Ихтиологиня выглядела очень молодо и хрупко, и я не сдержал удивления:
— Неужели вы сами справляетесь с лодкой, с сетями, в любую погоду? На рыбачку вы не похожи, я бы вас принял за журналистку, врача или общественную деятельницу.
— И не ошиблись бы, — улыбнулась женщина. — Приходится выступать во всех этих качествах. Пишу статьи об охране рыбы, участвую в радио- и телевизионных передачах, слежу за здоровьем рыбы, главным образом молоди, а тут уж без общественной деятельности никак не обойтись. Что касается выездов на водоемы, то тут Иван Лукич меня иногда бережет. Дает в помощь инспекторов. А бывает, и сама.
— Она у нас и браконьеров в одиночку задерживала, — улыбнулся Гужвин.
— Браконьеры что! — отмахнулась Любовь Ивановна. — Есть беда пострашнее. В Волге не хватает воды. И каждый год после паводков на нерестилищах остаются отдельные водоемы, которые перемычками суши отрезаны от рек. В этих водоемах благоприятные условия для развития мальков, но деться малькам некуда. Мы стараемся спасти их, но одним нам с такой задачей не справиться, вот и привлекаем общественность. Хорошо помогают школьники: они прокапывают канавки, чтобы мальки могли уйти в проточную воду, а кое-где отлавливают всю эту мелкоту сачками и в ведрах переносят в реки. С нами работают восемь школьных отрядов, по двенадцать-пятнадцать ребят в каждом. Мы называем их «голубые патрули». Эти ребята по-настоящему любят природу, заботятся о благоденствии своего родного края. Школьникам помогают и взрослые.
— Я вам говорил, что у нас есть промысловые рыболовные бригады, — напомнил Иван Лукич. — Так вот, рыбаки из этих бригад вместе со школьниками занимаются отловом малька в отрезанных водоемах и переселением его в реки.
— Обычно со школьниками в таких мероприятиях участвуют и учителя, — продолжила рассказ Любовь Ивановна. — В третьей ахтубинской школе отрядом «голубых патрулей» постоянно руководит биолог Мария Григорьевна Нагибина. У нее теория сочетается с практикой. Кстати, отряд «голубых патрулей» этой школы мы неоднократно премировали. Жаль, что нам выделяют недостаточно средств для этого. Одна-две премии в год, а заслуживают ее ребята всех отрядов. Вот посудите сами. Мы каждый год проводим инвентаризацию отрезанных водоемов. По средним, скорее заниженным, подсчетам, ежегодно силами школьников и рыбаков в реки переселяются восемнадцать с лишним миллионов мальков.
— Восемнадцать миллионов! — я был поражен. — Конечно, это дело заслуживает и внимания, и поощрения. А сколько же из этих мальков вырастет рыбы?
— К сожалению, не очень много, всего два-три процента. Ведь малек гибнет от неблагоприятных условий, уничтожается хищниками. Но знаете, у этого дела есть еще одна, не количественная сторона: у юных «спасателей» развивается бережное, заботливое отношение к природе, они становятся рачительными хозяевами, — уверенно заявила ихтиолог.
— Верно, — подтвердил и Геннадий Яковлевич Бурлаков. — Я часто встречаюсь с «голубыми патрулями» и уверен: из тех, кто спасал малька, не вырастут браконьеры. Повзрослев, эти ребята продолжают охранять не только природу, но и общественный порядок, записываются в добровольные народные дружины, идут к нам во внештатные инспектора. Помню случай в Черноярском районе. Сижу в инспекции, разбираюсь с делами, и вдруг на дворе шум, крик. Выскочил, смотрю — два парня — один в разорванной рубашке, второй с синяком во всю скулу — привели силой двух подвыпивших мужиков, тоже изрядно потрепанных, а в сторонке две девушки стоят с мокрыми мешками. Тот, что с синяком, стал рассказывать:
— Это Михеич, он давно браконьерствует. Я его предупреждал: «Брось, иначе с рыбой поймаю, отвечать будешь». А ему все равно. Сегодня пошел с друзьями отдохнуть на реку, а тут он с напарником на лодке к берегу подплывает. Заглянул я в корму, а там мешки, в одном сеть, в другом два осетра. Ну, немного поспорили — и к вам.
Смотрю на парня, и у меня такое впечатление, что я его где-то видел, но давно. После того, как оформили задержание, подошел к нему, спрашиваю. А он смеется, говорит — встречался со мной еще до армии, когда в школе «голубым патрулям» грамоту вручали. Спрашиваю: чем сейчас занят? «Отслужил, вернулся, на трактор сел».
— Таких случаев у нас много, — подтвердил Гужвин. — Недавно мальчишки из этих самых «патрулей» за одной компанией хапуг целую слежку устроили. Мы срочно вместе с милицией перехватили инициативу у ребят, чтобы эта самодеятельность для них бедой не обернулась, поймали браконьеров. Ведь от них можно ждать чего угодно — и драки, и даже стрельбы, а уж ругани наслушаешься самой отборной.
