Прерванный полет «Эдельвейса» — страница 8 из 12

ПУНКТЫ НАЗНАЧЕНИЯ

Торпедоносцы над Волгой

В 1942 году кавказская нефть поставлялась в центральные районы СССР только по двум транспортным артериям: нефтеналивными судами по Волге и цистернами по однопутной железной дороге Астрахань – Урбах, проходящей восточнее, по границе Казахстана. Бесперебойное функционирование этих магистралей имело огромное стратегическое значение для страны. Кроме танкеров и нефтебарж, по Волге регулярно ходили пассажирские пароходы, военные транспорты и другие суда различного назначения. В среднем через Сталинградский речной порт летом 1942 года ежедневно проходило около 20 кораблей. Непосредственно перевозка нефтепродуктов в основном осуществлялась предприятием «Волготанкер», располагавшим в тот момент примерно 170 самоходными и несамоходными баржами[85]. Условия судоходства были довольно тяжелыми. Узкий фарватер, сильное течение, наличие крутых поворотов и перекатов, интенсивное движение – все это требовало большого напряжения от судовых команд и их капитанов.

Еще 10 июля, когда бомбардировщики второй и третьей групп KG55 «Грайф» перебазировались на аэродром в Краматорск, командир эскадры оберст-лейтенант Бенно Кош получил приказ «нарушить дневное и ночное движение кораблей по Волге от Астрахани до Саратова»[86]. Однако сразу выполнить его не представлялось возможным, надо было подвезти на аэродромы достаточный запас авиационных мин. На это ушло 10 дней. В итоге штаб IV авиакорпуса решил начать постановку мин в ночь на 23 июля, одновременно произведя налет на Сталинград.

Около полуночи по местному времени в городе была объявлена воздушная тревога. Вслед за этим в 0.15 появились первые самолеты, исполнявшие роль цельфиндеров. Они сбросили зажигательные бомбы таким образом, что очаги пожаров обозначили прямоугольник, в который попала вся северная промзона города. После этого 20 пикирующих бомбардировщиков Ju-88A из I. и III./KG51 «Эдельвейс», вылетевшие из Сталина, атаковали Сталинградский тракторный завод, сбросив на него 40 фугасных бомб SC500. В результате были частично разрушены несколько цехов, убит 21 и ранены 85 человек.

Возникшие пожары команды МПВО и прибывшие автонасосы тушили до утра. В это же время старшина поста ВНОС И. Ситников, находясь на боевом дежурстве в районе поселка Ступинский Яр, услышал гул самолетов, идущих над Волгой. Он продолжался несколько минут, после чего постепенно стих. Сделав записи в журнале наблюдений и указав время, Ситников напряженно вглядывался в июльское небо и вдруг заметил на фоне звезд несколько парашютов, спускающихся прямо на Волгу. Сначала он подумал, что немцы выбросили десант, но, внимательно присмотревшись, увидел, что к парашютам прицеплены предметы цилиндрической формы. Вскоре послышались тихие всплески, и зловещие «подарки» быстро погрузились в воду. «Мины!» — осенило старшину, и он тут же побежал к ближайшему телефону докладывать об увиденном[87].

И действительно, одновременно с налетом эскадры KG51 на Сталинград несколько групп Не-111 из KG55 сбросили на парашютах донные мины в районе Горного Балыклея и на участке Солдники – Черный Яр. Смертоносные металлические цилиндры плавно опустились на дно и замерли в ожидании своих жертв.

Немецкие самолеты сбрасывали в реку мины ГМА, ГМВ и ВМ1000. Они были оборудованы различными типами взрывателей, в том числе акустическими. Боезаряды массой от 300 до 680 кг при взрыве гарантированно уничтожали любой тип речного судна. В течение 25–27 июля этими минами забросали Волгу на протяжении 400 километров, от Камышина до села Никольского в Астраханской области. Лишь в районе Сталинграда было зафиксировано падение в фарватер около 50 мин. Одновременно с этим немецкие бомбардировщики бомбили и обстреливали суда и нефтекараваны, а также наносили удары по пристаням. Вскоре появились и первые жертвы.

Поздним вечером 25 июля пароход «Смоленск» шел вверх по течению с нефтеналивной баржей «Кондома» на буксире. В трюмах судна также находилось топливо. Несмотря на приближение фронта к Волге и полеты немецких самолетов над рекой, экипажи многих судов продолжали работать как в мирное время, члены команды нередко брали с собой в плавание детей. Не был исключением и «Смоленск». На борту, кроме капитана, его помощника и 15 матросов, находились 9 детей, коротавших на борту летние каникулы. Солнце уже давно зашло за высокий берег Волги, и над рекой постепенно опускалась тьма. На небосводе появились звездочки, а впереди на воде зажглись гирлянды бакенов. Младшие дети отправились спать в каюты, остальные же остались на палубе, наслаждаясь теплым июльским воздухом. Пароход миновал Горную Пролейку, расположенную на полпути между Дубовкой и Камышином, когда произошло ужасное…

Страшной силы взрыв сотряс реку, и в одно мгновение корабль, еще секунду назад мерно скользивший по воде, подпрыгнул и скрылся в клубах дыма и пара. Затем все вокруг осветил яркий столб пламени от взорвавшихся нефтепродуктов. Жители поселка, услышав взрыв, побежали на берег, но увидели только горящую на поверхности реки нефть. Спастись не удалось никому. На рассвете место гибели «Смоленска» проходили другие суда, и их команды повсюду видели только мазутные пятна на воде и плавающие обломки. Баржа «Кондома» не пострадала, и все утро дрейфовала по реке, словно призрак, но и она на следующий день была потоплена немцами[88].

26 июля немецкие самолеты несколько раз появлялись над Волгой. Они разбомбили баржи «Таловка» и «Веста», перевозившие автомобильное масло. В районе хутора Быково, в 40 километрах южнее Камышина, «Хейнкели» обстреляли из пулеметов, а затем сбросили тяжелые зажигательные бомбы на пассажирский пароход «Александр Невский», на борту которого находились 300 пассажиров. Капитан Николай Харламович сразу повернул корабль в сторону высокого берега, и вскоре он уткнулся носом в песок. Люди в панике бросились на берег, и в огне погибли только 15 человек. В тот же день были потоплены три буксирных судна, четыре сухогрузные и две нефтеналивные баржи. В районе Сталинграда подорвался на мине и затонул пароход «Аджарстан», на котором погибли 20 человек. Помимо бомбардировок и обстрелов, немецкие самолеты применяли против кораблей речного флота и «психическое» оружие, сбрасывая дырявые и набитые гвоздями бочки из-под бензина.

