Как нам защитить свою свободу. Руководство к действию
Четверть века, прошедшие с момента падения Берлинской стены, ясно показали, что конец истории снова откладывается. Конца не случилось, зато другое событие того же 1989 года дотянулось до нас своей длинной тенью: через 26 лет после объявления фетвы против Салмана Рушди мы в очередной раз – после нападения на редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo – были поставлены перед вопросом: как Запад может осознанно защитить свои ценности перед лицом фундаменталистов, или популистов, или антизападной риторики политиков вроде Владимира Путина? Пока многие левые и либералы остаются по рукам и ногам скованы требованиями политической корректности, роль защитников Запада берут на себя такие деятели, как Марин Ле Пен или активисты Пегиды.
В этой ситуации Карло Штренгер отстаивает позицию «цивилизованного презрения», которая вновь ставит просвещенческий принцип толерантности с головы на ноги: вместо того чтобы культивировать уважение ко всем без исключения жизненным укладам и конфессиональным типам, мы должны вспомнить, что никто и ничто не могут быть застрахованы от аргументированной критики: «Если мы откажемся от права критиковать другие культуры, то не сможем защитить свою собственную».
ПРЕДИСЛОВИЕ
Замысел этого очерка, посвященного праву и обязанности свободного мира защищать свои цивилизационные ценности, впервые зародился у меня несколько лет назад, а в своем окончательном виде текст сформировался на исходе лета 2014 года. Изначальной целью было оспорить релятивистскую практику политкорректности, основанную на убежденности, что всякая идейная позиция, любая религиозная догматика или жизненный уклад одинаково заслуживают нашего уважения. Подобного рода уважение, зачастую бездумное, лишает, как я считаю, многих либерально настроенных людей решимости энергично отстаивать фундаментальные ценности открытого общества – свободу, критичность и открытую дискуссионность. Опасность, дававшая о себе знать прежде и тем более актуальная сейчас, состоит в том, что вакантное место защитников свободного мира стали занимать правонационалистические партии и группировки, между тем нуждающиеся в защите ценности эпохи Просвещения, которые на протяжении столетий гуманизировали наши западные общества, терпят ущерб из-за ксенофобских настроений и раздувания страхов. 7 января 2015 года братья Шериф и Саид Куаши ворвались в редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo и расстреляли одиннадцать человек – карикатуристов, редакторов, колумнистов и одного телохранителя. Во время бегства они убили также полицейского Ахмеда Мерабе. Спустя два дня Амеди Кулибали при захвате заложников в кошерном супермаркете убил еще четырех человек. К тому времени я уже очень далеко продвинулся в написании этого текста и у нас с моим издательским редактором возникло одинаковое чувство: что «Цивилизованное презрение» именно и пишется о таких чрезвычайных ситуациях – нападениях на газеты и нападках на свободу слова, но также и о постыдных стараниях правонационалистических политиков, как Марин Ле Пен, или исламофобских группировок, как Пегида, использовать трагедии, подобные теракту в Charlie Hebdo, как инструмент для достижения своих целей.
Из всех лозунгов на многочисленных демонстрациях солидарности, проходивших в те январские дни во Франции и в других странах, меня глубже всего тронул плакат с такой надписью:
ЯШарли
ЯАхмед
ЯЕврей
Эти слова ясно говорят, что свобода и право на критику и сатиру не принадлежат какой-то одной нации, этносу или религии, но всему человечеству в целом.
Эту книгу я посвящаю жертвам парижского теракта.
ЗАПАДНАЯ КУЛЬТУРА: ЗАБИВАЯ ГОЛ В СВОИ ВОРОТА
11 сентября 2001 года западный мир вновь столкнулся с вопросом, о котором мы думали, что он уже потерял актуальность: как нужно и как возможно защищать ценности свободного мира? Окончание холодной войны у многих пробудило надежды, что история, понятая как борьба между разными пониманиями истины, разными идеологическими системами, осталась позади и либеральная демократия вот-вот ненасильственно овладеет всем миром. Однако это пророчество, возвещенное американским политологом Фрэнсисом Фукуямой после падения Берлинской стены[86], не осуществилось. Новая эра вечного мира так и не настала, вместо нее началась новая кровавая бойня, хотя и под другими флагами: распавшаяся на части Югославия стала ареной этнических чисток, достигших чуть ли не уровня геноцида, как это произошло в 1994 году в Руанде и было показано в прямом эфире новостного канала CNN. Мирный процесс на Ближнем Востоке, инициированный, казалось, договором в Осло, подписанным среди прочих Ицхаком Рабином и Ясиром Арафатом, рухнул, не успев начаться, из-за фанатизма израильских поселенцев, не пожелавших поступиться ни пядью библейской земли, и пыла хамасовцев, бившихся за каждый сантиметр Большой Палестины. Пятью годами позже еврейская и палестинская кровь полилась потоком. Одновременно исламский мир разрывают фундаменталистские движения суннитского и шиитского толка, в неимоверных количествах гибнут люди в ходе гражданских войн в Сирии и Ираке. Столь свойственная человеку потребность в четкой самоидентификации и обладании абсолютной истиной окончательно вытеснила надежду на наступление новой, космополитической эры. Религии возвратились на театр мировой истории, и прогноз Сэмюэла Хантингтона о том, что холодная война должна смениться борьбой (религиозно маркированных) культур[87], представляется несколько более реалистичным, чем тезис Фукуямы, согласно которому история политических идей подошла к концу и либеральная демократия как воплощение человеческого разума справляет свой триумф.
