— А вот и нет, — ответил и улыбнулся. — Я сделаю всё, что смогу. А твоя сестра тебя любит и хочет помочь.
— Как бы не так, — оборонила и хмыкнула.
— Опиши мне то, что приходило к тебе по ночам. Ангелина сообщила мне, что ты её видела.
— Белая, как привидение. Глаза — угольки, словно чёрные дыры, и рот. Она забирала моё дыхание, питалась мной. Пожирала меня. Слышишь, ты, детектив хренов, она придёт за мной и закончит начатое. Ты понимаешь, что мне мало осталось?
— Понимаю. Времени в обрез, но я попытаюсь… — сухо сказал я и встал, собираясь уйти.
— Постой, Андрей. (оказывается, она помнила моё имя) Я сказала не всё. То существо, женщина — может быть, привидение — явилось из преисподней. Никто и ничто не поможет мне, я знаю, но всё же…
— Ты не сдашься так просто, я прав?
— Ага, — она кивнула.
— Я приду завтра. Скажи, в музее ничего не показалось тебе необычным?
— Нет, всё банально. Знаешь, сыщик-любитель. Я лежала в психушке. Пару лет назад.
Ободряюще улыбнулся. Внутри сжался тугой комок. Это дело самое странное из всех, за которые я брался. И, если честно, первое дурно пахнущее потусторонним дерьмом — и я влип.
— Пошли, Димыч, дома поговорим. — Я дотронулся до плеча друга, намекая, что пора бы закругляться. Дятлов вошёл во вкус. Флиртовать он любил.
— Ты придёшь, Андрей? Ты ведь обещал? — спросила Ангелина, и я ощутил панику в голосе. И чего это Фролова так надеется на меня? Я же практически обычный человек.
Димыч поцеловал даме на прощанье руку и мило улыбнулся, словно галантный чеширский кот.
Надевая туфли, завязывая шнурки, я поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Ангелиной и утонуть. Столь сильна была в них вера. Вера и надежда на меня. Призовой лошадью я себя не чувствовал, но сегодня впервые мне не хотелось выпить, это был плюс.
Дома нас ждал разговор. Димыч пил апельсиновый сок. Я освободил кухонный стол. Пусть пепельница, сахарница с розочками и солонка отдыхают на подоконнике вместе с геранью, подарком одной милой старушки, живущей ниже этажом.
— Так, Дятлов, слушай, есть у меня мысля.
— Давно пора, сыщик. У меня уже от этого дела реально едет крыша.
— Ты фотки достал? — спросил я.
— Рыжий чудила скинул на почту.
Ах, вот как.
Мой ноутбук дышал на ладан. Пришлось принести: стоял в зале, на пороге, граничившем с балконом. Не застекленным, кстати, но очень просторным. Порой оттуда поддувало. Но, как всегда, у меня нет денег ни на что, кроме еды, квартплаты и кое-чего по мелочам. Жизнь сурова — этому научил меня дед. Но тяга к азарту, бухлу и красивым женщинам у нас семейное… Так, заговариваюсь.
Димыч подключился, используя беспроводной интернет. Так-так, складываются детали. Фотки тел в морге реально жуткие. Похороны. Грустные лица. Горе и страдание даже на мониторе оставляли след. Чёрный, серый, мёртвый. Наверное, я никогда не забуду детских лиц, и мне будут кошмары сниться.
— Ничего, за что можно было бы зацепиться, ничего, чёрт побери! — Димыч выругался и глянул на дорогие часы, спрятанные под манжетой белой шёлковой рубашки. — Андрюха, придется тебе самому идти и в музей, и к Азариной.
— Что так? — спросил я, удивлённый.
— Шеф застолбил для меня командировку.
"И когда ты хотел меня обрадовать, друг?"
Я кивнул. Слов нет. Вот так всегда. Димыч меня покидает. Неожиданно, нет — внезапно, но предсказуемо. Зря я понадеялся. Врёт табличка над нашим офисом. "Детективное агентство Мильтов и Д". То есть Дятлов. Платим за аренду вместе. А я, как всегда, один парюсь и расследую. Ох, лучше бы я тогда не оборачивался. Но женщины — моя слабость.
— Андрюха, ты где? Спишь сидя? Записывай всё подробно: и адрес, и номер квартиры. Пиши, пиши, а то будешь опять в пролёте. Рыжий мне всё рассказал.
Он хмыкнул.
Я скривился. Твою ж мать. Говнюк мелкий. Ну, я ему припомню. Злопамятность — лучшая черта моего характера.
— Диктуй давай, тебе ж вставать рано, а время не ждет. Не выспишься, Дятлов, будешь злой, как чёрт.
Мои слова вызвали сухую улыбку. Димыч продиктовал, а я записал в электронный блокнот. Главное — не забыть поставить будильник. Вставать рано — хочешь, не хочешь.
— Ты это, — обратился Димыч ко мне у дверей. — Не забудь представиться психологом Александром Зайцевым. Карточка на столе. Липа, но для обывателя сойдёт. Уверенней, Мильтов, уверенней и улыбайся, понял меня?
"Детально всё продумал".
— Приедешь — позвони, — буркнул я.
— Ага. Удачи, Мильтов. Я верю в тебя.
Да, удача мне не помешает. Еще бы веры в себя, и маленькое чудо тоже было бы кстати. Закрывая дверь, вспомнил, что не обедал. Интересно, есть ли что-нибудь в холодильнике, кроме куска вчерашнего торта? Сладкого не люблю. Но не ложиться же спать голодным. Ну и что, что уже почти полночь. Кому — кому, а мне с моим обменом веществ голодать вредно.