В минных постановках участвовали и опытные экипажи торпедоносцев II./KG26 и бомбардировщиков I./KG100 из Авиационного командования «Зюд». 27 июля вылетевшие из Крыма «Хейнкели» сбросили в Волгу 31 мину и повредили две баржи, буксировавшиеся вверх по течению. Их коллеги из IV авиакорпуса тоже не дремали. В результате в районе Сталинграда был уничтожен почти весь караван из 8 нефтеналивных судов, том числе «Обь», на борту которой находилось 10 000 тонны керосина. Огромный столб дыма поднялся над приволжским степями, горящая нефть потекла вниз по Волге, и движение судов по реке было сильно затруднено. Все это происходило на глазах у жителей Сталинграда. Пылающая река, тонущие баржи и плавающие среди них матросы – все это вселяло ужас. Вечером того же дня 10 Не-111 совершили налет на пристань Владимировка (Ахтубинск). В результате были потоплены один колесный пароход и баржа, а буксир «Орджоникидзе» получил тяжелые повреждения.

На следующий день прилетевшие из Крыма торпедоносцы II./KG26 «Лёвен» потопили на Волге плавучий кран и две баржи.

Люфтваффе противостояла Волжская военная флотилия под командованием контр-адмирала Д. Дергачева. К концу июля в ее составе имелись 18 мощных буксиров, вооруженных зенитными орудиями, а также 7 канонерских лодок, 14 бронекатеров, 33 катера-тральщика, 2 плавучие зенитные батареи и 2 батальона морской пехоты. До середины июля главной задачей флотилии было обеспечение ПВО Саратова, особенно железнодорожного моста через Волгу. Теперь же, начиная с 26 июля, корабли ВВФ конвоировали речные суда, двигавшиеся по Волге, и обеспечивали их ПВО.

Напуганное донесениями о массовой гибели судов, пароходство «Волготанкер» приостановило отправление нефтебарж из порта Астрахани. Но десятки кораблей уже находились в пути. 26 июля нарком речного флота Шашков выступил с докладом на заседании ГКО о положении на Нижней Волге. Он попросил срочно принять меры по вооружению судов и усилению ПВО. В этот же день с аналогичной просьбой к руководству страны обратился Астраханский горкомитет обороны.

Тем временем на Нижней Волге ситуация складывалась поистине катастрофическая. По ночам в фарватер опускались все новые и новые мины, бомбардировщики атаковали суда и пристани. Всего с 25 по 31 июля посты ВНОС зафиксировали падение в Волгу 231 мины, сброшенной с немецких самолетов. Между тем Волжская военная флотилия оказалась не готова к борьбе с минной опасностью на реке. Формирование отдельной бригады траления, начатое в июле, затягивалось. Переделка судов происходила наспех, установленные тралы быстро продемонстрировали свою непригодность, а у экипажей отсутствовал какой бы то ни было опыт по борьбе с минными постановками[89].

Команды речных судов также проявили растерянность и панику. Корабли плохо маскировались, нередко допускалась их скученность, да и информация о заминированных участках поступала несвоевременная и не всегда точная. Некоторые «сведения» зачастую основывались на слухах и домыслах. Поэтому взрывы на волжских плесах гремели постоянно, и каждые сутки гибли по 4–5 кораблей. Но, несмотря на чрезвычайно трудные условия, судоходство на Нижней Волге оставалось весьма интенсивным. В пути находились десятки буксиров, пароходов и барж с грузами и людьми.

28 июля положение на Волге обсуждал Государственный Комитет Обороны. Было принято решение об установке зенитного вооружения на судах. На корабли назначались помощники капитанов по военной части, в обязанности которых входило командование боевыми расчетами. Уже в следующие дни в Сталинградском порту закипела работа. На нескольких пароходах срочно приваривали броневые листы к рулевым рубкам, грузили 37-мм зенитные пушки и пулеметы, матросы затаскивали на борт ящики с боеприпасами. Но оружия везде не хватало, и поначалу смогли наскрести только на 16 судов. В то же время бакенщики получили приказ сократить число и замаскировать навигационные ограждения на реке. Из речного транспорта в срочном порядке были изъяты 16 пассажирских и 7 буксирных катеров для переоборудования в тральщики.

Невзирая на опасность, тяжелые нефтеналивные баржи медленно ползли вверх по течению. 29 июля на участке Астрахань – Камышин в пути находилось в общей сложности 220 000 тонн нефтепродуктов. В этот день пароход «Коллективизация» под командованием капитана A.C. Чеснокова следовал вверх по течению с тремя нефтебаржами на буксире. В районе поселка Соленое Займище, в 40 километрах южнее Ахтубинска, судно внезапно атаковали два Не-111. Несколько бомб попали в баржи, остальные взорвались по левому борту корабля. При этом осколками был убит механик Ф.С. Востриков. Героическими усилиями матросов горящие баржи удалось отцепить и продолжить путь с одной уцелевшей.

Что собой представляло плавание по Волге летом 1942 года, наглядно показывает пример с пассажирским пароходами с громкими именами «Михаил Калинин» и «Вячеслав Молотов».

30 июля около 21.00, когда летний день клонился к закату, шедшие рейсом из Астрахани, они причалили к пристани Владимировка (Ахтубинск). Пассажиры спешно выходили на причал, на их место садились новые. Кроме того, к судам прицепили баржи с солдатами, направлявшимися на фронт. Около 22.00 пароходы отдали швартовы и продолжили путь вверх по течению. Солнце скрылось за горизонтом, и реку постепенно окутывала тьма. Все знали, что в это время над Волгой появляются немецкие самолеты, поэтому в 22.45 было принято решение стать на якорь около берега, поросшего ивами, и замаскироваться. Верхние палубы кораблей были закиданы ветками, что давало надежду оказаться незамеченными с воздуха. Пассажиров высадили на берег, вахтенные матросы и солдаты в баржах напряженно наблюдали за звездным небом. И вскоре опасения подтвердились.

После 23.00 с запада послышался нарастающий гул авиационных моторов, хотя разглядеть сами силуэты бомбардировщиков не удавалось. Все замерли в страхе, надеясь, что пронесет. И действительно, гул стал постепенно стихать. Но тут произошло неожиданное. Прямо с парохода «Вячеслав Молотов» в небо взвилась сигнальная ракета, ярко осветив степные окрестности и притаившиеся у берега суда. Одновременно с этим вторая ракета взвилась с берега рядом с «Калининым»! Тут же началась паника, сидевшие на берегу пассажиры бросились врассыпную подальше от кораблей, солдаты начали спешно хватать оружие, готовясь к бою.

