[91]. Саррацин, возможно, затронул действительно важные вопросы, но в конечном итоге успех его книги обусловлен скорее игрой на страхах немцев перед иностранным засильем, чем строгостью и сутью его аргументации.
В этом очерке я исхожу из того, что серьезная неуверенность Запада – прежде всего Европы – в своих силах, неуверенность, которая выражается в усилении правых партий, исламофобии и растущей неприязни к иностранцам, имеет под собой глубокое основание. Большинство европейцев, таково мое убеждение, уже не могут выдвинуть в защиту своей культуры более сильных аргументов, чем эффективность экономики и постоянство политического и социального мира, который поддерживается в Западной и Центральной Европе с конца Второй мировой войны. Но если Запад окончательно утратит способность аргументированно защищать присущий ему образ жизни, это откроет дорогу реакционным правым партиям, чьи программы основаны на убежденности, что Германия должна принадлежать немцам, Франция – французам, а Швейцария – швейцарцам. Я бы ни в коем случае не хотел оспаривать чье бы то ни было право любить свою культуру и заботиться о ее сохранении, но полагаю, что национализм не образует ядро западной культуры, а, напротив, представляет собой одно из наиболее деструктивных ее изобретений.
Само понятие «Запад» возникло в эпоху, когда западная часть Римской империи с центром в Риме отделилась от восточной ее части с центром в Константинополе, и в силу такого своего происхождения содержит в себе как религиозную, так и политико-культурную компоненту[92]. С распространением ислама, география которого в пору его расцвета охватила страны от Испании и Магриба до Центральной Азии и Афганистана, понятие «Запад» стало практически синонимом христианства, и этот сопутствующий религиозный смысл до сих пор имеет чрезвычайно важное значение. Вместе с тем внутренний смысл этого понятия, равно как самопонимание обозначаемого им региона, начиная с XVIII века претерпели глубокие изменения. Просвещение как элитарное явление, чьи корни восходят к Ренессансу, кристаллизировалось в XVII—XVIII веках. Центральным его стержнем, как то афористически сформулировал Кант, является выход человека из состояния несовершеннолетия, в котором он пребывал по собственной вине. Говоря словами Эрнста Блоха, речь идет о процессе, в ходе которого человек отбрасывает страх и зависимость в отношении внешних авторитетных инстанций, религиозных и политических, провозглашает свою автономию и обретает «прямую осанку». Менталитет подчиненности сменяется духом критики. Элитарный феномен Просвещения глубинным образом трансформировал Запад к XIX столетию: сферой его неоспоримого успеха, обосновавшего его притязания на универсальную значимость, стала научная революция, которая не оставила камня на камне от прежнего мировоззрения и – благодаря своему технологическому могуществу – за два века вывела Запад из состояния угрожаемой цивилизации, возведя его в господствующий ранг. К концу XIX века западные страны контролировали три четверти земной суши, а их морское господство было вообще неограниченным. Но за двести лет до этого такое казалось крайне маловероятным: в 1683 году войска Османской империи осадили Вену. Правда, в 1798 году египтянам пришлось бессильно наблюдать, как небольшой корпус Наполеона завоевывает всю их страну, а спустя три года британские войска вытеснили французов при полном неучастии Египта в этой борьбе[93]. Техническое и организационное превосходство западных армий обеспечило им доминирование такого рода, что, скажем, британцы были в состоянии посредством незначительных издержек военного и административного характера контролировать весь Индийский субконтинент.
Но самосознание Запада базировалось не только на технологическом и военном превосходстве. Знаменитое стихотворение Редьярда Киплинга говорит о «бремени белого человека», чувствующего свою обязанность одарить весь мир благами западной цивилизации, – эту убежденность разделяли с Киплингом все колониальные державы. Нам теперь вся эта моралистически-цивилизаторская самоуверенность представляется химерой. Но нельзя забывать о том, что Просвещение фактически притязало на универсальную значимость, идет ли речь о поисках истины или о стремлении к созданию справедливого политического порядка. Как будет более подробно изложено ниже, это просвещенческое стремление к истине и справедливости было – ввиду катастрофы Второй мировой войны и процесса деколонизации – интерпретировано многими как откровенная рационализация империалистической эксплуатации мира белым человеком. После 1945 года начинается процесс самоуничижения[94]: универсалистские претензии Просвещения как ложные культурные предпосылки были дискредитированы. Западу вменялась работа над грехами – он не только должен был принять ответственность за несчастья деколонизированного «третьего мира», но и начать уважать все жизненные и конфессиональные особенности, которыми живут разные этнические, религиозные и культурные общности. Именно в этот миг родилась политкорректность, чьи основные принципы: паритет всех культур, конфессиональных изводов и жизненных укладов, а также принципиальный запрет на моральную и гносеологическую критику любой культуры[95]. Согласно этому принципу, к чему может быть призван западный человек, так это лишь к монетарной форме расплаты за грехи прошлого – помощи развивающимся странам. Допускается, правда, также критика собственных политиков, но речь в таких случаях может идти только о вопросах управления. Кардинальные же вопросы рационально дискутировать нельзя, поскольку все мнения и все религиозные вариации заслуживают, считается, равного уважения. Политическая корректность вскоре стала основополагающим принципом почти всех европейских и части американских левых, что выливается в интеллектуальное запугивание, породившее столь многочисленные проблемы. В университетах на многих социологических и гуманитарных факультетах западная культура привычно и уничижительно преподносится как «фаллогоцентричная» (от греч. phallus – пенис и logos – мысль, понятие). В такой трактовке она очевидным образом представляет собой наследие «dead white man», мертвого белого человека, и хочет доминировать не только над другими культурами, но и над женщинами, а также над всеми, кто не соответствует стандартам гетеросексуальности[96].