Часам к десяти я пришёл к моему пациенту. Им оказался мальчик лет восьми: робкий и пухлый, чертами лица напоминавший мамашу. Азарина открыла мне дверь и так рада была моему приходу, что даже не потребовала документы. А надо бы. Я пил чай, жадно расправляясь с домашним лимонным пирогом. "Хозяйка — хорошая кулинарка. Готовит с душой", — размышлял я.
Кухня была просторной, выдержанной в бежево-жёлтых тонах: современная мебель, напольная плитка и блеск надраенной посуды.
— Так мальчик боится умереть так, как его сестра? — спросил я.
— Да, Александр, — мягко сказала она, потуже стягивая фиолетовый тёплый халат. — Вы, как специалист, должны понимать, что это всё фобия. Её надо лечить. Но в клинику отдавать Костика не хочу. Знаю, моему малышу тяжело одному будет.
Я кивнул. Костик выглядел мягкотелым. Слишком неуверенным, безвольным. Мать явно была его опорой.
— Покажите мне комнату.
Она даже не стала спрашивать зачем. Просто показала — и всё. Я рассматривал фотографии и инстинктивно спросил:
— Можете принести фотоальбом? — и улыбнулся, зная, что вопрос выглядит нелогично.
Наверное, я ей понравился. Азарина колебалась, слегка хмурилась, но, по-видимому, всецело доверяла вызванному специалисту.
В комнате я не уловил ничего. Стоял на кухне и думал. Мальчик сидел на стуле, опустив голову и обнимая себя руками. Его страх, беспомощность, слабость окутывали меня, не давая спокойно вздохнуть.
— Костя, иди сюда, — сказал я, стараясь голосом заставить его подойти.
Слабая воля. Любит исполнять приказы. Не удивлюсь, если Костик — любимчик учителей. Может, даже отличник. Но уж точно в классе его дразнят.
Он подошёл, спросил:
— Что мне делать?
Я хмыкнул. Печальная картина, да и только.
— Дай мне руку. Не бойся. Ничего не случится. Я помогу тебе.
Он послушался. Слабовольный. Привык доверять старшим. Но я всё, что мог, сделал. Раскрылся полностью, давая его эмоциям ослабнуть, а потом по каналу, соединённому с кожей, перетечь в меня. Мой лоб вспотел. Сердце бешено колотилось в горле. Во рту стало кисло. Вкус чая совсем исчез. Очищение — болезненная процедура. Вскоре, если останусь жить, я пройду её. Такова цена за возможность помочь.
Когда мать зашла, Костик уже улыбался и рассказывал мне про школу. Она принесла фотоальбом, поминутно глядя (с удивлением и радостью) на сына. А я пролистал его весь. В конце были фото, сделанные на похоронах. Ничего необычного. Угрюмые, замкнутые лица. Мужчины и женщины. Я уже закрывал альбом, ничего не найдя. Что-то вздрогнуло внутри меня. Я открыл снова, заново вглядываясь в людей. Неужели показалось? Кого-то я уже видел. Так и есть: высокая женщина в чёрном платке. Стояла боком. Лица разглядеть не удалось.
— Кто это? — резко спросил я.
Женщина вздрогнула. Вгляделась внимательно, затем задала вопрос:
— А зачем она вам?
— Напомнила давнюю знакомую, — соврал.
— Не знаю я. Какая-то родственница. Может быть, пришла с кем-то из друзей.
— Можно мне взять фото?
— Да ради бога.
Она недоумевала: "К чему это всё?"
Я собирался уходить и придумывал, что бы такое сказать. Реплики вертелись на языке. Я настраивал мысли, подходящие для психолога.
Она сама спросила меня:
— Вы ведь придёте, да? Костика не узнать. Не знаю, что у вас за чудо-методика. Я вам заплачу, только не оставляйте нас, — попросила умоляюще.
Ложь. Терпеть её не могу. Выходит себе дороже. Поэтому ответил, обманывая её. А что оставалось делать?
— Я вам позвоню. Назначу встречу. Выпишу Костику лёгкое успокоительное. А там посмотрим.
Погладил мальчишку по голове. Посмотрел ему в глаза и мысленно пожелал удачи. Дверь закрылась. Я решил спуститься не на лифте — по лестнице. Какая-то часть меня не любит замкнутых пространств. Видимо, свой отпечаток наложило время, проведённое в клинике.
Маршрутку ловил недолго. Повезло: успел удобно устроиться напротив окна. Заплатил и задумался. Так, все жертвы были легковнушаемые. Многие слабовольные, только Оля исключение. Типичные ботаники-заучки, имели расшатанные нервы. Кое-кто лежал в неврологической больнице. Значит, убийца, кем бы он ни был, выбирал слабых. Понятно, почему Оля смогла держаться так долго. Связующей цепочкой в событиях, происходящих в нашем городе, был музей. И что я найду там? И найду ли вообще?
Такие мысли сопровождали меня всю дорогу. На людей я практически не обращал внимания. Пытался сосредоточиться. Внутренне был уверен: если ничего не найду, участь Ольги предрешена.
Моя остановка. Встал, держась за поручень, протиснулся к двери и вышел на улице Первомайской. Здесь располагается этнографический музей. Рядом кинотеатр, через дорогу — ресторан.
Тихая спокойная улочка — и вот, перейдя через мостик, раскинувшийся над прудом, вышел к музею. Давно я здесь не был. Со школьных времён. Ничего не изменилось. Первый этаж — музей этнографии, а наверху — выставочные залы с картинами молодых художников нашего города. Здесь часто можно увидеть выставку всевозможных камней, драгоценных и редких: браслеты, ожерелья, кольца, камни-обереги и прочие типично женские штучки.