Через несколько минут послышался свист падающих бомб и грохот взрывов. В небо взметнулись водяные столбы и огненные султаны, пароходы осыпали комья грязи. После этого солдаты отчетливо увидели на фоне звездного неба темный силуэт еще одного бомбардировщика, заходящего в атаку с юго-запада. Часть бойцов открыла беспорядочный огонь из винтовок и автоматов, но самолет упорно шел на «Михаил Калинин», и вновь послышался леденящий кровь вой падающих бомб. На сей раз взрывы подняли тонны воды за кормой судна, окатив ей палубы и военную баржу. Одновременно второй самолет сбросил бомбы рядом с «Молотовым».

Не дожидаясь нового захода, капитан «Михаила Калинина» приказал поднять якорь и, едва тот оторвался от речного дна, дал полный вперед, отваливая от берега. В то же время командир воинской части собрал группу бойцов с противотанковыми ружьями и, перебравшись с ними на верхнюю палубу парохода, приказал занять удобную позицию для стрельбы. И вот вновь послышался нарастающий гул моторов, и появился силуэт самолета. Солдаты, а их было 30 человек, подняли стволы ружей вверх и, замерев, следили за его приближением. Главное было не сорваться и не начать палить вразнобой. И вот в момент, когда уже были отчетливо видны широко раскинувшиеся крылья и два работающих мотора, командир прокричал: «Залп!» И тут случилось невероятное: из брюха бомбардировщика сверкнуло пламя, и через секунды он вспыхнул в ночном небе, как факел, после чего резко повернул на запад и стал стремительно удаляться, оставляя за собой едва различимый шлейф дыма…[90]

Возможно, это был Не-111 унтер-офицера Вальтера Йона из 6-й эскадрильи KG55 «Грайф». В этот день он вылетел с аэродрома Краматорска, имея задание атаковать корабли на Волге, и не вернулся. Весь экипаж бомбардировщика с тех пор считается пропавшим без вести[91]. Это была первая потеря немцев в ходе атак речного транспорта на Волге. А пароходы «Вячеслав Молотов» и «Михаил Калинин» не получили во время этого налета серьезных повреждений. Воинские части потеряли убитым одного пулеметчика, которого похоронили ранним утром прямо на берегу.

31 июля пароходы подошли к Сталинграду. Тут глазам матросов и пассажиров предстало страшное зрелище. Повсюду виднелись торчащие из воды и горящие баржи с нефтью, кое-где горящее топливо текло по реке, отравляя все вокруг едким черным дымом. Самого города из-за этого чадящего ада почти не было видно. И здесь же между нефтяными пятнами и плавающими обломками сновали суда и буксиры, непрерывным потоком перевозящие грузы с одного берега на другой. Вскоре в дымке показался порт. Когда корабли достигли причала, баржи с солдатами отцепили, быстро прошла высадка и посадка пассажиров, после чего «Калинин» и «Молотов» поспешили отправиться дальше вверх по Волге. Но до безопасных вод было еще далеко.

В этот же день 31 июля немецкие бомбардировщики совершили налет на речную пристань Маркс, расположенную на левом берегу Волги, в 60 километрах северо-восточнее Саратова, а также продолжали атаковать суда и нефтекараваны на участке между Камышином и Никольским и минировать фарватер.

В конце июля 4-й воздушный флот Рихтхофена усилил атаки против Волжского судоходства. В частности, к операции подключилась KG27 «Бёльке». В ночь на 1 августа экипаж Не-111 «1G+CR» из 7-й эскадрильи в ходе боевого вылета над Волгой обнаружил и атаковал нефтекараван, идущий вверх по течению. В результате прямых попаданий две баржи водоизмещением 250 и 800 тонн вспыхнули и затонули. На следующую ночь этот же «Хейнкель» снова появился над рекой, на сей раз сообщив о потоплении двух крупных речных кораблей водоизмещением 800 тонн каждый. После чего благополучно вернулся на аэродром Курска. Таким образом, только в течение двух дней жертвами этого самолета стали четыре судна![92]

В эти дни у Садковского Яра в результате бомбардировки затонул грузовой теплоход «Осетия», который вез в Сталинград кавалерийских лошадей. На Бабаевском перекате, около острова Ступинский, подорвался на мине пассажирский теплоход «10 лет «Комсомольской правды». Судно пошло под воду так быстро, что все пассажиры и члены команды погибли. Лишь капитану A.B. Семикову чудом удалось спастись. В районе Камышина подорвался на мине и утонул буксирный пароход «Союзный ЦИК». При этом погибла почти вся команда, а также трое детей.

В этой обстановке у многих речников стали сдавать нервы. Опасаясь гибели, десятки матросов бежали с судов во время стоянок в городах, капитаны нередко затягивали выход в рейс под предлогом «дополнительного ремонта» и других причин. В связи с этим Наркомату речного флота пришлось ввести на судах должность комиссара. В их обязанности входило вести политическую работу среди судовых команд и контролировать выполнение капитаном инструкций вышестоящего начальства.

Однако и для немцев конец месяца выдался неудачным. 30 июля в ходе атаки кораблей на Волге, севернее Сталинграда, зенитным огнем был поврежден Не-111Н-6 «1G+DR» лейтенанта Карла Бёренфёнгера из VII./KG27. Самолет дотянул до линии фронта, но до своего аэродрома не сумел долететь. «Хейнкель» упал на землю в районе деревни Островерховки, в 18 километрах южнее Харькова, и весь его экипаж погиб. В тот же день на аэродром в Курске не вернулся и Не-111Н-6 «1G+DK» лейтенанта Шульца из 2-й эскадрильи KG27. В 20 километрах западнее Богучар он был атакован ночным истребителем. После этого летчики сообщили, что выпрыгивают на парашютах. Затем выяснилось, что два члена экипажа – Зигфрид Шульц и бортрадист унтер-офицер Альберт Гейзенбергер – погибли, а дальнейшая судьба двоих других – штурмана обер-ефрейтора Зигфрида Панниера и бортмеханика обер-ефрейтора Вильгельма Шторка – осталась неизвестной.

А в следующую ночь во время боевого вылета на атаку кораблей на Волге был подбит и упал в районе Артемовска, не дотянув 50 километров до аэродрома в Краматорске, Не-111 фельдфебеля Пауля Риттера из 8-й эскадрильи KG55. При этом сам Риттер успел выпрыгнуть на парашюте, остальные же члены экипажа бомбардировщика погибли. Таким образом, в течение суток люфтваффе потеряли сразу четыре бомбардировщика – охотника за кораблями.

