— Госпожа, не прогоняйте нас.
Обводя комнату ошалелым взглядом, я не знала ни что делать, ни куда бежать.
— Да что же здесь, вообще, происходит?
— Наира Ника, не волнуйтесь, сейчас я пришлю новых служанок. С вами же, негодницы, разберусь позже, а сейчас марш на кухню.
Последнее было сказано не мне, а двум лежащим у моих ног девушкам, отчего в их глазах появился страх и слезы, но ослушаться они не посмели. Несмотря на то, что на мой вопрос так и не ответили, я решила не акцентировать на нем внимание и разобраться во всем попозже как-нибудь самостоятельно. Или не совсем самостоятельно. Ну а пока пора исправлять ситуацию.
— Не надо их отсылать.
Обе девчушки с надеждой посмотрели на управляющего, и когда он кивнул им в знак того, что они могут оставаться, на их лицах тут же расцвели счастливые улыбки, несмотря на то что по их щекам все еще текли слезы. Которые они постарались незаметно вытереть.
Что надо делать с детьми, чтобы вызвать у них такую бурную реакцию? Иначе на девушек я смотреть не могла. Им, наверное, было лет по четырнадцать, от силы пятнадцать. Посмотрев на Ракеша, я попыталась понять, чем он им угрожал и что за наказание ждало подростков. Вряд ли они испугались кухни. По-видимому, не так уж он добродушен, как мне показалось вначале. Мужчина, сощурившись, строго посмотрел на все еще коленопреклонённых служанок, после чего строго им приказал.
— Наира Ника должна быть готова до заката. У вас не так много времени. Наряд и украшения я подберу сам.
Заставлять детей работать — это неправильно, так же как и угрожать им. Но вмешиваться в местные порядки, не разобравшись сначала, что тут к чему, было глупо и недальновидно. Поэтому решила пока побыть сторонним наблюдателем.
Ракеш ушел, а девушки, вскочив на ноги, бросились ко мне, но тут же остановились, растерянно осматривая мою одежду.
— Госпожа, а как это снять?
Ну да, с застежкой-молнией они незнакомы. Расстегнув костюм, я с удовольствием его сбросила. Надо будет простирнуть одежду. Но сначала хотелось помыться. На мне осталось удобное спортивное белье, которое вызвало очередные удивленные взгляды. Но мне уже было все равно.
— Где тут можно помыться?
— Прошу, госпожа.
Далеко идти не пришлось. Оказалось, что ткани на стенах комнат служили не только украшением, они еще и скрывали двери в соседние помещения. Надо будет обязательно обследовать выделенные мне апартаменты, перед тем как лечь спать. Чтобы чей-нибудь неожиданный визит не оказался для меня неприятным сюрпризом.
Соседнее помещение оказалось небольшим. Где-то три на три метра, но таким же светлым, как и все предыдущие. За счет все тех же огромных окон, которые выходили в чудесный сад. В углу комнаты, около двери, на небольшом постаменте стоял стул. Судя по всему, это было подобие унитаза. А посреди комнаты в полу имелся то ли небольшой бассейн, то ли большая ванная, которая уже была наполнена теплой водой. Как же приятно окунуться и смыть с себя пот и грязь, которыми покрылось мое тело за эти несколько дней!
К моему удивлению, одна из девушек тут же скинула с себя коротенькую маечку, в которую была облачена, и широкие брюки (которые оказались длинным куском ткани, странным образом замотанным на бедрах и ногах) и тут же спустилась ко мне в ванную. Я решила пока не возмущаться такому произволу. Не то чтобы я никогда не купалась с женщинами (купалась и не только купалась), но это обговаривалось заранее и было по обоюдному согласию. У меня же пока никто ничего не спрашивал.
Разрешите, госпожа?
Вот и спросили. Усмехнувшись, решила уточнить для начала, что именно от меня хотят и тут же получила ответ:
— Искупать вас. Откиньте немного голову назад, чтобы я могла помыть ваши волосы.
Оказывается, это очень приятно, когда тебя купает кто-то. Когда в тело втирают масла и делают массаж. При этом девушки все время спрашивали, не больно ли мне, ведь я такая маленькая и хрупкая. Последнее было очень непривычно. Раньше именно я было выше и крупнее большинства. Здесь же даже девочки-подростки оказались выше меня. От этого чувствовала я себя несколько непривычно и неуютно.
И вот вскоре я стою усталая и разомлевшая посередине своей комнаты, а на меня одевают свободное длинное, достающее мне до пяток платье из тонкой белой ткани с золотистой вышивкой по подолу. Нижнего белья к этому наряду не прилагалось. Рассматривая интересный наряд и радуясь, что это не полупрозрачное безобразие, которое видела на девушках в большой зале, я поинтересовалась:
— Э-э-э, что это?
— Пату-падавай. Извините, другой одежды вашего размера не нашли. Но вы не переживайте, господин Ракеш уже приказал швеям заняться вашими нарядами.
Ответ меня, мягко говоря, удивил. Поэтому решила уточнить:
— Это детская одежда?
Услышав вопрос, девушки отвели глаза в сторону, принявшись меня заверять, что ее носят не только дети, но и подростки. Получается, моя одежда непрозрачная только потому, что она детская. Замечательно. Хоть какая-то есть польза от того, что я здесь мелкая такая оказалась.
