь я знала путь, мне не нужно было смотреть на звезды.
И я добралась, я в городе. Осталось только прикоснуться к двери, назвать свое имя и войти к Мельтиару.
Я не успела. Темная панель отошла в сторону, Мельтиар обнял меня и увлек в комнату.
Он прижал меня к себе, я ничего не видела. И все чувства схлынули – я ощущала только его силу, она притупляла боль. Я уже могла дышать глубже, пол больше не уходил из-под ног. Словно я всего лишь тренировалась весь день, а не летела одна в темноте. Руки Мельтиара скользнули по моей спине, между лопаток – и крылья подчинились, сложились, перестали биться в такт сердцу.
Мельтиар отпустил меня.
Комната сегодня была темной. Свет лился из полукруглых ламп на стенах, оставлял острова мрака на полу. На грани света и тени стояли кресла и мерцающий цветными росчерками стол. А посреди комнаты, там, где соединялись реки света, ждали Лаэнар, Рэгиль и Амира.
Они смотрели на меня. Амира кусала губы, словно пыталась удержать слова, а у Лаэнара на лице была кровь.
Мельтиар усадил меня в кресло, сам опустился на подлокотник. Я забралась с ногами на сиденье, мне хотелось стать меньше. Мельтиар смотрел на меня. Я знала, что должна заговорить.
Волосы затеняли его лицо наполовину, сливались с темнотой. Он облокотился о спинку кресла, и рука попала в поток света. На костяшках пальцев была кровь.
Он наказывал Лаэнара за то, что мы сделали.
– Лаэнар не виноват, – сказала я. – Это я решила.
– Вы напарники, – объяснил Мельтиар. – Вы отвечаете друг за друга. – Он наклонился ближе, взял меня за плечи – так осторожно, что я едва почувствовала прикосновение. – Вам нечем заняться, пока машина не летает и меня нет рядом?
Он был так близко, я слышала его дыхание, отблески света таяли в темноте его глаз. Я смотрела на него, надеялась, что он поймет меня без слов. Я стала скрытой ради него. Я сделаю ради него все что угодно.