Один из пилотов 2-й эскадрильи KG27 «Бёльке» вспоминал о боевом вылете над Волгой: «В одну светлую лунную ночь, когда мы могли хорошо различать как реку и города, так и суда на реке, я летел на высоте около 200 м над Волгой. Мне удалось «положить» две бомбы по 250 кг вблизи от одного судна, правда, без какого-либо видимого результата. Разрывы снарядов русской легкой и средней зенитной артиллерии были далеко позади меня, без попаданий. При очередном заходе я приказал своему штурману обстрелять из бортового пулемета цель впереди по курсу, в то время как я пытался сбросить другие две бомбы. Это было роковой ошибкой, потому что я представлял для русских весьма хорошую цель. Так и случилось: мы получили попадание по полной программе. Радист закричал: «Рули управления снесло! Пет, они вроде бы опять здесь!» Несмотря на весьма опасную ситуацию, мы расхохотались. Счастливый случай оставил нашу машину управляемой. Нам удалось выкрутиться, и я поднялся на высоту 4000 м». После шести часов полета «Хейнкель» благополучно приземлился в Курске. Затем в ходе осмотра в левом руле была обнаружена дыра диаметром 60 сантиметров, а корпусе – множество мелких осколочных пробоин[93].

4 августа Не-111 из I./KG100 и II./KG26, вылетавшие из Крыма, сбросили в Волгу еще 28 мин, шесть из которых взорвалась преждевременно при падении на отмели[94].

Пассажирский пароход «Тургенев» еще в последние дни июля вышел из Астрахани, направляясь в Сталинград за ранеными. Путь до Енотаевки прошел без приключений, но вот, не доходя до Копановки, матросы увидели за кормой приближающийся самолет. Он шел низко над рекой с юго-востока. Вахтенные некоторое время гадали: чей он, наш или немецкий? Все сомнения развеяла бомба, отделившаяся от брюха самолета. Огромный столб воды поднялся по левому борту, осыпав палубу множеством осколков.

Не успели матросы «Тургенева» опомниться, как самолет развернулся и, сделав второй заход, обстрелял корабль из пулеметов. Трассирующие пули пробили верхнюю палубу и вызвали пожар в салоне 2-го класса. На сей раз матрос Александр Раков отчетливо видел лица немецких летчиков, кресты и свастику на фюзеляже. Через две минуты «Хейнкель» пошел на третий заход и сбросил еще одну бомбу, которая взорвалась за кормой судна. В результате были сильно повреждены палубные надстройки. После того как бомбардировщик скрылся за горизонтом, капитан «Тургенева» связался по рации с пароходством. Был получен приказ возвращаться в Астрахань на ремонт. Таким образом, из-за налета рейс к Сталинграду был отложен на несколько дней.

В начале августа пароход «Тургенев» вновь отправился в путь. На сей раз все матросы были настороже, с опаской поглядывая на солнечное июльское небо. Река представляла собой удручающее зрелище. Повсюду по поверхности плавали нефтяные пятна, перемежающиеся со скоплениями глушеной рыбы. Время от времени мимо бортов проплывали обломки кораблей, спасательные круги и изуродованные трупы людей. Кое-где виднелись торчащие из воды остовы затонувших судов. Путь до Каменного Яра прошел без происшествий, и до пункта назначения оставалось около 120 километров. Но тут впереди показался стоящий на якоре пароход «Виктор Хользунов», вышедший из Астрахани на трое суток раньше. Его капитан Евгений Кистович сообщил, что Волга выше Каменного Яра заминирована и продолжать путь слишком опасно.

«Тургенев» застопорил ход и остановился рядом с «Виктором Хользуновым». В реку с грохотом полетел якорь. Стоящие на якоре посередине реки суда представляли собой легкую мишень для бомбардировщиков. Но все было тихо, и мирный степной пейзаж не предвещал никаких приключений. Вскоре была спущена шлюпка, и капитан отправился на ней к своему коллеге. Вместе они связались по рации со Сталинградским портом, и им оттуда приказали, чтобы «Виктор Хользунов» срочно шел дальше, невзирая на минную опасность. На этом короткое свидание двух кораблей закончилось. «Хользунов» обошел с кормы «Тургенева» и направился по фарватеру. Из трубы повалил густой черный дым, и судно стало удаляться на северо-запад. Но тут произошло неожиданное. Через каких-то 200 метров перед носом парохода поднялся огромнейший столб воды, и эхо мощного взрыва раскатами прокатилось по степи.

Матросы на «Тургеневе» с ужасом увидели, как «Виктор Хользунов» начал быстро погружаться носом в воду, уцелевшие члены команды прыгали за борт. Прошло еще несколько секунд, и корпус тонущего судна с треском переломился, кормовая часть на короткое время встала на ровный киль, а затем стала неумолимо уходить вниз. Вскоре над водой остались только клубы дыма и пара, а также отчаянно барахтавшиеся матросы. Капитан «Тургенева» сразу же приказал спустить все шлюпки и приступить к спасению уцелевших. Через полчаса на реке все стихло, и уже ничто не напоминало о катастрофе, кроме всплывшей на поверхность глушеной рыбы и растекшегося огромного пятна мазута…[95]

Николай Ермаков – в 1942 году штурман парохода – вспоминал:

«Когда мы пришли в Сталинград, нас хотели поставить под элеватор для загрузки зерном. Но потом пришел приказ: перевезти, то есть эвакуировать, аэродром. Нас стояло три парохода: «Тургенев», «Лядов» и наш. Погрузились мы, и надо было отплывать, но двигатели на нашем пароходе заглохли, и, как мы ни бились, завести не могли. «Тургенев» и «Лядов» ушли без нас, а мы заночевали. Утром капитан пришел из радиорубки. Мы смотрим – он белый как полотно. Спрашиваем его:

– Что с тобой?

– Взорвался «Лядов»…

Но вот двигатели нашего парохода заработали, и мы пошли. Стали подходить к месту взрыва парохода «Лядов». Капитан сбавил ход… Все были очень взволнованы и напряжены. Свободные от вахты вышли на палубу. Пароход наш идет очень медленно, мы смотрим по сторонам. Каждую минуту ожидаем взрыва, беспокойство растет. Но все же проскочили благополучно. Доплыли до Владимировки – места назначения груза, и тут же занялись разгрузкой. Работали без отдыха: целыми днями разгружали, а ночью скрывались».

