— Ничего себе.
Я откинулась на спинку стула и задумалась. На самом деле просто удивительно, что они не допросили Сэма еще раньше. Ко мне приходили почти сразу же после того, как Оливия «сбежала». Видимо, им только недавно стало известно о наших с Сэмом отношениях. Я пожала плечами.
— Они просто отрабатывают все возможные версии. Вряд ли нам есть о чем тревожиться. В смысле, она вернется, когда вернется, так ведь? Как думаешь, скоро уже новые волки начнут превращаться обратно в людей?
Сэм ответил не сразу.
— Поначалу они остаются людьми ненадолго. Они очень нестабильны. Все зависит от того, какая температура держится в течение дня. И потом, у каждого это проходит по-разному. Примерно так же, как в одинаковую погоду одни люди надевают свитера, а другие разгуливают в футболках и отлично себя чувствуют. Все по-разному реагируют на одну и ту же температуру. Но, думаю, в этом году некоторые из них уже хотя бы по разу превращались в людей.
Я принялась рисовать в воображении, как Оливия в своем новом волчьем теле рыщет по лесу, пока не спохватилась, что Сэм что-то сказал.
— В самом деле? Уже? А вдруг кто-то ее видел?
Сэм покачал головой.
— В такую погоду она пробыла бы человеком от силы несколько минут; сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог ее видеть. Это просто… просто что-то вроде пробы сил.
Вид у него вдруг стал совершенно отстраненный, как будто мысли его были где-то очень далеко. Наверное, вспомнил, как это происходило с ним, когда он только превратился в волка. Меня пробила дрожь; это случалось всякий раз, стоило мне подумать про Сэма и его родителей. Под ложечкой неприятно заныло; липкий ком в животе рассосался, лишь когда Сэм снова заиграл на гитаре. Несколько долгих минут он перебирал струны, и когда стало окончательно ясно, что возвращаться к этой теме в ближайшее время он не собирается, я вновь уткнулась в свою тетрадь. Впрочем, мысли мои были теперь заняты другим: я представляла себе, как маленький Сэм превращался из человека в волка и обратно, а его родители в ужасе на это смотрели. Я принялась машинально чертить в углу страницы маленький параллелепипед.
— Чем это ты занята? — наконец нарушил молчание Сэм. — Подозрительно похоже на муки творчества.
— Разве что на мученьица, — сказала я и смотрела на него, вскинув брови, пока он не улыбнулся.
— Неужто Грейс надоели цифры и теперь слова ее страсть? — пропел Сэм.
— Вот и нескладно.
— Забросила всю свою алгебру и всецело им предалась? — закончил он.
Я состроила гримаску.
— Все равно «страсть» не рифмуется с «предалась». Я пишу новогодние зароки.
— Еще как рифмуется, — уперся Сэм. Он отложил гитару на стол — она отозвалась негромким мелодичным гулом — и, усевшись напротив меня, добавил: — Я хочу посмотреть. Никогда в жизни не писал никаких зароков. Хочу знать, как это выглядит.
Он придвинул к себе раскрытую тетрадь и свел брови на переносице.
— А это что? — спросил он, — «Зарок номер три: выбрать колледж». Ты что, уже решила, куда пойдешь?
Я выдернула у него тетрадь и поспешно перевернула страницу.
— Нет, не успела. Отвлеклась на одного клевого парня, который превращался в волка. В этом году я первый раз не выполнила свои зароки, и все из-за тебя. Придется теперь наверстывать.
Улыбка Сэма слегка померкла, он отодвинулся от стола и прислонил гитару к стене, потом взял со стола ручку и бумажную карточку.
— Ладно. Тогда давай писать новые.
«Найти работу», — записала я.
«Продолжать любить свою работу», — вывел он.
«Сохранить безумную любовь», — написала я.
«Оставаться человеком», — написал Сэм.
— Потому что я всегда буду безумно тебя любить, — сказал он, глядя не на меня, а в свою бумажку.
Я в упор смотрела на него, пока он не поднял на меня глаза.
— Значит, в этом году в твоем списке снова появится пункт «Выбрать колледж»? — спросил он.
— А в твоем? — легкомысленным тоном парировала я.
Вопрос был «ниже пояса»: мы с Сэмом впервые завели разговор о том, как сложится наша жизнь по эту сторону зимы, теперь, когда Сэм может жить как все обычные люди. Ближайший к Мерси-Фоллз колледж находился в Дулуте, в часе езды, а те, что я рассматривала для себя прежде, до Сэма, — еще дальше.
— Я первый спросил.
— Ну да, — произнесла я скорее бодро, чем беспечно, и вывела на бумаге: «Выбрать колледж». Запись отличалась от предыдущих, как будто была сделана совершенно другой рукой. — Теперь твоя очередь.
Сердце у меня неожиданно заколотилось.
Сэм вместо ответа поднялся и вышел в кухню. Я крутанулась в своем кресле и увидела, что он поставил чайник. Он вытащил из шкафчика над плитой две кружки, и уверенность этого непринужденного движения почему-то вдруг вызвала у меня прилив нежности. Я с трудом подавила желание подойти к нему сзади и обнять.
— Бек хотел, чтобы я пошел в юридическую школу, — произнес Сэм, водя пальцем по кромке моей любимой голубенькой кружки. — Он никогда мне об этом не говорил, но я слышал, как они разговаривали с Ульриком.
