Пьер, сидя за столиком в одном из уличных кафе, внимательно слушал длинную тираду журналиста и раздумывал, когда же, наконец, его собеседник прекратит придуриваться и назовет цену.
Наведя по своим каналам справки об авторе статьи «Русская Изольда», сыщик понял, что это человек без особых моральных принципов и ради сенсации, а еще лучше — денег, готов продать хоть мать родную. Но в данной ситуации корреспонденту требовалось создать некое подобие профессиональной порядочности, поэтому он и вкручивал мозги о каких-то правах.
Пьеру надоело это словоблудие, и он, прервав собеседника, сообщил, что действует в интересах своих заказчиков — родственников погибшей девушки, которые пока хотят только выяснить, кто из их домочадцев столь беспардонно выставил на всеобщее обозрение душевные переживания Климовой.
— Но, подчеркиваю, только пока. Потому что, если вы и дальше будете отказываться назвать мне имя и сообщить некоторые незначительные подробности вашей беседы (естественно, не безвозмездно!), то я уполномочен обратиться в гражданский суд. А там мы поговорим и о достоверности распространенных вашей газетой сведений, и о вмешательстве в частную жизнь, и о компенсации морального вреда. Вам известно, что, прочитав вашу газетенку, отец этой русской покончил с собой?.. А теперь представьте, какой редактор свяжется с вами после того, как газета возместит весь ущерб родственникам!
Пьер пристально взглянул в глаза журналиста и понял, что попал в точку: парень явно занервничал. Чтобы, наконец, дожать собеседника, Пьер еще раз пообещал ему сохранить конфиденциальность беседы и даже прилично заплатить за потерянное время. Автору статьи волей-неволей пришлось согласиться.
Он рассказал сыщику, что некоторое время назад в редакцию позвонил какой-то человек, судя по сильному акценту, явно иностранец, и попросил встречи с кем-нибудь из журналистов, обещая сообщить о какой-то «сенсационной» информации. Естественно, журналист, заинтересовавшись, пошел на встречу. Но, естественно, не просто так. На всякий случай он прихватил с собой фотографа, попросив того на всякий случай незаметно сфотографировать человека, который собирался дать информацию.
— Да-да, фотография у меня осталась, я ее случайно захватил с собой, — предупредил журналист вопрос Пьера, и тот получил возможность еще раз убедиться, что хитрый писака уже заранее готовился к сегодняшнему торгу. — Человек оказался из России, — продолжал между тем собеседник сыщика. — Конечно, особой сенсации в его рассказе не было, но он очень просил сделать публикацию в память о погибшей, говорил, что ей было бы приятно увидеть свой портрет в газете…
Пьер отметил про себя, что это «очень просил» скорее должно было звучать: «дал денег». Впрочем, никакого дела до чужих заработков сыщику не было, и он, отдав журналисту несколько купюр по пять тысяч франков, получил от него фотографию.
Снимок был сделан профессиональной аппаратурой, поэтому узнать собеседника автора статьи, сидящего в кафе, не представляло особого труда. Пьер уже видел похожее лицо на одной из фотографий, отщелканных Женевьевой и Валери у домика на морском побережье — это был один из русских бандитов, участвовавший в убийстве своих подельников, К сожалению, тот снимок был не очень удачный, и предъявлять его кому бы то ни было для опознания было рискованно. А газетчики сработали хоть и не слишком высоко морально, но зато профессионально. Правда, у них и условия для съемки были лучше. Кстати, а как же величали того бандита? «Бригадир», — вспомнил сыщик и, распрощавшись с журналистом, поспешил в свое агентство. Там его ждал отчет о русских туристах, гостивших в Ницце и ее окрестностях во время похищения Климовой.
После происшествия на побережье, Пьер справедливо рассудил, что все это — дело рук русской мафии. Поэтому, чтобы установить, кто убивал Алексея и его клиентку, для начала следовало вычислить всех гостей из их страны. Правдами и неправдами за несколько дней подчиненные Пьера необходимые списки раздобыли. Видимо, они были не полными, так как не исключалось, что кто-то из туристов навещал Лазурный берег, обходя стороной многочисленные отели и ближайший аэропорт. Но, тем не менее, вероятность зацепить кого-либо из мелких исполнителей была. «А там, — думал Пьер, — свяжусь с питерскими коллегами, они помогут. Алексей же говорил при встрече, что у него есть друг в сыскном агентстве». Профессиональная память помогла вспомнить имя; Николя Иванов. Да, точно Николя…
Вскоре Женевьева отправилась в Петербург, чтобы согласовать действия с фирмой Арчи и передать ему длинный список фамилий.
