Миллионер в затрапезном пальтишке с интересом посмотрел на Цируля. Произнес восхищенно:
— Однако!.. Не сочтите за комплимент, но я в восторге. Вы знаете не только обо мне, но и о моих братьях, об учрежденном нами банке! А ведь на Ивановых свет клином не сошелся. Неужели вы держите в памяти сведения, касающиеся и других негоциантов?.. Поразительно. Шарман!.. Эх, нам бы работать рука об руку, душа в душу... Мы бы с вами горы своротили и золотые горы заработали бы!
Василий Николаевич умолк и бросил на Цируля быстрый, цепкий взгляд. Фриц Янович даже не рассердился. Предложение работать на паях, намек на крупные взятки его даже развеселили. И пришло игривое настроение. А что если поморочить купчика-субчика, банкира и заводчика?
— Остается сожалеть, — улыбнулся Фриц Янович, — остается сожалеть о том, что время сворачивания гор, дабы заработать горы золотые, безвозвратно кануло в Лету.
— Что вы?! — замахал руками негоциант. — Именно сейчас самое время, если, конечно, взяться за дела с умом. Мой опыт и ваши возможности... Вы знаете... Фриц Янович, так кажется?.. Я ведь не из породы упрямых длинноухих созданий. Прежде чем явиться к вам, пришлось, так сказать, навести кое-какие справки. Коммерция сродни следственной работе. Общественность отзывается о вас с восторгом!
Игривое настроение мигом покинуло Цируля. Этого еще не хватало! Неужели какая-то каналья распространяет слухи, будто я беру взятки! Или это просто грубая лесть, попытка вызвать меня на откровенность?
Видимо, Василий Николаевич заметил в лице собеседника что-то такое, что заставило хитреца тут же переменить тему разговора.
— Общественность благодарна вам за героические усилия, которые вы, как начальник охраны города...
— Ну это уж вы зря, — перебил Цируль, — нет еще в городе порядка. Нет, но будет, это могу обещать.
— Охотно верю. Но даже и сейчас, несмотря на кажущийся хаос, революционного порядка все же больше, чем при истерике Керенском. Да и при бывшем царе... Скажите, это правда, что Николай, находясь под арестом, целыми днями играет с вдовствующей императрицей в домино?.. Правда!.. Тоже мне монарх. Послал же господь такого рохлю. Вы, может быть, не знаете, а я вам скажу... Когда наконец отравили, застрелили и утопили Гришку Распутина, бывший царь искал ему преемника. Сперва облюбовал какого-то старца Мардария. А затем и вовсе ошалел, собираясь приблизить к себе мужичка-поддевочника, пьяницу-поэта Митрофана Корнева!
Фриц Янович теперь уже с интересом слушал негоцианта. Богатей располагает информацией. Пожалуй, и впрямь коммерсант должен обладать навыками следователя.
Смекнув, что начинает производить впечатление, Василий Николаевич заговорил с новой энергией:
— Кстати сказать, в прошлом месяце с этим русопетствующим алкоголиком Корневым приключилась забавнейшая история. Он ужинал в ресторане «Медведь». Это, знаете, симпатичный петроградский ресторан. Пожалуй, еще даже Санкт-Петербургский. Отдельные кабинеты, хрусталь, бронза... Митрофан пьянствовал в сомнительной компании. Какой-то английский журналист, из тех, у кого несколько фамилий и разных специальностей... ха-ха. Еще кто-то. Пьют-гуляют в отдельном кабинете. Как вдруг входит князь Эболи с коллегой, говорит, что он представитель самого Дзержинского и якобы от имени и по поручению вашего самого главного чекиста забирает у веселой компании все ценности и деньги!.. Какой пассаж!
— Откуда вам все это известно? — поинтересовался Цируль. — С Москвой и Петроградом сейчас очень плохая связь. И кто такой князь Эболи?
— Как? — поразился Василий Николаевич. — Вы не знаете князя Эболи? Это известный авантюрист и грабитель. Международный вор. Но вы можете не беспокоиться. По последним данным, чекисты его уже взяли и, очевидно, за последнюю его выходку, как нынче говорят, отправят в штаб Духонина[1]. И поделом! Не нарушай революционного правопорядка!
Определенно посетитель, войдя в раж, старался представить себя если не революционером, то симпатизирующим революции.
— Вот вы, уважаемый Фриц Янович, скромно отвергаете мои похвалы в адрес работников Управления охраны нашего города. Но позвольте вас спросить, вы знаете, что творилось в Ташкенте при царе батюшке?.. Так вот что я вам скажу: грабили! Еще как грабили. Меня лично грабили дважды. Сперва эсеры из идейных соображений устроили в нашей конторе экспроприацию. Затем просто бандиты... Глупый народ. Все это от дикости, от бескультурья. Приходят, суют под нос наганы и смит-вессоны, оскорбляют. А бандиты даже произносят непечатные слова. Взаимная трепка нервов. А, например, в Северо-Американских Соединенных Штатах нет такого безобразия. Там существует «рэкет». Это значит, что предприниматели платят гангстерам определенное жалованье. И те охраняют своего патрона. А если явится другая шайка... Вот тут-то и начинается стрельба. Но бизнесмены в стороне. Гангстеры выясняют отношения между собой.
— Был я в Северной Америке, — вздохнул Цируль. — Не такая уж там голубая жизнь.
