Прежде, чем умереть — страница 8 из 89

— Ты что, бороду недавно сбрил? — поинтересовался я, глядя, как Павлов уже не в первый раз проводит тыльной стороной кисти от кадыка к подбородку.

— Нет, никогда не носил бороду. Просто привычка. Не знаю... нравится как щетина по коже скребёт, — отвлёкся лейтенант от дороги и блеснул зубами, особенно белыми на фоне его чумазой рожи. — А что?

— Да так, попытался тебя с бородой представить.

— У меня всё ещё недостаточно поганый вид?

— Почему сразу «поганый»? Я носил бороду, и многие считали, что она придаёт мне солидности.

— Зачем сбрил?

— С ней у меня лицо слишком доброе, вводит людей в заблуждение, потом приходится доказывать обратное.

— А ещё в ней жратва застревает, и насекомые гнездятся, — поделился Станислав своим бесценным опытом. — Летом жарко, зимой колтуны ледяные, и бабам не нравится. Говно, короче. Бороду обычно те отпускают, у кого без неё рожа как у девки.

— Подъезжаем, — прервал я нашу непринуждённую беседу, разглядев за дождевой дымкой первые сторожевые вышки. — Держи ровнее, лейтенант, эти ребята крепкими нервами не отличаются, а пружина в гашетке слабая.

— Откуда знаешь? — осведомился Павлов.

— Часто зажимают.

ЗиЛок сбавил ход и покатил, всем своим видом демонстрируя готовность пассажиров к мирному диалогу. Пара устрашающего вида вышек, сваренных из железнодорожных рельсов и массивных стальных плит, как цапли клювами, повела стволами КПВ в нашу сторону.

— Может, стоило всё-таки флаг Легиона вывесить? — замандражировал Павлов, наблюдая по сторонам вросшие в землю ржавые детали со здоровенными рваными дырами.

— Поверь, им срать на флаги.

— А на что не срать?

— Сбавь ещё, — рекомендовал я, заметив вышедшего нам на встречу часового. — Совсем-то не тормози, катись потихоньку, а то решат, что ты ссыкун конченый. Ты ведь не такой?

Павлов осторожно помотал головой, переводя взгляд с одной вышки на другую:

— Этот мужик идёт к нам, — кивнул он на часового.

— Продолжай ехать, только педали не перепутай со страху. И помалкивай, говорить буду я.

Часовой остановился и, дождавшись, когда машина подкатится ближе, жестом приказал тормозить.

— Какие люди, — заглянул он в водительское окно, зыркнув чёрными глазами из-под смоляных кудрей, укрытых капюшоном. — Неужто Коллекционер собственной персоной?

— Он самый, — высунулся я из-за плеча лейтенанта, пытаясь вспомнить эту наглую цыганскую рожу. — Погоди... Воронок, ты?

— Хорошая память, — сверкнул тот золотыми зубами.

— Да уж. Я же тебя в последний раз совсем пацаном видел. Гляжу, ты с тех пор приподнялся, — кивнул я на лычки десятника.

— По какой надобности к нам? — хамски проигнорировал цыганёнок мою любезность.

— Мы разыскиваем кое-кого, хотим справки навести.

— Раньше ты этим один занимался, — смерил Воронок неодобрительным взглядом Павлова. — Чего он такой, будто свиней в хлеву ебал?

— На самом деле, ты не далёк от истины, — хлопнул я скрежещущего зубами лейтенанта по плечу. — Никак не могу хорошие манеры привить, диковатый малый, но не буйный. Ванюшкой звать. В неполной семье рос, с мамкой и дедом, отца не знает, и, сдаётся мне, это оттого, что дедуля мамашу и обрюхатил.

— С кем не бывает. А второй кто?

— Это Станислав, о родословной не знаю, но парень неплохой, если не убивать его подружек.

— Где-то я про тебя слышал, — прищурился Воронок, глядя на Стаса.

— В муромской ориентировке, — процедил тот.

— Точно! Это ж за тебя совсем недавно кучу золотых обещали!

— Да, но ты опоздал, обещания выполнять уже некому.

— Знаю-знаю, — одобрительно покивал цыган, и вернул своё внимание моей скромной персоне: — Надеюсь, не с пустыми руками приехал?

— Обижаешь. Ну-ка, Ванюша, дай дяде Колу вылезти и продемонстрировать знаки нашего безмерного уважения к добрым гражданам славного города Навашино, — перебрался я из кабины в кузов и извлёк из-под брезента внушительного вида алюминиевый кейс, после чего раскрыл тот перед изумлённым взором Воронка. — Годится?

— Солидно, — покивал цыган, поджав губу.

— И для тебя кое-что есть, — вернул я кейс на место и выудил из закромов лоснящийся смазкой новенький АПС.

— Ого, — принял Воронок презент, расплывшись в алчном оскале, — вот удружил так удружил. Шершавый! — заорал он вдруг, обернувшись к КПП, и свистнул так, что у меня в ушах зазвенело. — Сопроводи дорогих гостей до канцелярии и проследи, чтобы всё оформили, как положено, — велел свистун опрометью примчавшемуся доходяге, который без лишних слов тут же запрыгнул в кузов.

— Приятно иметь с тобой дело, — спрыгнул я на землю, завершив ритуал подношения.

— Кстати о приятном, — окликнул меня Воронок, — Ольга здесь.

— Да ну? — ноги сами собой дали задний ход. — Какими судьбами? — взял я цыгана под локоть и отвёл к заднему борту.

