Он ещё не начал описывать симптомы, а я уже догадался, что с ним на самом деле случилось. Диагноз предельно очевиден. Посмотрим, как справится с задачей Беленков. Проблем возникнуть не должно.
— Расскажите, что с вами случилось, — попросил Леонид.
— Красил стену у западного крыла дворца, — ответил мужчина. — Оступился, свалился с лестницы. Вовремя перевернулся в воздухе, чтобы на спину не упасть. В итоге — вот, — он указал на свой лоб. — Долбанулся головой о брусчатку. По крайней мере, так мне описали ситуацию другие мужики. Сам я толком не помню, как всё это произошло.
А вот и первый симптом. Амнезия. Причём ретроградная. Нет воспоминаний о событиях, предшествующих самой травме. На это стоит обратить внимание.
— Что было дальше? — спросил Леонид.
— Да ничего! — махнул рукой маляр. — Заснул я. Вроде… Потом меня растолкали. И… Стыдно признаться, что произошло дальше. Можно я не буду говорить?
— Не стесняйтесь, продолжайте. Нам нужно знать о симптомах во всех подробностях, — настоял Беленков.
Молодец, Леонид. Сейчас он ещё один важный симптом назовёт.
— Да вырвало меня! — вздохнул Петров. — Прямо на брусчатку. Бригадир обещал штраф мне за это выписать. Мол, испортил вид из императорского дворца.
— Как себя сейчас чувствуете? — задал заключительный вопрос Беленков.
— Всё ещё тошнит. Голова раскалывается и в сон клонит, — объяснил пациент.
В этот момент я почувствовал, как Сергеев включил свой «анализ». Видимо, решил определить диагноз до того, как его выставит Беленков.
— Ну, тут всё очевидно, — заключил Леонид. — Скорее всего, это сотрясение. Сейчас сделаем рентген, я открою вам больничный и пойдёте домой отлёживаться…
— Лёня! — не удержался Сергеев.
От возгласа нейролекаря Беленков с пациентом одновременно вздрогнули.
— Ч-что не так, Алексей Георгиевич? — напрягся Леонид.
— Какой ещё рентген? Какой больничный? — судорожно дёргая головой, протараторил Сергеев. — Всё, меняйтесь. Посмотрим, что скажет Павел Андреевич. Чувствую, наше маленькое занятие провалилось. Придётся мне самому разбираться с больным.
— Не спешите, Алексей Георгиевич. Я ещё даже не начал, — перенял инициативу я.
Подсел поближе к пациенту, а затем произнёс:
— Следуйте моим указаниями. Закройте глаза и отведите правую руку в сторону.
Петров сделал, как я и просил.
— А теперь, не открывая глаз, попробуйте прикоснуться указательным пальцем правой руки к кончику своего носа.
Пациент пожал плечами, но спорить со мной не стал. Затем согнул руку и…
Ткнул себя указательным пальцем в глаз.
Ещё один признак имеющегося повреждения. Здоровый человек смог бы попасть по кончику носа. В данном случае точно имеются неврологические нарушения.
— Хорошо, — кивнул Сергеев. — Пальце-носовую пробу провели. Дальше что?
— Госпитализация, — сказал я. — Предварительный диагноз — сотрясение головного мозга лёгкой степени тяжести. Даже в таком случае больного лучше класть в неврологический стационар. А там уже выполнят магнитно-резонансную томографию, чтобы выяснить, есть ли признаки ушиба головного мозга. Но я сильно сомневаюсь, что дело зашло дальше сотрясения.
Ушиб мозга гораздо более опасное состояние, чем сотрясение. С моим уровнем «анализа» его обнаружить не удастся, но МРТ покажет, есть в голове повреждения или нет.
— Отлично, — улыбнулся Сергеев. — Хорошо идёте, Павел Андреевич. Заключительный вопрос. Что по лечению?
— Как только госпитализируется, дать обезболивающие, назначить препараты для улучшения циркуляции крови в головном мозге. И всё. Покой. Без книг, телефонов, телевизоров и резких движений, — произнёс я.
— Не понял, — напрягся маляр. — Это что же получается, меня в больницу кладут?
— Кладут-кладут, голубчик, — сказал ему Сергеев. — На пять дней. Состояние не серьёзное, пройдёт быстро. МРТ всё равно на всякий случай пройдёте, но я уже осмотрел ваш головной мозг. Нет там ушиба.
Впечатляет! Похоже, мощность «анализа» нейролекаря очень высока.
Раз он исключил ушиб, значит может заглядывать даже на клеточный уровень. Думаю, я и сам со временем смогу развить свои способности до более высоких ступеней, но сделать это самостоятельно будет трудно.
В идеале найти бы себе наставника. Не Гаврилова, который подсовывает бумажки и угрожает увольнением, а настоящего учителя. Так процесс моего развития пойдёт гораздо быстрее.
Как только маляр направился в неврологический стационар, Сергеев попросил остальных пациентов подождать, а после затеял с нами беседу.
— А вы меня удивили, — обратился ко мне нейролекарь. — Завершили приём без сучка и задоринки, Павел Андреевич. Но у меня к вам есть ещё несколько вопросов. К вам обоим. Скажите, молодые люди, почему я отмёл вариант с рентгеном?
Леонид Беленков промолчал. Похоже, правильный ответ он не знал.
— А вы что скажете, Павел Андреевич? — поинтересовался Сергеев.
