Что-то меня сегодня жажда одолела…
Чтобы дотянуться до бутылки, пришлось низко склониться к Дракону, поедающему очередной салат.
— Слушай, — он как-то странно дернул губами, словно они никак не могли друг с другом
соединиться и все разъезжались в разные стороны, — а другие вампиры здесь не появлялись? Ну, может, твои с кем общались?
— Не, не было. — Цель не достигнута, моя рука прошла мимо зеленого горлышка. — Сидим тут, злобу копим.
— А Макс ни о чем таком не говорил? — Дракон гнул ко мне шею, словно я была глухая. — О чем? — Я попыталась сфокусировать взгляд на его лице. Четком картинки не получалась. — А чего ты? У него и спроси. Макс!
Я схватила шампанское, прикинула оставшийся объем: многовато, из горлышка не потяну. Но тут бутылка стукнулась об стол и чуть не выскользнула из рук, потому что Дракон дернул меня к себе.
— Шуметь-то не надо, — прошептал Сторожев мне в лицо. Я почувствовала неприятный запах курицы. — Зачем спрашивать? Все равно не ответит. Надо понаблюдать. Мы же при них кто?
— К-кто? — Меня пробило на икоту. Я стала с удвоенной энергией искать свой бокал. И он нашелся. В тарелке с салатом. Прилег отдохнуть. Хорошо, что в салате нет сухариков, а то бы лицо себе поцарапал…
— Жрецы, охраняющие их существование. Хотелось хмыкнуть, но вместо этого я опять
икнула и не к месту улыбнулась. Поискала глазами Макса. Он был около печки. Ворошил угли. Марина вилась вокруг него. Дракон проследил за моим взглядом.
— Я же понимаю — кого-то они выбирают Для превращения, а кто-то им не подходит. Я еще У Мельника спрашивал. Тот говорил, что силы во мне не видит, что я не могу править, способен только служить. Я тогда и с Маринкой завязался, чтобы проверить — а вдруг получится? Выходит, и правда, для этих вампиров мы никто. Но ведь есть и другие. Не такие капризные. С ними легко будет договориться.
— Наверное, — кивнула я, вытирая бокал салфеткой.
Дракон, как всегда, нес беспросветную чушь. Жрецы, служение, храм… Лучше бы чайники паял, честное слово!
— Вот я и решил, если рядом с вампирами покрутиться, то можно выйти на других, тогда все получится.
Угу, получится…
Я снова икнула. Горлышко бутылки плясало над хрупким краем бокала и все норовило его опрокинуть.
Даже знаю, кто к тебе придет. Не придет — приедет. Машина «Скорой помощи».
— Ты, если что узнаешь, дай знак. — Дракон забрал бутылку и налил мне шампанского. — Я потом и тебе помогу. Жалко, Маринка не в силах обряд провести, а то бы все уже было в шоколаде.
— Шоколад! — вспомнила я. Говорят, нет ничего лучше, чем заедать шампанское шоколадом. — Макс, принеси шоколад. Он где-то здесь был…
Оглянулась, словно вокруг меня должны были стоять коробки с армейским шоколадом от Лео, но обнаружила только грязный затоптанный пол. Бокал с шампанским в руке стал тяжелым. Решив, что если сейчас отопью из него, то держать будет гораздо легче, я понесла его к губам.
Отпила и только отвела бокал от губ, как раздался хлопок, и что-то посыпалось с хрустальным звоном. На руке пузырилось шампанское, рождая приятную прохладу. Я крутила в пальцах странный предмет — стеклянную палочку, заканчивающуюся круглой подставкой. Откуда она у меня? Подняла глаза на Дракона — у того был совершенно очумелый вид. И тут же забеспокоилась. Кого-то не хватает. Где Макс? Где? Маринка скакала по комнате, размахивая картонной трубочкой в яркой обертке. Из нее вылетело пламя, приглушенно хлопнуло. Я увидела, как Дракон с быстротой ящерицы нырнул под стол, и очередной раз икнула. В воздухе разлился неприятный запах горелой спички.
А потом меня с такой скоростью сдернули со стула, что в моем многострадальном мозгу что-то взорвалось. Икота застряла в горле, неприятно защекотало в носу.
Глаза Макса были очень близко. Можно было чуть потянуться и нырнуть в их голубизну.
— Спички детям не игрушка, — прошептали его губы.
Я ткнулась в такую надежную грудь и неожиданно заплакала… А потом Макс поднял меня на руки и понес. Вокруг все плыло, как в тумане. Любимый пытался меня раздеть. Я решила помочь, и все стало еще хуже. Я очень старалась ничего не порвать. Так и не знаю, получилось ли у меня это. Макс сказал, что вернется, и ушел.
Я окончательно застряла между двумя реальностями и упала на подушку.
Темно и холодно. С трудом разлепила глаза — я в комнате под своими двумя одеялами. А за стенкой накатывал волной родной голос. Потерлась щекой о подушку. Было совершенно неважно, что он говорит. Пусть говорит, говорит, говорит все время. Под песню твоего голоса я буду засыпать.
Неожиданная боль, как эхо от удара, зашевелилась в голове, медленно поползла от затылка, через виски, к глазам. Я села, спустив ноги на пол. Наверное, я все-таки уснула, потому что, когда открыла глаза в следующий раз, на кухне уже было тихо. Слух успел только захватить стук закрывшейся двери. От этого звука по спине пробежали мурашки, забрались под волосы. Как неприятно! Дрожащими руками потянула одеяло на плечи.
