Советский Союз по обеспеченности водными ресурсами занимает одно из первых мест в мире. У нас около 200 тысяч рек, свыше 2,5 миллиона озер. Среднегодовой сток наших рек составляет 11% мирового речного стока. Однако мы даже не представляем себе, сколько ежедневно расходуем чистой пресной воды. В среднем на одного жителя планеты в сутки расходуется 200 кубометров воды, в крупных городах — в два-три раза больше. На производство одной тонны зерна требуется 300-500 кубометров воды, одной тонны чугуна и перевода его в сталь — 50-150, одной тонны целлюлозы — до 1325, пластмасс — 500-1000, искусственных тканей — 2000-3000 кубометров. Из этих данных видно, что основными водопользователями являются сельское хозяйство и промышленность, хотя и люди потребляют воду в огромном количестве. Вот и возникает вопрос: бережно ли мы относимся к этому благодатному дару природы? В периодической печати все чаще можно встретить выступления, в которых говорится об экономико-экологическом подходе к проектированию промышленных и сельскохозяйственных комплексов, с учетом стоимости расходуемой воды и ее последующей очистки. В этих выступлениях звучит призыв: пора защитить воду рублем. Может быть, и верно, пора? Ведь даже не очень ретивые хозяйственники привыкли рубль экономить. А сэкономленная вода попала бы в море, в большие реки и досталась рыбам, которые в ней ох как нуждаются.
У нас же часто не только не экономят воду в процессе ее использования, но бывает, что буквально выбрасывают на ветер (и в прямом, и в переносном смысле) этот ценнейший дар природы. Например, в бассейне Кубани создано 1480 водоемов, но в хозяйственном использовании находится 18%. Остальные воды напрасно испаряются. Средняя глубина прудов 1,2 метра, а испаряют они слой в 1 метр. В воздух уходит в 10 раз больше, чем приносится в Азовское море всеми речушками.
В отделе ихтиологии Темрюкской рыбинспекции меня познакомили также с проблемами Азовского моря.
Среди внутренних водоемов оно самое уникальное. Глубина в нем небольшая — до 13 метров, поэтому оно хорошо насыщается воздухом и прогревается. Несут пресную воду в Азов Дон и Кубань. Вода в нем раньше была малосоленая, в прошлом веке местные жители даже употребляли ее в пищу. Привольно жилось в море рыбам всех пород: белуге, севрюге, осетру, судаку, шемае, сазану, бычку. Но за последние полтора-два десятилетия случилась с Азовским морем беда. Дон и Кубань в своих водах стали приносить промышленные отходы, смытые с полей химические удобрения. Пресную речную воду стали активно забирать заводы, фабрики, орошаемые поля, и сток ее сократился. В результате увеличилась соленость моря, отчего погибли придонные микроорганизмы — главная питательная база бычка и сократились его популяции. Помните бычки в томате? Эти консервы в огромном количестве выпускали рыбозаводы, расположенные по побережью Азовского моря. Бычок был главным блюдом для осетровых. Теперь они едят что попало, в том числе и ракушки. Меньше стало рыбы в Азове. Правда, еще тридцать лет назад — 15 сентября 1958 года — Совет Министров СССР принял постановление «О воспроизводстве и об охране рыбных запасов во внутренних водоемах СССР». В нем, в частности, говорилось: «В целях ликвидации имеющихся недостатков в деле воспроизводства и охраны рыбных запасов и обеспечения увеличения запасов осетровых и лососевых рыб, судака, леща, сазана и других ценных пород... обеспечить улучшение условий естественного воспроизводства промысловых рыб путем усиления охраны рыбных запасов, осуществления рыбохозяйственной мелиорации и ликвидации загрязнения рыбохозяйственных водоемов сточными водами промышленных предприятий...» Однако «улучшение условий естественного воспроизводства» до сих пор не обеспечено.
Правда, скудеющие рыбные запасы Азовского моря активно пополняются благодаря искусственному разведению рыбы. В Азовском бассейне действует 15 рыбоводных хозяйств, из них 6 в Азово-Донском районе и 9 в Азово-Кубанском. Три из них — шемайные нерестово-выростные хозяйства, остальные — осетровые. В результате искусственного разведения ежегодно выпускается в море более 40 миллионов штук молоди осетровых, 20 миллионов рыбца и шемаи, 4 миллиарда судака, леща, тарани, 5 миллионов штук растительноядных, в том числе толстолобика.
Азовские рыбоводные хозяйства дают около половины общего выпуска молоди ценных рыб в нашей стране. Наиболее эффективно работают осетровые заводы Кубани. Запасы осетровых рыб при почти полном отсутствии естественного воспроизводства постепенно растут. Их численность возросла с 1 миллиона штук в 60-х годах до 14 миллионов в наши дни.
В целях рационального использования запасов проходных и полупроходных видов рыб дополнительно к действующим Правилам рыболовства с 1 января 1985 года предусмотрено проведение следующих мер регулирования промысла в Азовском море:
в период с 1985 по 1987 годы — постепенное сокращение ставных неводов. Начиная с 1 января 1988 года лов рыбы в Азовском море запрещается и полностью переводится в реки. Такое решение вопроса позволяет сохранить основную массу неполовозрелых особей осетровых, которые раньше изымались промыслом;
уменьшение срока добычи рыбы, запрещение осенней путины;
увеличение площадей запретных зон в море, особенно в предустьевом пространстве реки Кубань;
полное запрещение прилова белуги рыбодобывающими организациями.