Конфликты между представителями различных мировоззренческих принципов вновь выходят на первый план: экспансионистская политика Владимира Путина до сих пор не встречает достойного сопротивления со стороны западного мира. Джихадистские организации, как Аль-Каида и Исламское государство, официально объявили войну Западу, а Китай по многим признакам претендует на господство над всей Юго-Восточной Азией. Между тем многие политологи считают, что нас ждет конкуренция с государствами различных специфических режимов[88], такими как автократия путинского типа, капитализм в рамках однопартийной системы, теократические государства кланового правления (Саудовская Аравия, государства Персидского залива), умеренные автократии типа Сингапура, неосоциалистические варианты правления в Латинской Америке и т.п. – все они, как бы то ни было, предпочтительнее тотального хаоса, постигшего большие регионы Африки и Центральной Америки, где властвуют генералы и мафиозные структуры. Идеи либеральной демократии и универсальных прав человека, претендующие на общезначимость независимо от таких категорий, как национальность, пол, сексуальная ориентация и проч., так и не завоевали мир, хотя в 90-е годы еще казалось, что эффект домино, сопровождающий процесс демократизации, уже неостановим[89]. (И это при том, что большинство людей на Земле охотно поменялись бы местами с беднейшими и самыми беспомощными из европейцев, американцев, канадцев или австралийцев, из-за чего десятки тысяч ежедневно рискуют жизнью, чтобы перебраться из Африки в Европу.)
Учитывая сказанное, вызывает удивление, с какой неохотой многие представители свободного мира (прежде всего левой части политического спектра) включаются в то, чтобы всерьез отстаивать свой жизненный уклад. Порой складывается впечатление, что единственная зримая заслуга Запада состоит в том, что он помогает развивающимся странам и установил у себя такой доход на душу населения, о котором остальные страны, включая Китай, могут только мечтать. Разумеется, время от времени мы наблюдаем спорадические попытки самозащиты, однако, как показывает следующий пример, здесь возникает много вопросов.
Я испытываю гордость за политическую культуру Швейцарии, страны, в которой я родился и гражданство которой ни в коем случае не хотел бы потерять. Когда в 2007 году ксенофобски настроенная Швейцарская народная партия (ШНП) инициировала общественное движение против строительства минаретов, я едва ли мог вообразить, что швейцарцы одобрят этот запрет (в стране тогда было всего три минарета), что они, однако, и сделали в 2009 году. Была в этом какая-то неясность: неужели граждане Швейцарии настолько не уверены в своей политической культуре и национальной идентичности, что почувствовали реальную угрозу от какой-то пары минаретов (изображенных на плакате инициативного комитета в виде ракет)? Но напрасно я удивлялся. Мне стоило вспомнить, что Швейцарская народная партия с 2003 года составляет самую крупную фракцию в Национальном совете, и в этом отношении Швейцария – далеко не единственный случай. Так, на президентских выборах 2002 года политик правоэкстремистских взглядов Жан-Мари Ле Пен в первом же туре оставил позади социалиста Лионеля Жоспена и вышел во второй тур с Жаком Шираком. И пусть во втором туре он проиграл, однако ему удалось доказать, что его партия уже не является маргинальной, доказательством чему – дальнейшее ее развитие, уже под руководством дочери Ле Пена, Марин, заявившей серьезные претензии на пост президента страны. Правый тренд в Европе нельзя недооценивать: враждебное отношение к иностранцам, исламофобия, глубокий страх перед будущим – сегодня эти явления можно наблюдать по всей Европе. Книга Тило Саррацина «Германия. Самоликвидация»[90], автор которой, в частности, утверждает, что через пару десятилетий мусульмане составят в Германии демографическое большинство, вышла в 2010 году тиражом полтора миллиона экземпляров, став в литературе нон-фикшн самым успешным бестселлером за всю историю ФРГ. Страхи Саррацина не вполне лишены оснований, поскольку население Германии (равно как и большинства европейских стран) постоянно сокращается, и это означает, что ее экономика не может функционировать без иммигрантов. Вместе с тем многие тезисы, выдвигаемые Саррацином (в частности, о генетической «неполноценности» иммигрантов-мусульман как причине их социальной обездоленности), специалисты признают абсолютно беспочвенными