В небе часто доносился гул моторов, и гремели взрывы. После разгрузки пароход, на котором плавал Ермаков, вернулся в Сталинград и пришвартовался у Речного вокзала. Когда погрузка пшеницы была в самом разгаре, начался налет немецкой авиации на город. Одна фугасная бомба взорвалась в 50 метрах от порта. Далее Ермаков вспоминал: «Когда кончилась погрузка, директор зернохранилища сказал нам: «Не знаю, какая ваша судьба? Пять пароходов погрузили, и от мин и вражеских бомб все пошли на дно с пшеницей и людьми». Естественно, подобная информация не улучшила настроения морякам, но вечером судно вновь отправилось вверх по Волге. Корабль дважды подвергался налетам, но все же добрался до места назначения[96].

Другим судам повезло меньше. Подорвался на мине и затонул пассажирский пароход «Коммунистка» с четырьмя сотнями пассажиров на борту. Корабль ушел под воду столь стремительно, что большинство людей не успели даже покинуть каюты. В итоге спастись и добраться до берега удалось только каждому пятому. Погибли также теплоход «Ильич», грузовой теплоход «Татария» и др.

Всего с 25 июля по 10 августа по заминированному участку Волги прошли 302 судна речного флота, из которых 69 подорвались на минах либо были потоплены самолетами, в том числе 12 больших пароходов и 19 нефтеналивных судов. Таким образом, затонул каждый четвертый корабль. При этом погибли сотни людей, затонуло значительное количество грузов, по реке разлилось 115 000 тонн нефтепродуктов![97] Это был очевидный успех 4-го воздушного флота Рихтхофена.

Минирование и бомбовые удары серьезно затруднили движение по Волжскому речному пути, который стал одной из важнейших коммуникаций, питавших фронты под Сталинградом и обеспечивающих перевозку нефтепродуктов из Баку в центральные районы СССР. Командование Сталинградского дивизионного района ПВО сформировало Волжскую оперативную группу ПВО. На пристанях, пароходах, буксирах и баржах были установлены более 300 зенитных орудий и пулеметов. По заданию ГКО в Сталинград прибыл народный комиссар речного флота З.А. Шашков с группой работников наркомата. Для обеспечения водных перевозок на участке Сталинград – Астрахань и функционирования переправ в районе Сталинграда была создана оперативная группа работников управления Нижневолжского речного пароходства (НВРП).

Рельсовая война

Когда Гитлер решил одновременно вести наступление на Кавказ и к Волге и стало понятно, что битвы за город не миновать, Рихтхофен применил стратегию, уже апробированную в Крыму: сначала изолировать объект от внешнего мира, разрушив все коммуникации, ведущие к нему, затем сосредоточить всю мощь авиации на самой «твердыне». Одновременно с минированием Волги и авиаударами по судам в конце июля – начале августа люфтваффе стали беспощадно терроризировать коммуникации в тылу отступавших советских войск, стремясь отрезать Сталинград от страны.

Днем 22 июля 13 бомбардировщиков в течение 40 минут несколькими группами атаковали город Фролово и станцию Арчеда, сбросив на них около 100 фугасных и зажигательных бомб. В результате были полностью разрушены железнодорожное депо, электростанция, водозаборы на реке Арчеда и 6 жилых домов. На путях сгорели пожарный поезд, 65 вагонов с военными грузами и 5 паровозов. Железнодорожный узел и две прилегающие к нему улицы были практически стерты с лица земли. Погибли 50 жителей Фролова, 150 человек получили ранения разной степени тяжести.

27 июля массированной бомбардировке подверглась станция Качалино, в 60 километрах к северо-западу от Сталинграда. Там были разрушены все станционные пути, депо и прилегающие жилые дома. В тот же день самолеты со свастикой появились над станцией Котельниково, также разрушив все пути и депо, сгорели все находившиеся там вагоны.

На станции Иловля немцы разбомбили железнодорожные пути, склад Заготзерно и прилегающий рабочий поселок вместе со школой. Здесь погибли 20 человек, еще 40 получили ранения и контузии. В результате к концу июля движение по этой ветке было практически парализовано[98].

А 3 августа 5 Не-111 из 3-й эскадрильи KG27 атаковали станцию Поворино. «Командовал эскадрильей лейтенант Вооге на «1G+IL», – писал в рапорте Курт Шмид. – Справа летел фельдфебель Кёльц на «1G+CL», слева я был на «1G+BL». Позади нас летели унтер-офицер Кахлер и фельдфебель Рихтер. Старт был в 18.30. Наш подход к объекту был осуществлен без проблем. Первая группа шла близко к лидеру лейтенанту Вооге, несмотря на растущую темноту и плохую видимость. Наша цель, однако, была по-прежнему хорошо видна, а станция хорошо освещена.

После бомбардировки в 20.07 наше подразделение, вероятно, атаковал ночной истребитель, тип И-16. Охотник появился из темноты позади нас и вышел прямо за машину фельдфебеля Кёльца. Затем он дал несколько очередей. Лейтенант Вооге и моя машина открыли огонь по нападавшему, когда он был еще на подходе».

Ханс Райф, находившийся в лидирующем самолете, также отчетливо видел атаку: «Бомболюки были еще открыты, как вдруг я увидел в свете прожектора ночной истребитель, заходивший снизу и стрелявший вверх, несмотря на огонь собственных зенитных орудий. На расстоянии менее 30 метров мы могли видеть красные звезды. Бортрадист и бортмеханик опустошили свои барабаны в нападавшего. Трассеры четко попадали в цель. Однако эффект был не ясен, истребитель был, по-видимому, хорошо бронирован. Он поднялся выше нас и затем исчез в темноте. Мы решительно рванули на запад».

Между тем атакованный Не-111 «1G+CL» после атаки отвернул в сторону, Шмид последовал за ним:

«Мы начали переговоры по рации:

«Самолет Шмид самолету Кёльца – с тобой все в порядке?»

«Самолет Кёльца самолету Шмида: все в порядке!»

«Самолет Кёльца самолету Шмида: правый двигатель…»

«Самолет Шмида самолету Кёльца: я останусь с тобой!»

Последняя фраза повторялась дважды, но осталась уже без ответа. На неоднократные запросы экипаж уже не реагировал.

«Тем временем искры вылетали из правого двигателя, – вспоминал Шмид. – Я находился очень близко к горящей машине. Пламя быстро росло. Машина пошла с высокой скоростью довольно круто с 10–12 м/сек курсом 265°. От нее исходили длинные струи пламени и струи горящего топлива. До высоты 500 м я остался рядом с самолетом, забрал газ и смотрел результат падения в 20.22. Это был просто вихрь огня. Катастрофа произошла в квадрате 1279, около 60 км западнее Поворино на территории противника»[99].