— Да, браконьеры народ не из приятных, — согласилась Любовь Ивановна. — Но я все-таки хочу затронуть еще одну проблему, не менее важную для нас, ихтиологов, и для рыбы. Пожалуй, самая страшная беда Волги, Ахтубы и всех окрестных рек и водоемов — несвоевременный паводок. Я наблюдаю за уровнем воды уже много лет. Ежегодно электростанции дают большую воду, не сообразуясь со сроками нереста. Как-то поехала смотреть прохождение рыбы и, знаете, в одном заливе наблюдала страшную картину: пришел на нерестилище судак, а воды мало, и рыбины лезли на берег, чтобы добраться до низинки — места, где они нерестились, а эта низинка не залита водой. Вот мои заметки, — Киселева раскрыла блокнот и стала читать: — «6 мая уровень воды на контрольной отметке был 249 сантиметров, за двенадцать дней он достиг 790 сантиметров, то есть вода поднялась на пять метров и сорок один сантиметр. А с 18 мая вода стала падать и к 10 июня, то есть за двадцать дней, упала до 313 сантиметров. Очень много выметанной на нерестилищах икры осталось на сухом месте и просто-напросто погибло». Раньше паводок стоял месяц и больше, за это время рыба успевала отнереститься, — продолжала Любовь Ивановна. — Через пять-шесть дней из икры образовывались личинки, а еще через восемь-десять дней они превращались в мальков, которые успевали окрепнуть и скатывались в большую проточную воду уже вполне жизнеспособными. Теперь же при таком резком понижении уровня воды гибнет очень много икры, личинок и слабого малька, главным образом частиковых рыб. Поэтому частиковых и стало значительно меньше. Стада осетровых не уменьшаются, о чем можно судить и по объему добычи, и по контрольным отловам. Здесь дело в том, что наши рыбозаводы искусственно разводят огромное количество осетрят, севрюжат и белужат. А вот с разведением частиковых дело обстоит хуже. Я думаю, что никакое искусственное воспроизводство этой рыбы не может сравниться с естественным. Но наше начальство никак не договорится с энергетиками, и воды в нужное время нет. — Любовь Ивановна как-то неуверенно, словно на всякий случай, обронила: — Может быть, печать поможет?
— Кроме санитарного надзора и ихтиологических мероприятий, наша важнейшая задача — это, конечно, рыбоохрана, борьба с браконьерством, — продолжал беседу Иван Лукич. — А браконьеры у нас разные. Одни норовят наловить рыбы побольше, все равно какой. Другие охотятся только за осетровыми. Тут и икра, и балык. Много осетровых гибнет от варварских снастей, применяемых браконьерами. Снасть такая: крючок из толстой стальной проволоки, большой, длиной сантиметров пятнадцать, остро заточенный, мягким шнуром привязывается к толстой капроновой веревке. Их, крючков этих, на одну снасть цепляют по сто — сто пятьдесят штук и опускают на дно так, что они барьером висят над самым грунтом. Осетр плывет по дну, цепляется за один крючок, начинает биться, и в него впиваются другие крючки. Много раненой рыбы срывается и гибнет. Мы тралим такие снасти, снимаем якорями, но снасти возьмем, а хозяина найти не удается. Хорошо, если захватим браконьера, когда он вытаскивает рыбу или ставит крючки. Часто бывает — обнаруживаем в лодке осетра или белугу, оформляем изъятие, а на суде нарушитель заявляет, что рыбу нашел, отделывается штрафом, и снова за крючки.
Слушая Гужвина, я вспомнил «Царь-рыбу» Виктора Астафьева — великолепное произведение, в котором говорится о взаимоотношениях человека с природой. Рассказав о том, что представляет собой браконьерская добыча красной рыбы самоловами (это приблизительно такая же снасть, которую описал Иван Лукич), автор продолжает:
«Сколько рыбы накалывается, рвет себя, уходит в муках умирать или мыкать инвалидный век — никто не ведает. Рыбаки как-то проговорились — верная половина. Но и та рыба, которая уцепилась, сильно испоротая, замученная водой, скоро отдает богу душу. Уснувшая же на крючке рыбина, особенно стерлядь и осетр, непригодна в еду — какая-то белая личинка заводится и размножается в жирном теле красной рыбы...
Уснувшую на удах рыбу прежде увозили на берег, закапывали, но раз ловля стала нечистой, рваческой, скорее дохлятину за борт, чтоб рыбнадзор не застукал. Плывет рыба, болтается на волнах, кружится в улове, приметно белея брюхом. Хорошо, если чайки, крысы или вороны успеют слопать ее. Проходимцы, пьяницы и просто тупые мародеры продают снулую рыбу. Загляни, покупатель, в жабры рыбине и, коли жабры угольно-черны иль с ядовито-синим отливом — дай рыбиной по харе продавцу и скажи: «Сам ешь, сволочь!»
— У браконьеров много различных способов добыть рыбу, — продолжал Гужвин. — Но боремся с ними нещадно. Накладываем штрафы, предъявляем иски в возмещение ущерба... Борьба тяжелая, опасная. Порой даже без конфликтов с браконьерами бывают несчастья. Вот, например, в марте 1984 года отправил я оперативную группу на розыск браконьерских снастей — их ведь у нас и зимой ставят. Поехали вшестером на машине по льду. Накануне дорога была нормальной, свободно держала машину. А тут не выдержала. И вся группа с машиной оказалась подо льдом. Трое спаслись, а трое погибли: два наших инспектора — Гулевский Павел Александрович и Суровцев Александр Васильевич и еще общественный инспектор Корсунов Александр Михайлович... — Гужвин нервно вытряхнул из пачки сигарету, ломая спички, закурил, взглянул в окно и окликнул проходившего мимо человека:
— Смирнов, зайди. — Повернувшись ко мне, пояснил: — Сейчас я вас познакомлю с одним из тех троих, кто выбрались из машины.