– Что с группой? – прервал Барковский.
– Подчищать не пришлось. Все там остались… Последним Юрек…
– Холера ясна! А почему ты решил, что немца взяли? Сам видел?
– Нет, слышал. Уйти сразу не мог. У них секретов полно. Пришлось отсиживаться. Там-то и слышал, когда они приходили рядом. Один солдат говорил другому, что в деревне диверсанта поймали. Кого могли они еще поймать?
– Ладно. Спасибо им, что хоть сказали в нужный момент. – Барковский расстелил карту на столе. – Покажи, где их секреты?
Чеслав взял карандаш со стола, наклонился к карте.
– Тут, тут и тут… Судя по звукам, и здесь они были. В других местах тоже, но сказать точно где, не могу. Туман!
Барковскому уже не нужны были другие места. Он понял, что его противник знает многие тонкости в этих хитрых играх.
– Иди, Чеслав, приведи себя в порядок, подкрепись. Когда будешь нужен, позову…
Барковскому необходимо было подумать в одиночестве.
Положение становилось критическим. Конечно, его меньше всего беспокоил провал человека Ланге. Волновала собственная судьба и судьба сына. За личную безопасность он мог бы, не задумываясь, положить всех этих ублюдков, а в придачу и тех, кто был за кордоном.
Весть Чеслава – сигнал, ниспосланный небесами. Настала пора думать о себе.
Барковский склонился к карте. Что имеет он и что есть у его противника?
Судя по всему, они закрывают наиболее вероятные, с их точек зрения, выходы на оперативный простор. Грамотно закрывают! В этой берлоге его пока не взять? Но болота – помеха для русских временная, пока не ударят холода.
Игры кончились. Финиш уже близко. Кто придет первым? Сейчас Барковский уже не мог уверенно ответить на этот вопрос. Ясно одно, надо спешить. Пропустишь хоть одну минуту, победителем станет тот, другой.
Барковский выпрямился, глубоко затянулся сигарой и медленно выпустил дым. Да, против него играет достойный соперник. Порой о разведчике можно судить не только по тому, как он действует, но и по тому, как может выжидать, внешне вроде ничего и не делая. Жаль, что он только сейчас понял класс своего врага. Тот давал ему относительную свободу, а потом, выяснив тактику, сделал ловушку для жирной пташки. Логично! И красиво! Использовать врага в своих целях помимо eго воли! Он сам, пожалуй, поступил бы точно так же.
Теперь, когда группа разгадана, этот азиат примется за ее уничтожение. Барковскому почему-то очень хотелось, чтобы этот энкавэдист, руководивший операцией против него, был азиатом: скуластым, меднолицым, с узкими тускло и загадочно мерцающими глазами, в цветастом ярком халате, с причудливой шапкой на голове. Может, так будет легче объяснять, почему его, опытного разведчика, обвели вокруг пальца? Кто их поймет, азиатов?
Хотя еще рано говорить о том, кто кого. Он пока не в камере у комиссаров сидит, а у себя на базе. Сюда не так просто добраться. Но все равно долго здесь не пробудешь.
Надо уходить. И не только из этой игры. Пусть немцы и русские сами выясняют свои отношения.
Правда, появляется еще одна проблема: не встретиться с Ланге. Барковскому уже не о чем с ним говорить.
Размышления прервал вошедший Кравец.
– Позволите? – спросил он. – Я видел Чеслава. Он что, один вернулся?
– Да. Неприятная новость. Наш немецкий друг попал в засаду НКВД, – ответил Барковский. Он внимательно взглянул на своего контрразведчика. Пожалуй, если кто и работает на Ланге без его ведома, так этот экс-жандарм. Дурак! Придется нейтрализовать. А ведь крепкий мужчина. Мог бы и до старости дожить.
– Что с ним, известно? – Кравец спросил очень заинтересованным тоном.
– Чеслав вроде слышал, что его смогли захватить. Но это не подтверждено. Надо послать разведку.
– Готовить людей?
– Да-да. Займитесь этим вопросом. Только выходить им придется по карте. Там обозначена одна тропка. Чеслав должен отдохнуть. Да и к вечеру он мне будет нужен.
Кравец взглянул удивленно и недоверчиво на командира. По карте люди ходить не любили. Вероятность неточности слишком большая. Ошибка стоит жизни… Но недоверие он мгновенно спрятал за выражение полной исполнительности…
– Хорошо. А что вы решили с этим лайдаком?
– Пан Кравец, я так расстроен прискорбным происшествием. Не время распыляться. Ведь нам торопиться пока некуда? Не правда ли? Мы еще потолкуем с этим молодым наглецом. А пока идите, займитесь подготовкой к разведке.
Проводив Кравца, Барковский сразу же позвал сына.
– Пойдете с Чеславом сюда. – Полковник показал на карте место за мельницей. – Там немного: саквояж из свиной кожи. Понял? Там камни. Помнишь, я показывал тебе мамины украшения? И бумаги.
– Бумаги? Зачем бумаги?
– Мой мальчик, за этими бумагами люди. А за них готовы будут заплатить хорошо и те и другие. Это наши индульгенции. Ведь об этих людях знаю в данный момент только я. А нужны они всем. – Он ласково потрепал сына по плечу.