В 2.35 6 августа немецкие бомбардировщики совершили налет на железнодорожный узел Балашов. На станцию и прилегающие объекты было сброшено 100 фугасных и осколочных, а также около 200 зажигательных бомб всех калибров. В результате были разрушены вокзал, больница, несколько жилых домов, повреждены железнодорожные пути. Были убиты и ранены 32 человека[100].

На путях Сталинградской железной дороги и в самом городе скопились около 18 000 разбитых и сожженных вагонов! Кроме того, перегоны, станции и тупики были буквально забиты порожняком, который уже некуда было девать. Железнодорожники были вынуждены многие вагоны просто сталкивать с путей на землю или сбрасывать в кюветы. Таким образом, в конце июля железнодорожные перевозки в направлении Сталинграда были полностью парализованы. Вагоны попадали в город лишь по паромной переправе в районе поселка Рынок.

Все это отрицательно сказывалось на работе городского хозяйства и предприятий, приводило к большим заторам на путях и задерживало эвакуацию. Так, металлургический завод «Красный Октябрь» в мае – июне получал в среднем 300–350 вагонов с грузами в сутки, в лучшие дни июля – по 50–70 вагонов, а в конце месяца – и вовсе ни одного. Выпуск продукции неуклонно снижался, несмотря на то что руководство предприятия неустанно перетряхивало неприкосновенные запасы, обшаривало склады, станции, «забытые» вагоны с эвакуированными материалами[101].

В этих условиях особое значение приобрела работа железнодорожных войск. С созданием в июле Сталинградского и Воронежского фронтов начальником ЖВ этого участка был назначен полковник П.А. Кабанов. В его подчинение вошли 5, 13, 19 и 27-я отдельные железнодорожные бригады. 5-й было поручено обеспечивать участок от станции Оборечье до станции Поворино; 13-й – от Поворино до станции Иловля и от Поворино до станции Балашов; 19-й – от Поворино до станции Лиски и далее до станции Отрожка. 27-я бригада обеспечивала участки от Сталинграда до Иловли, далее к станции Петров Вал и от нее до Балашова, а также непосредственно Сталинградский железнодорожный узел.

На железных дорогах, ведущих к Сталинграду, творился настоящий кошмар. Регулярно наносились удары по железнодорожным линиям в Кистендейском, Аркадакском и Салтыковском районах, расположенных в треугольнике Балашов – Ртищево – Аткарск. Руководство Юго-Восточной железной дороги и органы военных сообщений Сталинградского фронта оказались в кризисном положении. Магистрали, и без того имевшие небольшую пропускную способность, были всюду забиты пробками из сотен вагонов и цистерн. Грузооборот увеличивался с каждым днем, и некоторые эшелоны передвигались в среднем по 15–20 километров в сутки!

Лишь благодаря тому, что как раз в это время железнодорожные войска и спецформирования Наркомата путей сообщения героическими усилиями достроили 150-километровую ветку Петров Вал – Иловля, протянувшуюся вдоль правого берега Волги, обстановка несколько разрядилась. Это позволило организовать круговое одностороннее движение эшелонов по маршруту Балашов – Поворино – Иловля – Петров Вал – Балашов. Теперь, несмотря на регулярные налеты, по этой линии могли проходить по 30–40 поездов в сутки.

Самолеты-разведчики люфтваффе быстро зафиксировали это изменение. Сразу же изменилась и тактика бомбардировщиков. Немецкие самолеты стали наносить удары не только по узловым станциям, но и по всему участку дороги от Арчеды до Качалино протяженностью 100 километров. Налеты производились с одинаковыми интервалами через каждые 36–48 часов. Восстановление поврежденных сразу во многих местах путей занимало, несмотря на задействование большого количества людей и техники, не менее 10–12 часов. В результате все это время эшелоны простаивали и вновь создавались большие пробки.

Железнодорожники были вынуждены вдоль всего полотна строить укрытия, окопы и землянки для ремонтных бригад, сваливать запасы рельс, шпал, скреплений. На расстоянии 100 метров от дороги в зарослях укрывали строительную технику: трактора, тягачи, автокраны. Кроме постоянных налетов, на работе транспорта сказывались и технические трудности. 273-километровая линия Балашов – Камышин была однопутной и находилась в запущенном состоянии. Старые рельсы, ветхие гнилые шпалы позволяли поездам двигаться со скоростью не более 15–20 км/ч. Постоянно происходили аварии, вагоны то и дело сходили с рельс. Кроме того, местность вокруг дороги была малонаселенной, на редких станциях отсутствовали тупиковые пути и погрузочные платформы. Поэтому сошедшие с путей вагоны и вышедшие из строя паровозы приходилось просто сталкивать в кювет. Зато машинисты, проезжая по этому участку, могли перевести дух, так как немецкие самолеты пока появлялись здесь достаточно редко.

Северо-восточнее по западному берегу Волги спешно строились еще две железнодорожные ветки: Сызрань – Саратов и далее от Саратова до Петрова Вала. Одновременно с этим на юге была спешно введена в строй еще одна, почти 350-километровая, железнодорожная ветка Кизляр – Астрахань. Однопутную линию проложили по берегу Каспийского моря с целью ускорить вывоз грозненской нефти в центральные районы СССР. Поскольку мост через Волгу в Астрахани построить еще не успели, пришлось организовать здесь паромную переправу, а затем и наплавной железнодорожный мост[102].

Тем временем удары авиации следовали каждый день. 15 августа, около 7.00 по берлинскому времени, «Хейнкели» из II./KG27 совершили налет на железнодорожную линию Поворино – Иловля. При этом 6-я эскадрилья атаковала станцию Фролово, а 5-я эскадрилья – станцию Раковка. «Хейнкели» были атакованы восьмеркой И-16, и в результате два Не-111Н-6 – «1G+FP» и «1G+JN» – получили попадания, два члена их экипажей – оберефрейтор Курт Jlayэр и унтер-офицер Вилли Хей – были ранены. Тем не менее в 10.25 все самолеты благополучно приземлились в Кутейникове. Согласно немецким данным, огнем бортстрелков были сбиты два истребителя. На следующий день группа совершила налет на железнодорожную станцию Михайловка. Бомбардировщики снова встретились с советскими истребителями, и на Не-111Н-6 «1G+KM» из 4-й эскадрильи был ранен бортмеханик оберфельдфебель Ханс Хаас.

