Голос хмыкнул и пробурчал:
— Вас не нужно спасать. Вы и сама превосходно справитесь. Поверните направо. Теперь налево. Поднимитесь наверх. Налево. Ещё раз налево. Всё. Вы совершенно свободны.
Моль взлетела и покружила немного в темноте, пытаясь распознать источник Голоса. Не найдя никого, она протиснулась в замочную скважину и только собралась было покинуть навсегда пыльный старый шкаф, но тут Голос шепнул:
— Хотелось бы уточнить кое-что напоследок. если можно.
— Конечно всё что угодно! Я вам так обязана!
— Про палачей я всё понимаю. Вы засмейтесь, палачи. Всё ясно. А вот со скрипачами куда сложнее. Откуда эти скрипачи? Что за скрипачи такие?
Моль вздохнула и призадумалась, пытаясь сформулировать ответ. Голос понял её молчание по-своему и продолжил:
— Ну хорошо, не надо скрипачей. Давайте с усачами разберёмся. Разве на их месте не могли оказаться лихачи? Или циркачи какие-нибудь?
Моль снова вздохнула:
— Нет, никак не могли.
— Но почему?
— Видите ли, если бы на их месте оказались циркачи, вы бы меня не спасли.
Голос помолчал немного и сказал:
— Ничего не понимаю.
— Я тоже, — призналась Моль. — Но заклинание должно быть идеальным, каждый элемент на своём месте. Иначе не сработает.
— Какое заклинание?
— Все мои стихи написаны в Безвыходном Положении. Я живу, пока пишу. Прощайте.
Сказав это, Моль выпорхнула наружу, покружила по комнате и пропала из виду. Старый шкаф вздохнул и пробормотал про себя:
— Трюкачи. Калачи. Врачи. Мячи. Очи… Ничего не понимаю…
Моль и именинный пирог
Когда портовые склянки пробили два часа пополудни, Моль впорхнула в кондитерскую и сразу уселась на самую приметную вишенку — посерединке Большого Именинного Пирога. На поверхности глазурной корки каллиграфическим почерком было выведено: «Славочка! Расти большой и, пожалуйста, не будь лапшой!!!», а по периметру были расставлены 56 праздничных высоких свечей.
— Для недогадливых: — с порога объявила Моль, — от всего сердца принимаю поздравления и подарки! Искренне ваша. Именинница.
Сказав это, она повернулась в профиль и полуприкрыла глаза, застыв в позе, как нельзя лучше подходящей для лепки скульптурного изваяния.
— Что ж, — нерешительно начал Марципан, — раз уж всё так запутано.
— Что запутано? Вечно у вас — запутано! А всё потому, что вы — склизкий! — перебил его Фундук. — Ура!
Качать именинницу!!!
Тут Пирог и в самом деле — качнуло. Моль поскользнулась на вишенке и упала на букву «С», не успевшую затвердеть с тех пор, как кондитер выдавил свежий крем из шприц-тюбика.
Погрузившись в сливочный слой по горлышко, судорожно перебирая лапками, чтобы нащупать дно, Моль постаралась сделать вид, что нырнула по собственному почину: она даже совершила несколько плавательных движений, чтобы ни у кого не оставалось сомнений.
— Я — не склизкий! Я — вязкий! — пробормотал Марципан. — Это первое! И второе: прежде чем принять ответственное решение, я хотел бы как следует во всём разобраться…
— Нечего разбираться! — закричал твердолобый оппонент. — Давайте праздновать! Горько! Горько!
— Не горько, — возразила Моль, выплёвывая сливочный крем, — а — топко. Впрочем, нам не привыкать… — и она снова вскарабкалась на вишенку. — В канун своего сорокапятиминутия и три-дцативосьмисекундия я готова, наконец, обнародовать сочинение, специально написанное по этому случаю.
— Вот только этого нам не хватало, — уныло пробормотал Марципан.
— Не хватало, не хватало! — загалдели Коржи, и даже старинный чугунный Ухват очнулся от сна и, не разобрав, что к чему, завопил: «Хватало! Хватило! Хватуло!».
— Ти-хо! — рявкнула Моль. Все разом умолкли.
— Ну, вот что! — рассудительно сказала Моль. — Сейчас я стану читать вслух: громко и чётко, с толком и расстановкой, с приличествующим случаю выражением. А вы будете внимательно слушать и ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. Кто отреагирует ПРАВИЛЬНЕЕ остальных, получит Умопомрачительный Приз.
— А что это? — осмелился вмешаться Марципан.
— Да какая разница! — закричал Фундук, — Дареному скунсу под хвост не заглядывают! Ура имениннице! Качать её!
— Не качать! — закричала Моль, и на всякий случай мёртвой хваткой вцепилась в черенок вишенки. — «Моль и Муравей». Басня! — объявила она, убедившись в незыблемости Большого Пирога.
— Муравей — это такой маленький, чёрный и с большой головой? — спросил Кондитерский Нож.
— К вашему сведению, это называется «НЕПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ» и карается немедленным ОБНУЛЕНИЕМ.
— Большое спасибо, — смиренно покачнулся Кондитерский Нож и умолк навсегда.
— «Моль и Муравей». Басня!
— Где-то я уже слышала это название. — задумчиво протянула Доска для раскатывания теста.
— Минус два! — сказала Моль, и Доска обнулилась. Выдержав паузу, Моль продолжила:
— «Моль и Муравей». Басня!
Все молчали. Возможно — просто внимательно слушали. — Доходяга-Муравей — всех на свете мудреней: пропил яхту, пропил дом, пропил девушку с веслом, пропил поле, пропил тын, пропил трубы, пропил дым, пропил море, пропил рыб, пропил собственный язык, пропил небо, пропил тень, пропил каждый Божий День, пропил свет и пропил тьму — непонятно почему.