— Рентген в данном случае делать бесполезно, поскольку он может показать только целостность костей черепа. Сотрясение никакими методами обследования в принципе увидеть невозможно, так как оно возникает на уровне клеток головного мозга, — объяснил я.
— Именно! Вот это я и хотел услышать! — закивал старичок. — Что ж, в таком случае у меня к вам двоим последний вопрос. Как вы отреагируете, если я скажу, что вы оба ошиблись?
— В каком это смысле, Алексей Георгиевич? — оторопел и без того расстроенный Беленков.
— Мы только что госпитализировали симулянта, — заявил нейролекарь. — Он обвёл вас двоих вокруг пальца.
Вот ведь хитрый дед! Знает, какую тему затронуть, чтобы запутать своих учеников. Только на мне этот трюк не сработает.
— Я понимаю, к чему вы клоните, — ответил я. — Сотрясение мозга очень легко симулировать. Достаточно сказать, что болит голова, тошнит, память отшибло, а затем намеренно промахнуться в пальце-носовой пробе.
— Об этом я и говорю, — улыбнулся Сергеев. — Я решил пойти на поводу у пациента. Госпитализировал симулянта, чтобы вы научились.
— Проклятье… — выругался Леонид Беленков. — Простите, Алексей Георгиевич. Не думал, что мы так облажаемся.
— Не спешите, Леонид Петрович, — попросил Беленкова я. — Мы не облажались. И Алексей Георгиевич сам это прекрасно знает. Не так ли?
— Вы что же, молодой человек, хотите сказать, что я вам лапшу на уши вешаю? — нахмурился нейролекарь.
— Этой лапшой можно целое отделение накормить, — ответил я.
— Хорошо, в таком случае скажите, в какой ситуации можно уверенно сказать, что у человека сотрясение? Ведь всему приходится верить с его слов, а дополнительные обследования никакой информации не дадут.
— Приходится следить за тем, как пациент рассказывает о произошедшем. Отмечать, волнуется ли он. Не переигрывает ли. И важно, чтобы он сам не наталкивал нас на нужный диагноз. Такие симулянты часто сами начинают беседу со слов: «Кажется, у меня сотрясение».
Сергеев долго молчал, сверля меня взглядом. А затем стукнул своей сухой ладонью по столу и воскликнул:
— Чёрт меня раздери, Булгаков! Вы меня раскусили!
— Ч-что? — только из смог выдавить из себя Беленков.
— Что-что! Обманул я вас, Лёня, — ответил Сергеев. — Проверить хотел, доверитесь ли вы моим словам или станете спорить. К счастью, Павел Андреевич не постеснялся вступить в дискуссию. Всё верно. У него действительно сотрясение. Мой «анализ» подтвердил. Но без хорошо развитой магии отделять настоящих больных от симулянтов можно только за счёт внимания и опыта.
— Как же я умудрился так облажаться… — прошептал Беленков.
— Не унывайте, Леонид Петрович! — протянул Сергеев. — Успеете ещё всему научиться. Пока что я ещё здесь. Тем более, у вас очень мозговитый коллега теперь имеется. Если что, всегда сможете посоветоваться с Павлов Андреевичем.
В каком теле не окажись, а всё сводится к одному. От судьбы не уйдёшь. Что в прошлом мире я раздавал советы врачом, что в этом занимаюсь тем же самым.
И для меня это в радость. Делиться опытом — большое удовольствие.
Главное, чтобы меня под конец дня отсюда не вышвырнули. Хотя… Если мой план сработает, Гаврилов не сможет этого сделать.
— Спасибо, что выделили мне время, Евгений Кириллович, — произнёс командир охраны Коршунов и присел за широкий стол.
Встреча Коршунова и Гаврилова состоялась в конференц-зале поликлиники. Изначально командир планировал побеседовать с Булгаковым ближе к обеду, но всё же изменил свои планы.
Наставник Булгакова может рассказать то, чего не скажет сам подозреваемый. А Коршунов не хотел упускать ни единой детали. Чем больше кусочков мозаики, тем более целостной выйдет картина.
— Ваш звонок меня ошарашил, господин Коршунов, — произнёс Гаврилов. — Вы всерьёз хотите сказать, что мой помощник подозревается в государственной измене?
— Ну… Возможно, я немного преувеличил, — поджал губы командир. — Но и этот вариант исключать нельзя. Пойманный нами нарушитель признался, что Павел Булгаков помогал ему в проникновении.
— Но ранее вы говорили, что Павел Андреевич избил его до полусмерти. В чём логика? — не понял Гаврилов.
Коршунов за время своей службы научился читать людей. И прекрасно понимал, что в мыслях Евгения Кирилловича уже была каша. Лекарь с трудом сдерживал ярость. Причём сложно сказать, на кого он злился больше. На Булгакова, который наворотил кучу проблем всего за пару дней, или же на самого командира, который вынудил его бросить работу и устроил полноценный допрос.
— А логика моя предельна проста, господин Гаврилов. Сначала Булгаков помог ему проникнуть на территорию двора, а после этого они из-за чего-то повздорили. Скорее всего, деньги не поделили, — заявил Коршунов.
Доказательств этому не было, и командир это прекрасно понимал. Но интуиция подсказывала ему, что с Павлом Булгаковым что-то не так. Чем-то он отличается от других лекарей. Он явно что-то скрывает. И его тайны могут навредить Его Императорскому Величеству.