20 августа «Хейнкели» из II./KG27, взлетев с аэродрома в Кутейниково и преодолев расстояние в 450 километров, атаковали железнодорожную линию Иловля – Камышин. При этом Не-111Н-6 «1G+HP» из 6-й эскадрильи был сбит огнем зенитной артиллерии и упал в 6 километрах северо-восточнее Иловли. О дальнейшей судьбе пяти членов его экипажа во главе с фельдфебелем Фритцем Гарбенсом ничего не известно, и они считаются пропавшими без вести.

На следующий день налет повторился. На сей раз «Хейнкели» были атакованы группой из 8–10 истребителей МиГ-3, которым удалось обстрелять бомбардировщик лейтенанта Эдуарда Скрципека из V./KG27. В результате пилот и штурман унтер-офицер Эрнст Гольдхаммер получили ранения, однако им все же удалось оторваться от преследователей и вернуться на аэродром.

22 августа бомбардировке подверглась железнодорожная линия Балашов – Камышин. В результате были частично разрушены станции Глань и Самойловка. «Хейнкели» из III./KG27 сбрасывали бомбы с малой высоты, и в результате один самолет был сильно поврежден зенитным огнем, но все же смог дотянуть до аэродрома в Курске и благополучно приземлиться[103]. А 3-я эскадрилья рано утром атаковала стацию Арсеньевка. «Машины были загружены бомбами всех калибров до 1000 кг, и мы летели на большой высоте, потому что ожидали сильную оборону важного объекта, – писал Ханс Райф. – Ничего подобного! Прибыв в пункт назначения, мы поняли, что важная станция состояла из домика железнодорожной охраны и путевых работников, расположенной на прямой линии и без каких-либо поселений вдоль и поперек».

Помимо железных дорог с 8 по 22 августа «Хейнкели» KG27 бомбили советские переправы через Дон, а также совершили 7 налетов на плацдарм в районе Петропавловской.

«Отобьемся, а от торпед уклонимся…»

После взятия Севастополя Авиационное командование «Зюд» лишилось большей части своих подразделений. 15 июля в его состав входили лишь две авиагруппы бомбардировщиков (III./LGl, I/KG100 «Викинг»), одна торпедоносная (II./KG26 «Лёвен»), одна истребительная группа (III./JG77), две разведывательные эскадрильи, два зенитных полка и спасательного отряда гидросамолетов. Также Вилду оставили несколько Ju-87 из учебно-боевой Erg.Gr./StG77.

16 июля 24 Не-111 I./KG100 и II./KG26 совершили налет на Поти. Летчики доложили о попадании в тяжелый крейсер бронебойной бомбой РС1400 и повреждении еще нескольких кораблей. При этом зенитным огнем было сбито два «Хейнкеля».

Между тем советское командование в конце июля стало опасаться форсирования вермахтом Керченского пролива. Того самого, через который еще недавно, наоборот, осуществлялось снабжение войск, сражавшихся в Крыму. Воздушная разведка зафиксировала скопление войск на востоке полуострова, а также постоянные транспортные перевозки к Керчи. В портах скапливались десантные баржи и катера.

Советские бомбардировщики, базировавшиеся на Кубани, совершали регулярные налеты на Крым. Их основной целью было именно сорвать подготовку немцев к форсированию пролива. Налеты проводились в течение всего июля, но наиболее успешным оказался авиаудар днем 30 июля, когда 24 Ил-4 в сопровождении 100 истребителей нанесли авиаудар по Керчи. В результате на железнодорожной станции было уничтожено 22 вагона с боеприпасами, а также один грузовик с пехотой. При этом немецкие зенитчики сбили только один И-16 и один Ил-4.

Командование сформированного 28 июля Северо-Кавказского фронта поручило Черноморскому флоту уничтожать десантные баржи и катера в гаванях Крыма, а также разрушать сами портовые сооружения.

Между тем флот был уже совсем не тот, что в начале войны и даже накануне решающей битвы за Севастополь. К началу августа 1942 года было потеряно уже 12 подводных лодок, 2 минных заградителя, 12 тральщиков, 9 эсминцев, 2 лидера, крейсер, множество вспомогательных судов и транспортов. Еще несколько крупных кораблей были повреждены и находились в ремонте. В связи с этим Отряд легких сил был расформирован, а оставшиеся в нем пять кораблей вошли в состав эскадры под командованием вице-адмирала Л.A. Владимирского. Ее главной силой была бригада из четырех крейсеров: «Ворошилов», «Молотов», «Красный Кавказ» и «Красный Крым», которой командовал контр-адмирал Н.Е. Басистый.

1 августа Владимирский приказал крейсеру «Молотов» и лидеру «Харьков» в ночь на 3-е число выйти из Туапсе, скрытно подойти к Керченскому полуострову и нанести артиллерийские удары по порту Феодосии и причалам в бухте Двуякорная. За полчаса до этого по объектам должна была нанести удар авиация.

У контр-адмирала Басистого и флагманского штурмана бригады крейсеров Бориса Петрова сразу же возникли сомнения в целесообразности подобного рейда. В первую очередь по причине невозможности обеспечить внезапность. В ночь на 31 июля Феодосию уже бомбили и обстреливали с моря тральщики, а на следующую ночь, опять же после предваряющего авиаудара, Двуякорную бухту атаковали торпедные катера. И всякий раз около полуночи. Шаблон был налицо. Вице-адмирал Владимирский даже обращался к командующему флотом с просьбой отменить поход ввиду его чрезмерной рискованности. Однако адмирал Октябрьский оставил приказ в силе. Фронт стремительно подходил к Кавказу, и флот был обязан что-то делать. Ведь при худшем сценарии последующих событий корабли вскоре могли вообще не понадобиться…

В итоге Басистый обреченно сказал Петрову: «Я считаю, что если нам удастся внезапно открыть огонь, то гитлеровцы не успеют организовать противодействие, а атаки их авиации на отходе… Это для нас не диковина – отобьемся, а от торпед уклонимся. Вспомните походы в Севастополь»[104].

В результате в 17.30 2 августа корабли вышли-таки в море. Естественно, уже через полчаса в небе появился самолет-разведчик. Чтобы скрыть истинное направление движения отряда, корабли повернули к Новороссийску.