— Как, вы были в Америке? Очень приятно! Неужели вы и языки знаете?.. Как я вам завидую. А меня не умудрил господь. И до Америки не доехал. Застрял с братьями в Париже. Три месяца не просыхали.
Негоциант звонко, радостно расхохотался. Цируль тоже не сдержал улыбки. А сам все думал: «Зачем же ты пришел?.. Потерплю. Надо без нажима, осторожно».
— Однако, я, кажется, отвлекся, — спохватился Иванов. — Мы ведь говорили о преступности. К вашему сведению, глубокоуважаемый Фриц Янович, в предвоенном тринадцатом году в Российской империи было совершено около пятидесяти тысяч одних только убийств!.. А сколько ограблений! Тьма!.. Нет, две, три тьмы! И Ташкент в этом смысле не отставал. На Шахризябской, дом номер один, сидел грубый и тупой полицмейстер Кочан. Вот уж воистину полностью оправдывал свою фамилию. А глава сыщиков Рождественский?.. Это был такой увалень!.. А уж что при Шурике Керенском творилось!.. Вы изволили присутствовать на заседании эсеро-меньшевистского исполкома Ташсовета шестнадцатого мая прошлого года?
Цируль промолчал. Он был на том заседании. Но ему захотелось узнать, что о нем расскажет говорливый посетитель.
— Я присутствовал. Захотелось полюбопытствовать. Негоцианту все полезно знать. И что же я узнаю? Комиссар ташкентской милиции Арсеньев сообщил такое, что у меня от ужаса волосы дыбом стали. В городе ежедневно совершается до сорока вооруженных ограблений. Бандитский террор. Три тысячи уголовников-рецидивистов! Они хорошо организованы, вооружены до зубов, поскольку дважды успешно налетали на оружейные склады.
Василий Николаевич перевел дух, вынул батистовый платочек, благоухающий духами «Ша нуар». Приложил к губам.
— А дальше... Дальше нечто невероятное. Меньшевик прапорщик Бройдо спросил, какие меры принимаются против бандитов. Эсер Арсеньев ответил, что, мол, создан «Комитет по борьбе с преступностью» во главе с помощником комиссара милиции Плетцером. Поручик Титов, эсер, между прочим, интересуется, каковы результаты деятельности упомянутого комитета. Арсеньев, потупившись, промямлил, что пока похвастать нечем. Он, Арсеньев, со своим другим помощником, Шерманом, вынужден был даже искать встречи с главарями бандитов. Рандеву состоялось в Ореховой роще, на Куйлюке. Только одних бандитских главарей явилось пятьдесят персон! Угрюмые, мерзкие физиономии. Услышав предложение прекратить в городе безобразия, иронически заулыбались. А когда Арсеньев и Шерман предложили бандитам отправиться на фронт, защищать свободу, — расхохотались. Когда же милицейские парламентеры покидали рощу, по ним было произведено несколько выстрелов!
Иванов, отметил Цируль, рассказывал без прикрас и передержек. Да и мудрено было что-нибудь прибавить.
Заглянул в кабинет Ковалев.
— К вам еще посетитель. Ждать ему или как?
— Сейчас.
— Ах ты, господи! — всполошился Василий Николаевич. — Болтливый мой язык. Отнял у вас столько времени зря!
— Нет, почему же?.. Однако вы, по-моему, так и не изложили главного вопроса. Помнится, по телефону вы говорили что-то о деле государственной важности?
— Тысячу раз пардон! — Василий Николаевич оглянулся на дверь и вдруг сделал чрезвычайно серьезное лицо. — Прошу понять меня правильно и не гневаться, если сказанное мною вызовет в душе вашей неудовольствие. Дело в том... Туркестанский край ввергнут в хаос... Это между нами, конечно.
Фриц Янович пожал плечами.
— Это и есть ваша тайна? Странно. По-моему, об этом все хорошо осведомлены. Пока что действительно царит хаос.
— Экономический хаос, — поправил Иванов.
— И экономический. Но это временное, хотя и прискорбное явление, уверяю вас, гражданин Иванов.
— А почему в экономике полный развал, вы над этим задумывались?.. Это последствия проводимой нынче национализации фабрик, заводов, крупных имений, банков... Ваша власть молода и неопытна. Не разумнее было бы хотя бы временно отложить эту меру? Я и такие, как я, — нас порядочно — готовы сотрудничать с новой властью. Мы в два счета восстановим экономику края. И нам будет хорошо и тем, кто прислушался к нашему, смею вас уверить, ценному... Весьма ценному предложению.
«Ага, вот оно что! — мысленно усмехнулся Цируль. — Этот «негоциант», по-моему, говорит сейчас не только от своего имени. Ловко придумано». Вслух же сказал:
— Почему с этим предложением вы сочли нужным обратиться ко мне, к начальнику Управления охраны? Есть высокие инстанции, законодательные, исполнительные.
— Да, есть. Но я... Я подумал о вас, поскольку о товарище Цируле в городе ходят самые восторженные легенды. Он отзывчив, не говорит грубых слов. В верхах его знают, ценят его беспредельную преданность революционным идеям. К вашим словам прислушиваются в верхах. И если бы вы смогли среди авторитетных товарищей развить мою мысль... Надо хотя бы временно, на несколько лет приостановить национализацию...
— Довольно! — Цируль вскочил, бледный от возмущения. — Вы понимаете, что говорите?