Сын кивнул.
– Когда выходить?
– Чем быстрее, тем лучше. Только вас никто здесь видеть ни уходящими, ни приходящими не должен. Ясно? Будь осторожнее.
Владислав быстро собрался. Вскоре они с Чеславом отправились в путь. Их никто не провожал. Только из кустов смотрел им вслед Кравец.
12.00. Забродь
Он привык к этому креслу. Недолго вроде и пробыл здесь, а успел. Комнаты, люстры, столы, ковры – сколько их поменялось за годы работы на различных должностях? Ничего в памяти не осело. Но вот к рабочим креслам у него слабость…
Это Ланге очень нравилось. Не кресло – поэма. Мягкое, но не слишком. В меру упругое. И отдохнуть можно, и от работы не отвлекает. Но особенно хороши подлокотники. Резные, изящные. Рука на них просто отдыхает. Может, с собой взять?
Он ласково погладил полированное дерево. И оно, как ему показалось, едва слышно скрипнуло в ответ, словно замурлыкал старый домашний кот. Задумался.
Вовремя, очень вовремя приспело новое назначение. Друзья и здесь не оставили его без внимания. Последние дни слишком многое стало его раздражать.
Вот позавчера едва успел выйти из автомобиля, в него вдруг начала стрелять какая-то девка! Пистолет, это надо только представить, достала из засаленной хозяйственной сумки. В ней, наверное, еще ее бабушка гнилую картошку с базара таскала. А эта – пистолет!
Кто была эта девка, с кем связана, выяснить не удалось. Охрана, следовавшая за его машиной, в считанные секунды превратила девчонку в решето. Ну да ладно. Профилактическую акцию они провели, десять человек в назидание повесили на видном месте.
Операция «Вейс»[19] принесла сюда самый справедливый порядок. Полякам пора бы смириться и радоваться, что и они стали генерал-губернаторством великого рейха. Так нет же, еще и сопротивляются. Без армии, без правительства… Да, без правительства! Не считать же правительством кучу маразматиков, сбежавших, как только запахло паленым.
Эта девка в сто крат страшнее. Попалась она одна. Но кто за ней?
Русские, говорят, еще хуже. Они ведь чуть ли не потомки Чингисхана. Живут в скудности, а строят танки и самолеты.
Ладно, пусть начальство само разбирается. Ланге всегда был исполнительным подчиненным. Это и помогало ему завоевывать хорошую репутацию. Но свое мнение он все же имел, хотя и не афишировал его. Сейчас его непосредственные начальники несутся вперед, как на бешеном жеребце. Но в разведке метод кавалерийской атаки – не всегда залог победы.
И «полковник» хорош. Преподнес свинью. Впрочем, может, и обойдется все? Может, и не обложили его группу русские, как волков флажками?
Ланге вздохнул. Сейчас же он, как хороший знаток своего дела, боевой офицер разведки рейха, должен быть в гуще событий. На Запад!
Его отъезд все воспримут как отказ от спокойного теплого местечка, ради борьбы в сложных условиях. Может, и отказ. Только там – Запад! Там воюют только профессионалы, а не все подряд, начиная с сопливых мальчишек и кончая древними старухами.
Голландия… Цветочная клумба с миллионами тюльпанов и неисчислимые моргены[20] зеленых польдеров. Странные мельницы, лениво вращающие своими крыльями, и по утрам стук деревянных башмаков-кломпенов по мостовым из старой полированной брусчатки, которую чистоплотные голландцы моют по пятницам с мылом.
У Ланге в голове крутились картинки из иллюстрированных журналов, детских, уже полузабытых, книжек и закрытых, для служебного пользования офицеров разведки, брошюр.
Стараниями высокопоставленных друзей Ланге переводился в Голландию, под крышу ведомства дипломатов. Но, разумеется, эти внешние изменения не влекли за собой изменений в работе.[21]
Вот он, приказ. Завтра уже Берлин, неделю-другую на ознакомление с материалами по Голландии, отдых дома и… Недаром имя Густав, которым его нарекли, означает «посох бога». На кого же будет опираться добрый немецкий бог, если эти чертовы славянки с пистолетами в хозяйственных сумках ухлопают здесь его, Густава Иоахима Ланге?
Отсюда он уходит победителем. Рапорт начальству об исполнении приказа он успел отослать. Передать бумаги несложно. Вот они, аккуратно подготовленные.
В кабинет вошел адъютант, доложил о прибытии его преемника. Ланге придал лицу строгое официальное выражение.
– Просите.
Адъютант открыл дверь и пропустил в кабинет подтянутого гауптмана с водянистыми глазами.
Ланге поднялся с кресла и с достоинством, соответствующим его опыту и званию, ответил на его приветствие.
– Дейгель! – представился гауптман.
– Очень приятно… Очень… – радушно сказал Ланге, но свою фамилию посчитал называть излишним. Во-первых, гауптман и так должен ее знать, а во-вторых, это с самого начала расставляет всех по своим местам.
Вопреки привычке Ланге предложил преемнику свои сигары. Он, Ланге, уезжает победителем. Тернии – тому, кто остается. Пусть пока наслаждается сигарой, ни о чем не догадываясь.