Хотелось бы, чтобы все эти меры оказались действенными, тогда Азовское море снова станет богатым.
С риском для жизни
Начальник оперативной группы Темрюкской инспекции рыбоохраны Николай Васильевич Мангер — человек на вид крепкий, спокойный. Говорит неторопливо. Ему за сорок. Член партии. Закончил рыбный техникум, а сейчас заочник московского пищевого института.
— Учусь потому, что намерен и дальше работать, а чтобы работать хорошо, нужны знания. Правда, времени на учебу не хватает, ни зимой, ни летом. Все рыскаем по лиманам да по морю. В нашей группе три инспектора и водитель автомобиля «ГАЗ-69». Народ хороший. Вот, например, Николай Владимирович Фадеев. Воевал, был танкистом. В инспекции уже больше тридцати лет. В группе он не только самый опытный работник, он наша душа и совесть. Его браконьеры несколько раз били, резали, в него стреляли, и все равно каждый раз, когда перед выездом мы получаем оружие, Николай Владимирович ворчит, берет его нехотя и при этом поучает нас: «Оружие — это, конечно, хорошо, но разговор лучше. В кого стрелять-то? Они же наши, хоть и нарушители. Надо с ними говорить еще до того, как они сети выметали...» В 1960 году за предупреждение хищнического лова рыбы и задержание опасных преступников Николай Владимирович Фадеев награжден орденом Трудового Красного Знамени. А вот другой член оперативной группы — капитан-инспектор Кузьменко Александр Ильич. В его распоряжении мощный катер, приданный группе. С браконьерами у него особые счеты. Да пусть он сам и расскажет.
— Море я люблю с детства, — начал Кузьменко с певучим украинским акцентом, — вот и пошел работать больше двадцати лет назад в рыбную инспекцию, это было в городе Геническе. Поработал, присмотрелся и понял, что дела там идут не так, как надо. Инспектора ловят браконьеров «мелких», а «крупных» трогать боятся, и те живут припеваючи. Вежливо здороваются с рыбинспекторами, даже иногда заходят в инспекцию перекинуться словцом. Решил я добраться до самых матерых и стал искать их следы. Помог моторист инспекции коммунист Галич. Мы с ним вдвоем решили взяться... И вот узнали, что в Геническе есть один такой, по кличке Голова. У него два дома, шикарная обстановка, отличная лодка, моторы. Он сколотил браконьерскую бригаду и ловит осетровых, не стесняясь. Мы с Галичем на свой страх и риск, не ставя в известность инспекционное начальство, решили действовать с помощью районной милиции. Взяли у одного знакомого собственную легковую машину, так как транспорт рыбинспекции и милиции браконьеры хорошо знали, и устроили засаду. Задержали грузовую машину, а в ней семь человек вместе с Головой — вся шайка. Отобрали у них пятьсот шестьдесят штук белуги, севрюги и осетров общим весом около шести тонн на сумму двадцать восемь тысяч рублей. Преступников осудили к разным срокам наказания, но через год-полтора, освободившись условно-досрочно, они все снова оказались дома. Их друзья угрожали мне и Галичу. Вскоре коммунист Галич погиб. Ушел в море и не вернулся. Нашли его труп через две недели, в жару, в теплой воде, и причину смерти установить так и не удалось.
Потом были у меня и другие задержания, под стать этому. И браконьеры обозлились, стали угрожать, несколько раз ночью стреляли, но промахнулись. А один раз натянули проволоку поперек тропы, по которой я ездил на мотоцикле, чуть не разбился. Позже все-таки отомстили. Посыпались анонимные письма с обвинениями в служебных преступлениях. Да, спасибо, геническая прокуратура разобралась — отмела все наветы. Однако надоели косые взгляды, да и семейные обстоятельства сложились так, что я перебрался сюда, в Темрюк.
Начальник опергруппы, улыбаясь, слушал Кузьменко, а затем подошел к нему и ловко вытащил из кармана его куртки позеленевший медный патрон.
— Ты, Саша, расскажи лучше об этом сувенире. Вот смотрите, — он повернул патрон разбитым капсюлем к свету и объяснил: — Осечка. А мог бы выстрелить. Жакан двенадцатого калибра — неприятная штука.
— Да чего рассказывать... — Александр Ильич смутился.
— Тогда я сам. Однажды осенней ночью Кузьменко и второй наш инспектор — Зулалян патрулировали на Азовском море. В ночной бинокль заметили, как к ставным колхозным неводам подобрались на лодке трое и стали осматривать крылья, выбирая, где больше рыбы. Браконьеры ведь как действуют? Вырежут кусок невода — и в камыши. Рыбу выберут, невод утопят и удирают. Наши ребята подобрались поближе и среди троицы узнали одного типа — Гнедого. Он у нас как бельмо на глазу. Неоднократно судим, последний раз за ранение егеря в охотничьем хозяйстве. Освободился, работать не хочет и все вертится вокруг рыбы. Браконьеры заметили инспекторов и начали удирать да еще отстреливаться из ружья. Кузьменко, используя подсветку, зашел к ним с подлунной стороны. Гнедой, расстреляв все патроны, выбросил ружье в море. И тогда Саша прыгнул к ним в лодку. Гнедой выхватил ракетницу, заряженную вот этим самым патроном, и выстрелил ему в грудь, но, к счастью, произошла осечка. И теперь капитан-инспектор не расстается с этим сувениром, — усмехнулся Николай Васильевич.