— Мне трудно представить тебя адвокатом, — сказала я.
Сэм смущенно улыбнулся и покачал головой.
— Мне самому трудно представить себя адвокатом. По правде говоря, мне вообще пока трудно представить себя кем бы то ни было. Я понимаю, это звучит… ужасно. Как будто у меня нет честолюбия. — Он снова задумчиво нахмурился. — Но мысль о том, что у меня есть будущее, для меня непривычна. До этого месяца я никогда не думал, что смогу пойти в колледж. Мне не хочется делать это очертя голову.
Наверное, я смотрела на него во все глаза, потому что он поспешно добавил:
— Но я не хочу заставлять тебя ждать, Грейс. Не хочу мешать тебе двигаться вперед из-за того, что я еще не готов принять решение.
— Мы могли бы поступить куда-нибудь вместе, — по-детски заупрямилась я.
Засвистел чайник. Сэм снял его с огня и сказал:
— Я отчего-то сомневаюсь, что один колледж был бы идеальным решением для будущего светила математики и любителя мрачной поэзии. Но наверное, это возможно. — Он взглянул на мерзлый серый лес за окном. — Не знаю только, имею ли я право уехать отсюда. Вообще. Кто тогда будет заботиться о стае?
— Я думала, именно ради этого и сделали новых волков, — сказала я.
Собственные слова показались мне странными. Какими-то черствыми. Как будто обновление стаи было процессом искусственным, организованным специально, а это, разумеется, было не так. Никто не знал, что представляют собой новенькие. За исключением Бека, разумеется, но он уже ни о чем не мог рассказать.
Сэм потер лоб и прикрыл глаза ладонью; с тех пор как вернулся, он постоянно так делал.
— Я знаю, — сказал он. — Знаю, что их обратили именно ради этого.
— Он был бы за то, чтобы ты уехал, — сказала я. — И я все равно считаю, что мы можем пойти в один колледж.
Сэм вскинул на меня глаза, не отрывая рук от висков, как будто позабыл, что они там.
— Это было бы здорово. — Он помолчал. — Но мне… мне бы очень хотелось познакомиться с новыми волками, посмотреть, кто они такие. Мне так будет легче. Тогда, может быть, я смогу уехать. Когда буду уверен, что здесь все будет в ажуре.
Я зачирикала пункт «Выбрать колледж».
— Я подожду тебя, — сказала я.
— Но не всю же жизнь.
— Нет, если окажется, что от тебя нет никакого толку, я уеду без тебя. — Я побарабанила ручкой по зубам. — Думаю, надо завтра посмотреть в лесу новых волков. И Оливию. Я позвоню Изабел и расспрошу ее про волков, которых она видела рядом с домом.
— Прямо целый план, — сказал Сэм.
Он положил свою карточку обратно на стол и что-то дописал к списку, потом улыбнулся и развернул ее ко мне.
«Слушаться Грейс» — значилось там.
Потом я вновь стал перебирать в памяти все, что мог бы добавить к перечню задач, все, чего я хотел, пока не осознал, что у оборотней не может быть будущего. Например, «написать роман», «сколотить рок-группу», «выучиться на переводчика мрачной поэзии» и «поездить по миру». Теперь, после того как я долго напоминал себе, что все это для меня невозможно, такие желания казались мне каким-то баловством, прихотью.
Я попытался вообразить, как заполняю заявление о приеме в колледж. Набрасываю фабулу романа. Вешаю объявление «Рок-группе требуются барабанщики» на доску напротив почты. Слова эти кружились у меня в голове, такие ослепительные в своей неожиданной досягаемости. Мне очень хотелось дописать их к своему перечню зароков, но я просто… не мог.
Вечером, пока Грейс принимала душ, я вытащил карточку и снова взглянул на нее.
«Верить в свое исцеление», — вывел я.
5
Я вновь стал человеком.
Перед глазами все расплывалось, я обессилел и не понимал, где нахожусь. С тех пор как я в прошлый раз пришел в себя, прошло уже много времени; должно быть, я снова превращался в волка. Я со стоном перевернулся на спину и с опаской сжал и разжал кулаки.
В утреннем лесу стоял пронизывающий холод, в воздухе висел туман, придававший всему вокруг призрачную золотистость. Рядом выступали из дымки влажноватые стволы сосен, темные и шершавые. На высоте нескольких футов они уже казались нежно-голубыми, а дальше и вовсе тонули в белесом тумане.
Я лежал в грязи; все плечи были облеплены растрескавшейся коркой. Когда я поднял руку, чтобы отряхнуться, оказалось, что и пальцы тоже покрыты ею — жидкой полупрозрачной грязью цвета детской неожиданности. От ладоней пахло тиной, где-то под боком лениво плескалась вода. Я поводил перед собой левой рукой и ощутил под пальцами сначала все ту же грязь, потом воду.
Как меня сюда занесло? Я бежал со стаей, а потом начал превращаться, но не помнил, как оказался на берегу. Должно быть, я снова превращался. Сначала в волка, затем назад в человека. Эта логика — вернее, ее полнейшее отсутствие — была просто убийственной. Бек говорил, что со временем превращения станут более контролируемыми. Ну и где же обещанный контроль?