Дальше мне на руки, ноги и шею одели множество браслетов, бус и других украшений, посетовав что уши у меня не проколоты и они не могут меня украсить в соответствии с моим статусом. А еще они не знали, что делать с моими короткими волосами. Но все же умудрились их уложить, нацепив на голову также какие-то украшения. Я же, слушая их, поставила себе на заметку узнать, что у меня здесь за статус и кто такие наиры.
Мне очень хотелось бы взглянуть на конечный результат трудов двух приставленных ко мне девушек, но в связи с тем, что зеркала тут отсутствовали, возможности увидеть себя у меня не было. Не только у меня, конечно.
Зашедший за мной Ракеш пришел не с пустыми руками. Он принес накидку. Не ту, в которой я была ранее, но похожую. И зачем было меня наряжать, если этого все равно никто не увидит? На ноги мне одели мягкие тканевые тапочки и повели через весь дворец.
Торжественно-печальное лицо управляющего не располагало к разговорам. Да и, помнится, немногим ранее говорили, что сегодня будет вечер прощания с погибшими.
Дворцовый комплекс оказался довольно большим. Чтобы пересечь его, нам понадобилось больше двадцати минут. Выйдя из очередного прохода, я удивленно воззрилась на большое озеро, раскинувшееся буквально в десяти метрах от стен дворца. Здесь уже было много народа. Все мужчины были в белой одежде. Женщины же, как и я, в светло-серых накидках, закрывающих их с головы до пят. И только мама Камала стояла все в той же белой одежде, в которой я ее уже видела сегодня, без накидки. Она не сводила грустного взгляда с возвышения из дров, сложенного на берегу озера, сверху на котором лежало тело. Чье это тело, я сразу же догадалась.
Это было пусть и самое высокое, но не единственное возвышение из бревен с телом. Оглянувшись в обе стороны вдоль берега, я насчитала еще несколько десяток таких сооружений. Для чего они, я догадалась сразу. Люди будут прощаться со своими родными и в конце наверняка спалят тела. На Земле поступают так же. Вот только делаем это мы в печах, не тратя дорогостоящую древесину.
Меня провели вперед, оставив стоять немного позади Камала с матерью, его дяди и еще какой-то фигуры в накидке, рядом с которой стояло две маленькие девочки в платьях, похожих на мое. На детей накидки не одевали. Оставшись одна, я не знала, что мне делать. Поэтому просто стояла, стараясь особо не крутиться, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание.
Через некоторое время послышались звуки барабанов. Скорее всего, это было сигналом для начала погребального ритуала, потому что как только они раздались, вперед вышло несколько абсолютно седых старцев с распущенными по плечам волосами и длинными белыми бородами. На них, кроме намотанной на бедра в виде брюк белой ткани, ничего не было. И вот эти старцы, напевая что-то и покачиваясь из стороны в сторону, начали обходить сооружения из бревен. Сделав несколько кругов, один из жрецов (именно так я их идентифицировала) подошел к Камалу, дав ему что-то, что он бросил в озеро. Теперь уже Камал ходил возле постамента, на котором лежало тело его отца. После того как мальчик сделал пять кругов, ему вручили горящий факел. Но к моему удивлению он не подошел к бревнам, а посмотрел на свою мать. В его взгляде читалось столько горя. Мне показалось, что он вот-вот расплачется, но парень держался. Его же мама, обернувшись к стоящей рядом с ней женской фигуре, обняла ее, а потом и двух девочек, подарив им браслеты, которые она тут же сняла с себя. Подойдя к своему сыну, женщина поцеловала его в лоб и, что-то шепнув на ухо, пошла к постаменту, на котором лежал ее муж. И вот она уже на него поднимается и садится в изголовье умершего, положив его голову себе на колени. Ее белый наряд, от лучей заходящего солнца, становится красным.
Оглянувшись по сторонам, я посмотрела на другие постаменты с телами. Больше ни на один из них не взошла ни одна женщина. Мой взгляд вернулся к матери Камала. Женщина явно не собиралась уходить оттуда. Она спокойно сидела, перебирая волосы своего погибшего мужа. И вот ее сын делает первые шаги к сооружению из бревен. Я вижу, как дрожит горящий факел в его руках. Мальчик не сводит взгляда со своих родителей. Неужели он собирается поджечь сооружение? Затаив дыхание я испугано следила за происходящим, не веря в то что вижу.
— Не вмешивайся?
Вздрогнув, я посмотрела на стоящего возле меня мужчину. По мере того как Камал шел вперед, я также сделала несколько шагов следом за ним, чтобы остановить мальчика и не допустить свершения убийства. Вижу же, что он не хочет этого делать. Его явно заставили. Но зачем?
— Его надо остановить.
— Нет! Это ее выбор. Лучше умереть в очищающем огне, чем стать божьей рабыней, — в голосе мужчины послышались печаль и горечь. Значит и ему ничего человеческое не чуждо, и он не такой уж гад, как мне показалось вначале.
— Кем, кем? — пока у дяди Камала нормальное настроение, я решила переспросить, что именно он имел в виду.