— Тоже ищет кое-кого, — недовольно оправил он бушлат. — Расспрашивает о взрывах в пустошах.

— Вот как? И от чьего имени?

— У неё верительная грамота святых. Честно говоря, я думал, и ты мне такую покажешь.

— Не в этот раз. Где она остановилась?

— В «Коммунаре». Где же ещё?

— А ей удалось что-нибудь выяснить... по поводу этих взрывов?

— Мне почём знать? Я с утра до ночи в карауле.

— Да, новости — привилегия бездельников. Ладно, и за то спасибо. Бывай, — залез я в кабину и махнул нашему кисломордому шофёру «вперёд».

— Это обязательно? — проскрипел Павлов, приведя колымагу в движение.

— Что обязательно?

— Быть таким мудаком.

— А, ты о своём камуфляже? Ну так лишняя предосторожность не помешает. Я в Навашино давно не бывал. Кто мог знать, что они ещё не окончательно деградировали?

— Хорошо, я запомню.

— Лучше запиши.

— И что это — чёрт подери — за «знаки уважения»? Ты что, винтовку ему пообещал?

— Не ему, а радушному хозяину города — бригадиру Навмаша Тарасу Семипалому. Или ты хотел придти в гости без подарка?

— Ты хоть представляешь, сколько стоит этот ствол?!

— Смотрится богато, не поспоришь. Тут направо.

— Ты же заливал, что тебе без такого инструмента никак, что-то там про угловые минуты пел, крутизну траектории...

— Вот что вы за люди такие в этом вашем Легионе? Стоит сказать, дескать, винтарь нужен, чтобы с полутора километров кому-то мозги вынести — бери на здоровье. А как человека хорошего подарком порадовать — так целая трагедия. Позитивнее нужно быть, добрее. Сейчас налево. И вообще, чего ты кипятишься, будто лично с тебя последние портки сняли? Ты больше не в своём уютном бункере, вокруг огромный дивный мир, ощути, наконец, себя личностью и привыкай иметь окружающих при любой возможности.

— Легион — моя семья.

— Вот об этом я и толкую! Сворачивай.

— Он свою семью ещё в детстве перебил, — услужливо пояснил Станислав. — Последнего чудом выжившего застрелил при мне, как собаку. Так что побереги своё красноречие для более благодарной публики.

— Это было не ради удовольствия. Зачем передёргивать?

— С ума сойти, — покачал головой Павлов, округлив глаза. — Ладно, хрен с ним, с подарком. А что за Ольгу упомянул тот цыган? Какая-нибудь несчастная девушка, которую ты продал этим зверям? Что смешного?

— Я познакомлю тебя с этой «несчастной девушкой», тогда поймёшь.

— Ничего себе, — присвистнул Станислав. — Я думал, повесть «Кол и его женщины» состоит лишь из одной главы, и та называется «Бляди».

— Ты удивишься, сколько у меня было честных женщин.

— По взаимному согласию? — уточнил Павлов.

— Возможно, не спрашивал. Давай вон к тому здоровому дому с колоннами и тормози.

Передав мзду в заботливые руки сотрудников местной канцелярии, мы получили охранные грамоты сроком в трое суток и двадцатисекундное напутствие, содержащее в числе прочих пять-шесть цензурных слов.

— Зачем так грубить? — отряхнулся Павлов, выходя из здания, будто его там только что обоссали. — Мы не давали к этому ни малейшего повода.

— Твоё существование уже является для них поводом, — пояснил я.

— Что дальше? — спросил Станислав, пряча сложенную бумажку в карман.

— Дальше я отправлюсь по злачным местам выяснять интересующие нас факты и слухи, а вы двое будете ждать в машине.

— Так не годится. Я иду с тобой.

— Я тоже, — поддержал Стаса лейтенант.

— Ну, если вам нравится пешие прогулки по пустошам, милости прошу за мной. А если всё-таки предпочитаете передвигаться на этом прекрасном автомобиле, будет не лишнем проследить за его сохранностью.

— Пусть он следит, — кивнул Станислав на Павлова. — Это собственность Легиона.

— Чёрт... — не нашёл контраргументов лейтенант и, сплюнув, забрался в кабину.

Единственный постоялый двор Навашино располагался недалеко от Дворца, на улице Калинина в трёхэтажном здании, выполнявшем прежде, судя по всему, функции магазина. Наверху обветшалого фасада всё ещё ржавели каркасные буквы «ВИЗИТ», поверх которых красовалась сколоченная из досок вывеска с намалёванным красной краской «Коммунар». Большая часть окон была заложена кирпичом и строительными блоками, некоторые заколочены. Первый этаж занимали одноимённый кабак и ломбард по соседству. Из приоткрытой двери струился уютный тёплый свет, а на порогах отдыхал в луже собственной мочи довольный посетитель.

— Чертовски хочется выпить, — поделился я мыслями со Станиславом. — Составишь компанию?

— Как отказать? — перешагнул он вслед за мной через бесчувственное тело.

Не смотря на ранний вечер в заведении было уже многолюдно. Двое пришлых тут же приковали к себе внимание сурового навашинского населения, до тех пор мирно разглядывавшего дно своих кружек. Разговоры стихли, спиртное перестало литься, даже табачный дым, казалось, замер под закопченным потолком.

— Приветствую, любезный, — прошли мы к барной стойке, отделяющей подвыпивших но всё ещё человеческих особей от здоровенной жирной твари по ту сторону этого зыбкого барьера. — Плесни-ка нам с товарищем по пятьдесят твоего лучшего продукта, для начала.