— Чего уж тут непонятного! — громко сказал Фундук, изо всех сил пытаясь ПРАВИЛЬНО РЕАГИРОВАТЬ. — Пропил — потому что весёлый был и… как бы это сказать… нахрапистый. Наш человек! Такой и на гуслях отчекмарит, а если надо — отчекрыжит, а то — отчебучит так, что мама не горюй! Последнюю рубаху на себе порвёт — чтоб врагу не досталась. В общем, молодец мужик! Так держать!..
Сказал и осёкся.
Моль молчала, глядя куда-то в сторону. Все затаили дыхание. Она покачала головой, пожала плечами, будто изумляясь чему-то, и наконец сказала:
— Нет.
— Что «нет»? — спросил Фундук, глупо ухмыляясь, и тут же, не сходя с места, начисто обнулился.
Шёпот и вздохи. Шорохи. Восклицания.
— Я одного не могу понять, — осторожно вступил Марципан, — басня называется «Моль и Муравей». Муравей и в самом деле присутствует, хоть и не в самом, так сказать, презентабельном виде. а вот Моль. её здесь, кажется, нет вовсе.
— А кто — надрывался? Кто голос сорвал? Кто читал басню с выражением, невзирая на лица? Пушкин? — задохнулась Моль, едва не свалившись со своей вишенки.
— Тогда… — решительно ответил на это Марципан, — ваше сочинение следовало бы назвать «Моль, Муравей и Марципан». Потому что не только вы страдали во время исполнения этого замечательного опуса.
Сказал, и — да, разумеется, обнулился. Коржи обмякли от ужаса.
— Мы ничего не знаем, — сказал верхний и — обнулился.
— Мы ничего… — сказал средний, и…
— Мы… — успел сообщить нижний.
— Эй там, на Пироге! — закричал кондитер, внезапно появляясь в дверях. — На вынос готовы? Клиент ждёт! Ой, а где же?.. — удивился он, и — обнулился, прямо в дверях.
— Вот так всегда, — заметила Моль, осторожно спускаясь с вишенки. Одна-одинёшенька на пустом столе.
В дверях появился ещё один человек. Он посмотрел на стол, потом на пол. Потом этот человек зачем-то посмотрел на потолок и долго не сводил с него взгляда.
Потом он принялся разглядывать стены.
Потом он вышел.
— Расти большой, Славочка, — прошептала Моль ему вослед, — и. пожалуйста, очень тебя прошу. не будь лапшой!
Моль и экономика современного искусства
— Пальто или шубейка какая-нибудь. — предположила Моль, — Вязаная кофточка… Но устроит и шарфик. Да и рейтузами не побрезгую — ежели на меху натуральном.
— Я бы рада помочь, — ответила Кухонная Мышь, — но.
— Снова "но"!.. Вечно это "но"!!!
— …спешу, уважаемая. И уже сильно опаздываю. Увы… исчезаю. про-па-да-ю.
И Кухонная Мышь протиснулась в щель — такую узкую, что Моль поёжилась: на мгновение ей почудилось, что подруга ненароком раскроила себе череп. Но — судя по стремительно удаляющемуся шуршанию и топотанию, Мышь теперь со всех ног летела на кухню — полдничать.
— И некому руку подать, — пожаловалась Моль, — вот, разве — тебе, усатый. Как низко я пала… Поди сюда, мой хороший.
Таракан осторожно приблизился, шевеля усиками.
— Мне бы чего-нибудь шерстяного, — стараясь быть как можно любезнее, проворковала Моль, — мохерового.
Вязаного… свитерок?.. Лыжную шапочку… а?..
Таракан молча смотрел на неё. Усики его застыли, будто он глубоко задумался, приняв её слова близко к сердцу.
Моль подождала немножко и, не дождавшись ответа, вздохнула:
— Рыцарь моей мечты. Неосуществимой, лунной, девичьей… молчание твоё — таинственно. и сладко.
— Звиняйт… — поклонился таракан, сверкнув чёрным глазом, — нэ гаварыт татарски.
— Муфта, — прошипела Моль, — варежки. носочки. нэ па-нымайт?.. А ну вали отсюда! Вот я тебя… тапком…
Таракан опрометью кинулся под стол: его словарный запас иссяк.
— Никто меня нэ панымайт, — пожаловалась Моль пустоте. Из пустоты явилась большая чёрная муха, с жужжанием пересекла пространство и приземлилась неподалёку.
— Ж. — сказала муха, покосившись на Моль.
— Так ведь и я о том ж, — согласилась та и улыбнулась как можно шире, демонстрируя мирные намерения. Муха посмотрела на неё тусклым стеклянным глазом и принялась потирать лапки. Верно, готовилась к трапезе…
— Муха по полю пошла, — доверительно сообщила Моль и прибавила (как бы раскрывая опасную тайну): — Муха денежку нашла.
Собеседница с интересом прислушалась.
— Внимание! — закричала Моль. — Невероятные приключения мухи по имени Ксюха! Победительницы пауков!
Великой предводительницы насекомого племени! Пострадавшей за правду! Снискавшей славу! Орденоносной непобедимо-патриотической!
Пошла Муха на базар За билетом в Сыктывкар.
— Не извольте беспокоиться, — подняла лапки Моль, — всего лишь художественное преувеличение. Метафора.
Если не знаешь, с чего начать, начинай с чего-нибудь далёкого и прекрасного. Чем дальше от темы, тем лучше — чтобы все заблаговременно почувствовали и оценили замах грядущего повествования. Сыктывкар — Прекрасное Далёко. Край Миросвода, так сказать…