Далее последовал ряд чрезвычайных событий, поставивших западный мир перед вопросом: как и на каких правовых основаниях он может защитить свои ценности и свой жизненный уклад? 11 сентября 2001 года в результате крупнейшего за всю историю теракта были разрушены башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, террористы превратили два пассажирских авиалайнера в орудия массового поражения. 11 марта 2004 года другой теракт, на мадридском железнодорожном вокзале Аточа, где были взорваны пассажирские электрички, унес жизни 191 человека и причинил ранения еще почти двум тысячам. 7 июля 2005 года в Лондоне в результате скоординированных взрывов в метро и в автобусе погибли 56 человек. Консервативное правительство США под управлением Джорджа У. Буша отреагировало на теракт 11 сентября оперативно и внятно: террору и так называемой «оси зла», посягнувшей на свободный западный мир, была объявлена война. Уже через несколько недель после 9/11 режим талибов в Афганистане был свергнут. Под тем предлогом, что диктатор Ирака Саддам Хусейн развивает тайную программу по производству оружия массового поражения, американские и британские войска вместе с примкнувшей к ним «коалицией согласных» вторглись в Ирак, невзирая на протесты в большинстве европейских стран.
Итог последующих 15 лет ясно показал, что война Буша с террором обернулась полным провалом. Афганистан погружен в хаос, Ирак на грани развала, в результате – опасный вакуум власти. Сегодня Ирак и Сирия образуют региональный эпицентр, где в большом количестве расплодились радикально-исламистские террористические группировки, далеко превзошедшие Аль-Каиду образца 2001 года и дальностью своего влияния, и силой, и широтой подконтрольных территорий (да и сама Аль-Каида сегодня организована гораздо лучше, тем в те времена, и действует на всем протяжении от Йемена до Центральной Азии), отряды Исламского государства контролируют весь коридор от Ирака до внутренних областей Сирии. Преемник Буша Барак Обама вынужден был продолжать борьбу с террором, но он ограничился воздушными атаками управляемых дронов. Но и Обама, как выяснилось, достиг не бо́льших успехов, чем Буш с его стратегией сухопутного вторжения.
Вопрос, как быть с исламистским террором, чрезвычайно сложен. Сам я принимал участие в двух проектах, нацеленных на изучение динамики развития этих террористических организаций и мотивов поведения их членов, и, надо сказать, наши результаты не слишком вдохновляют: до сегодняшнего дня никто не представил методику действий, которая позволила бы прекратить экспансию этих групп, поэтому свободному миру еще долго придется иметь с ними дело.
Центральный вопрос, поставленный в этой книге: каким образом Запад может укрепить и защитить систему собственных ценностей, не поступаясь своими идеалами в ходе конфликта? В том, что эти опасения отнюдь не беспочвенны, мы убедились на примерах Гуантанамо, Абу-Грейба, а также изучая шпионскую деятельность секретной службы АНБ. Если Запад надеется отстоять свои ценности и свой образ жизни не только военными, но и содержательно-смысловыми методами, то единственную возможность сделать это даст ему обращение к принципам Просвещения. Дух критики, твердая автономность индивида, отказ от любых властных притязаний, ставящих себя вне договорных обязательств и дискурсивных обоснований легитимности, право на «прямую осанку» – все это идеи, которые хотя и были сформулированы Западом, но по своей сути не ассоциированы ни с каким этносом, цветом кожи или религией. То обстоятельство, что крупные мыслители незападного происхождения сегодня принимают участие в работе над проектом просвещенческого склада, достаточно ясно показывает, что названные принципы становятся непреложными – или по меньшей мере привлекательными отнюдь не только для Европы и Северной Америки. Однако идеология политической корректности привела к тому, что очень и очень многие европейские и американские левые уже не хотят с чувством собственного достоинства и гордости защищать эти стержневые начала Просвеще