Ушел? Макс ушел и оставил меня одну?
Вокруг нарастало ледяное поле. Одиночество давило на плечи, я согнулась, подбирая ноги. Одна… Почему одна?
Морозный ветер пронесся по комнате. Мое сердце остановилось.
Как он мог меня оставить? Сейчас, когда мне так плохо?
Холод накрыл голову, тупыми иголками засел в висках. От боли из груди вырвался неожиданный щенячий стон.
— Сейчас пройдет. — Макс поцеловал меня сначала в один глаз, потом в другой.
Никуда он не ушел. Почувствовал, что мне плохо, и вернулся. Нет, он всегда был рядом. Просто на минутку я потеряла его из виду.
Из-под ресниц скатились две слезинки, унося последние колючие льдинки боли.
— Все-таки Маринка ребенок, совершенно не понимает, что делает. Взорвала петарду в доме. Ты испугалась? Вот что это был за грохот! Драконовой пиротехникой ребенок разбил мой бокал. Случайно? Вряд ли…
— Голова болит. — Как только Макс убрал руки, боль вернулась, начала ковырять сучковатой палкой в затылке.
— Ничего, ничего.
Незаметно для себя я оказалась на его коленях, согнувшись, спрятала голову на груди, а он все гладил меня и гладил. Проводил сильной уверенной рукой по голове, шее, спине, доходя до поясницы. Тут рука его чуть задерживалась словно размышляла, не спуститься ли ниже, но потом снова взбиралась к макушке.
И стало так, как мне хотелось. Макс говорил, а я плыла по волнам его мягкого убаюкивающего голоса, покачивалась на перекатах.
— Они ушли гулять, — шептал он. — Дима за ней присмотрит. Я тебе обещаю, ничего больше не произойдет. Малышка не совсем понимает, что творит. Совершает поступки только для того, чтобы себе доказать, что она плохая. Ведь если вампир, значит, плохой… Даже если до этого была милым хорошим ребенком. Verstehst du mich? Она играет в плохую девочку. Скоро ей надоест, и девочка станет сама собой. Одежда вампира ей еще слегка великовата.
Слова его были не о нас, но я снова всхлипнула. Попросила:
— Не оставляй меня.
Макс промолчал. За эту паузу сердце его успело один раз глухо стукнуть.
— Я так испугалась, когда ты ушел, бросив меня одну.
Хотелось плакать и жаловаться. На одиночество, на страхи, на Маринку, на него самого. Жалоб было много, но все поместилось в единственный тяжелый вздох.
— Не оставлю. — Его рука снова задержалась на поясе, скользнула под свитер. — Загаданные в Новый год желания сбываются. А ты загадала…
— Быть с тобой, — прошептала я.
И словно эхо, донеслось до меня: «Быть с тобой». Мы это сказали вместе?
Рука под свитером нагрелась, быстрые пальцы скользнули по спине, плечам. Я затаила дыхание.
Странно: после того как боль ушла, голове и телу стало легко. Я почувствовала невесомость всего, что во мне, что вокруг.
Жарко. Я потянула свитер через голову, запуталась в волосах.
И снова он был совсем близко. Смотрел, говорил, улыбался. Я не слышала. Я только чувствовала, как нарастает внутри жар, как ширится во мне любовь, как я исчезаю в его глазах, словах. Меня больше не было. Я истончилась, превратившись в его дыхание.
Его руки, еще какое-то время прохладные, нагрелись. Он с силой проводил ими по моему телу, словно выдавливал воздух. И я не помнила уже, что говорила и делала. Только слушалась движения этих рук.
Глава IIIХМУРОЕ УТРО
Сначала я услышала звук — топкий прерывающийся свист, словно где-то далеко с остановками работала дрель. Или как будто гудел комар. Очень толстый и очень тяжелый. Комар с одышкой. Перед очередной порцией гула ему надо было побольше втянуть в себя воздуха.
Чуть повернулась, телом чувствуя приятную истому. Двигаться не хотелось. Хотелось лежать долго-долго и не шевелиться. Воспоминание о прошедшей ночи заставило сердце забиться. Я заворочалась, закутываясь в одеяло. Открыла глаза.
В комнате стояли дневные сумерки. Если солнце появилось, значит, больше десяти утра. А вернее — ближе к полудню. В половине одиннадцатого оно встает, часа в два садится. Скоро опять будет ночь. Всего три часа света. Надо успеть ухватить солнце. Сегодня это будет не тусклое недоразумение сквозь тучи, а самое настоящее солнце. Белесый шарик повисит над горизонтом, подразнит лучами, поскачет отсветами по снежным ухабам и снова упадет за далекий лес. Уйдет куда-нибудь туда, где Африка и бегают дикие обезьяны. Им солнце нужнее. Они от мороза вымрут. А здесь все уже закаленные. Всем и так тепло. Особенно Максу.
От солнца мои мысли вернулись к приятно проведенной ночи, скакнули еще дальше. В памяти всплыл вчерашний праздник. Я резко повернулась.
На соседней кровати спал Дракон. Стол, как будто специально, оказался так отодвинут, чтобы мне было хорошо видно Димку. Тот лежал на спине, запрокинув голову, чуть приоткрыв рот, носом выдавая песню сна. Судя по безмятежному лицу, ничего страшного ему не снилось. Он улыбался. Так и хотелось накрыть это довольное пухлогубое лицо подушкой и слегка надавить.