Бар «Застенок», безусловно, был самым тихим и уютным заведением Петербурга. Откуда-то доносилась неназойливая музыка, не способная помешать беседе, но при этом избавляющая посетителей бара от гнетущей тишины. Столы — всего по четыре в каждом зале — напоминали обстановку кабинета прокурора прошлого века, когда лакеи временно отставляют бумаги и приносят обед высшим судейским чинам. Недаром каждый стол украшала бронзовая чернильница. Вокруг стен же стояли шкафы из черного дуба, полки которых были уставлены томами книг позапрошлого века. Трудно было представить, что в соседнем зале, а может, и в этом, лет этак двести шестьдесят назад кроме упомянутой обстановки была и дыба, на которую время от времени поднимали очередного политического неудачника, не пожелавшего раскрыть рот без этой меры последнего увещевания.
Заказчик прихлебывал рейнское вино позапрошлогоднего розлива (ох, как оно было уместно здесь!), разглядывал на стенах портреты членов Правительствующего Сената и думал о том, в каком чине он сам и кто в таком случае его собеседник, который должен был прибыть сюда с минуты на минуту. Себя Заказчик считал титулярным советником. Его же собеседник был, как минимум, генерал-прокурор. А встретиться они были должны, чтобы решить судьбу одного бесхозного королевства северной столицы.
Еще три года назад «Транскросс» был обычным полуразваленным питерским предприятием, державшимся на плаву лишь благодаря остаткам былой роскоши старого госпредприятия, в результате акционирования которого и родилась новая фирма. Некоторое время положение кое-как спасали умело выклянчиваемые кредиты у правительства. Потом и они кончились. Однако новый генеральный директор Даутов оказался способен на большее, чем перманентное обивание московских порогов.
Конечно, дело было не только в его деловых качествах. Все больше и больше западных партнеров убеждалось, что гражданская война в России так и не началась, волки по улицам не бегают, и наращивали обороты. Все больше и больше грузов пересекали финскую границу. Вот тут-то и стало ясно, что значит быть хозяином чуть ли не самого мощного городского транспортного предприятия. И благодаря стараниям Даутова, немалая часть товаров, проникавших в Россию через «окно Петра», перевозилась именно трейлерами акционированного «Транс кросса».
Однако Москва, как известно, город очень ревнивый. Она, всегда внимательно следит за любыми финансовыми успехами. И вот, партнеры из солидных столичных банков (там Даутову одно время приходилось бывать чаще, чем в Доме правительства) задумались: не лучше ли будет для всех, если «Транскросс» перейдет под московский контроль? Хотя, если говорить положа руку на сердце, столь лакомый кусок привлекал не только банкиров — и без них охотников получать «дольку» от транспортников было предостаточно.
Самая трудная работа выпала на Заказчика. Он должен был произвести необходимую работу, по окончании которой передать московским покровителям контрольный пакет акций «Транскросса». Правда, Заказчик не был посвящен в эти тонкости и одно время надеялся откупиться от москвичей за грезившееся ему руководящее кресло только некой долей «черного нала». («А там видно будет. Москва далеко, а фирма — у меня под рукой», — думал он.) Но как бы то ни было, а труд уже наполовину совершился: железная рука Даутова разжалась, и очень аппетитные акции лежали на полу. Теперь оставалось их поскорее поднять, не допустив при этом какой-нибудь ошибки, чтобы, не дай бог, не пришлось бы начинать игру с самого начала, неся, как говорится, огромные потери в живой силе и средствах.
Заказчик так до конца и не понял, почему он называет своего московского партнера «Карабасом». Никакой бороды тот не носил, живот всегда подтянут, да и сам он, тихий, в неброском деловом костюмчике от Дошена, напоминал скорее Дуремара, бросившего своих пиявок и устроившегося работать простым клерком.
И все же это был Карабас. Беспощадный владелец кукольного театра, сумевший заставить играть своих актеров без ниток так, как если бы речь шла о заурядных марионетках. Сейчас одной из таких марионеток был Заказчик. Пару раз он даже задумывался: правильно ли поступил, назвавшись груздем? Но приходилось лезть.
Карабас, хотя выбрался в столицу из Питера, возвращался к родным пенатам не очень часто и приезжал' без особой помпы. Но Заказчик знал: путешествовать по городу в его «лимузине» было гораздо безопаснее, чем в автомобиле губернатора или, тем более, уже покойного вице-губернатора, столь неосмотрительно закусившего удила на ниве приватизации. Любые «хвосты» и «наружки» отрезались сразу. Работу вьшолняла особая команда специалистов, и можно было быть уверенным: куда бы ни направлялся столичный гость, ни на одной из улиц он не встретит ничего, что могло бы ему как-нибудь угрожать…
«Долго будет жить», — подумал Заказчик, ибо мысли о Карабасе были прерваны появлением его самого.
Москвич по примеру питерского собеседника заказал белого вина, а также плату из рыбы. По прежнему опыту Заказчик знал, что он ничего есть во время беседы не будет, а будет только ковырять вилкой блюдо, лишь изредка облизывая ее острие.
— Как успехи? — спросил Карабас.
— Все идет согласно графику, — ответил Заказчик. — Положительное решение суда я обеспечил. Оно будет вынесено сразу же, как это станет возможным. После чего даутовское наследство переходит нам, совету директоров «Транскросса». Ну, а дальше я приступлю к интенсивной работе с компаньонами.