«Хейнкель» приходил и уходил, корабли меняли курс, крейсер бил по разведчику из 100-миллиметровых орудий, но обмануть его не удалось, – вспоминал Борис Петров. – Пришлось, несмотря на то что над отрядом летел «Хейнкель», ложиться на курс к Феодосии. Отряд шел со скоростью 28 узлов. Понаблюдав за нами примерно до 21.00, разведчик ушел. Было ясно, что противник раскрыл замысел операции – состав сил, направление движения, ориентировочное время удара. Во всяком случае, время подхода отряда к берегам Крыма установлено. Запланированное взаимодействие с авиацией должно было подтвердить противнику, что все разворачивается так, как в две предыдущие ночи».

Около полуночи в полнейшей темноте «Молотов» и «Харьков» подошли к Феодосии. К тому самому месту, где семь месяцев назад корабли высаживали злополучный десант. С тех пор многое изменилось. Многие суда, участвовавшие в той операции, уже лежали на дне морском, Севастополь теперь стал обычным оккупированным немецким городом, а к самим кавказским портам приближались немецкие танки. То есть, по сути, корабли находились во вражеском тылу.

Операция же с самого начала пошла не по плану. Отряд должна была встретить подводная лодка М-62, которой было предписано показать белый огонь, чтобы крейсер и эсминец перед ударом могли уточнить свои координаты. Однако по какой-то причине субмарины на месте не оказалось. В 23.30 со стороны Феодосии донеслись глухие взрывы и гул орудийной стрельбы. Это советские бомбардировщики атаковали порт. Медлить было нельзя, и Басистый приказал ложиться на боевой курс и вести огонь по береговым ориентирам.

Однако пострелять «Молотову» так и не довелось. Наблюдателям постоянно мерещились в темноте торпедные катера, вследствие чего крейсер несколько раз уворачивался от мнимых «атак» и заново ложился на боевой курс. Когда же лидер «Харьков» в 0.58 открыл-таки огонь по Двуякорной бухте, с берега вскоре прилетели снаряды немецкой береговой батареи. В результате снова маневрирование. Когда Басистый отдал приказ отходить на юг, в 1.19 с бака в сторону моря полетела трассирующая пуля. Это был сигнал наблюдателя о том, что он видит приближающийся самолет.

«Стоя у ночного визира, я видел всю атаку от начала до конца, – продолжал свой рассказ Борис Петров. – Самолет я заметил почти одновременно с наблюдателем, когда, сбросив торпеды, он приподнял нос и начал отваливать влево. Отражая лунный свет, блеснуло желтое пузо фюзеляжа[105]. Я даже успел крикнуть:

– Левый борт – сто десять, самолет!

Мой голос слился с пулеметной очередью. До самолета в тот момент было около двух кабельтовых (370 метров). Там, куда уперлась трасса, в районе правого мотора, что-то вспыхнуло, а в следующий момент в самолет вонзились снаряды 37-миллиметровых автоматов. Он вспыхнул, образуя огненный крест, и стал разворачиваться. Многие подумали, что пилот бросит горящий самолет на корабль. Но или у него это не получилось, или самолет был уже неуправляемым: «Хейнкель», снижаясь, прошел над полубаком и упал в воду с правого борта. Две торпеды, сброшенные торпедоносцем, прошли вдоль левого борта крейсера, их пенные фосфоресцирующие следы были отчетливо видны с мостика – настолько близко они прошли от борта»[106].

Однако все время везти и без того везучему «Молотову» не могло. В 1.25 слева и справа появились еще два торпедоносца. Наибольшую опасность представлял «Хейнкель», заходивший на цель с правого борта. Он шел перпендикулярным курсом, быстро среагировав на начавшийся поворот крейсера налево. И в конце концов Не-111 сбросил торпеды почти у самого борта. Наблюдателям на корме даже показалось, что они упадут прямо на палубу. А затем воду осветила яркая вспышка и раздался мощный взрыв.

«В 1.27 находившиеся на мостике ощутили сильный удар по корпусу, – пишет Петров. – Корму подбросило, крейсер повалился на правый борт, а затем на левый, стал терять ход. Корма сильно вибрировала, вибрация распространялась на весь корпус». Потом в средней части корабля раздался еще один удар, корабль остановился, и внутри его погас свет. После этого лежащий в дрейфе «Молотов» атаковало еще несколько торпедоносцев и катеров, однако все выпущенные ими торпеды прошли перед носом. По всей вероятности, летчики и итальянские моряки думали, что корабль, отстреливавшийся из всех стволов, имеет ход.

«Поднявшийся на мостик командир БЧ-5 доложил Басистому и Романову, что в корму крейсера попала торпеда, – продолжал Петров. – Корма оторвана на протяжении 10–12 метров. Корабль лишился руля. Сильно поврежден правый винт и гребной вал. Правая машина может дать только самые малые обороты – 30–50 в минуту. При увеличении оборотов возникает опасная вибрация. Левый же винт почти не поврежден и может давать обороты самого полного хода. Обшивка по левому борту в месте взрыва загнулась влево и образовала как бы руль, положенный лево на борт…

Механик был прав. Когда разобрались с состоянием машин и котлов и дали передний ход, корабль резко покатился влево. Без руля удержать корабль на прямом курсе можно только машинами, регулируя их обороты. Басистый поручил мне и старпому Домнину установить, сколько оборотов нужно давать каждой машине, чтобы корабль шел прямо. В конце концов мы разобрались: левая машина должна работать на полных оборотах на передний ход, а правая – на самых малых задним. К счастью, машины смогли дать то, что требовалось. Если бы обшивку загнуло при взрыве чуть больше или был бы поврежден левый винт, крейсер не смог бы идти прямым курсом»[107].

В результате «Молотову» удалось утром дойти до Новороссийска. На подходе к базе крейсер еще раз атаковали четыре торпедоносца. Две сброшенные ими торпеды прошли в 100 метрах за кормой. При этом, когда один из «Хейнкелей» стал заходить в атаку, лоб в лоб на него ринулась летающая лодка МБР-2. При этом экипаж стрелял в торпедоносец из сигнальной ракетницы! В итоге пилот торпедоносца вынужден был отвернуть[108].

Впрочем, оставаться в Новороссийске, памятуя налет месячной давности, было опасно, поэтому уже вечером 2 августа «Молотов» своим ходом в сопровождении эсминцев ушел дальше на юго-восток. Через сутки, в 21.40 3 августа, крейсер бросил якоря на внешнем рейде Поти[109].

Как выяснилось, повреждение крейсера «Молотов» оказалось, во-первых, последней операцией 6-й эскадрильи KG26 на Черном море с использованием торпед, во-вторых, последним успехом Авиационного командования «Зюд» оберста Вилда.

Глава 3