И, сделав несколько шагов, Саша поравнялся с раскрытой железной калиткой.
В прямоугольном вырезе, как в раме, открылась зеленая лужайка, посреди которой, на стуле, сидела, вся в черном, старая женщина. Лицо ее было запрокинуто навстречу горячим солнечным лучам.
Тихо. Пустынно.
Безмолвные длинные балконы по сторонам, резные деревянные галереи.
Где же Костя? Где туристы?
Саша бросился бежать и увидел их тут же, за углом — на шумной асфальтированной улице.
Они стояли у широкой витрины. Иностранец тыкал себя пальцем в грудь, показывал на витрину, объяснял:
— Дантист!
— А! Зубной врач! Понятно! — улыбнулся Костя.
Саша подошел поближе.
А может быть, просто-напросто он видел эту улицу в кино?
За стеклом виднелись зубоврачебные кресла, пружинисто свисали стальные наконечники бормашин…
Швейцарцы еще долго шли, переговариваясь между собой, пока Костя не объявил:
— «Южная»! Вуаля!
На углу площади, окруженная по первому этажу спущенными полосатыми маркизами, красовалась гостиница. У ее тротуара стояли свежевымытые пустые автобусы.
Интуристы кинулись было благодарить, нотой женщина что-то сказала старику, и тот многозначительно поднял палец:
— Момент!
И они с женщиной быстро направились к входу. Старик обернулся, снова поднял свой палец:
— Момент! — и исчез за вращающейся стеклянной дверью.
Саша вопросительно взглянул на Костю.
— Ну, давай подождем, потеряем еще пять минут.
— А зачем? — спросил Саша.
— Не знаю. Просили люди…
— А что они тут делают?
— Туристы. Видишь ли, пошли в горы встречать восход. И заблудились. Они объехали весь мир. Турция, Греция, Алжир. Завели себе привычку всюду встречать восход. Ты, например, хотел бы встретить восход, стоя на вершине Гималаев? А?
— Да ну тебя!
В доме против гостиницы что-то сверкало и плавилось, било в глаза солнечным светом.
Саша пересек площадь и увидел длинное зеркало, по которому зелеными буквами было выведено: «Мастерская по ремонту зеркал».
Странно было видеть разноцветный, головоломно перепутанный отраженный мир. Вот из этого цветного мира возник, приближаясь, Костя.
— Товарищ Киселев, а вам не кажется, что наша версия ошибочная?
— Какая версия?
— Это не просто туристы — это шпионы под вывеской зубных врачей. А мы сейчас получим задание. А?! Каково?!
— Не морочь голову — вот он идет!
В зеркале крутанулась отраженная дверь гостиницы. В сверкающем стекле мелькнула красная куртка.
Саша и Костя повернулись, пошли обратно.
— Презент! — воскликнул, подбегая, старик.
В руках у него был небольшой, завернутый в пеструю бумагу сверток.
— Кляйне презент!
— Данке! Мерси! — Костя вежливо поклонился, но подарка не взял.
— Презент, презент! — Старик торопливо развернул бумагу. Там были галстуки. Он стал пихать сверток Саше.
— Спасибо, — сказал Саша и отступил в сторону.
Старик с недоумением поглядел на ребят, потом оглянулся по сторонам. Никого не было видно.
Старик сунул сверток себе под локоть, достал из кармана толстую записную книжку, вынул оттуда две визитные карточки, подал каждому, представился:
— Лоуренс Мюллер!
— Мерси!
— Мерси! — тоже сказал Саша, получив прямоугольник белого картона, на котором крупными буквами была напечатана фамилия, а много ниже — мелкими — адрес и телефон.
— Фарен цум мир нах Цюрих!
— Данке, данке. Видишь — приглашает к себе, в Швейцарию… Данке! Мы пошли. Геен!
— До свидания, — сказал Саша.
— До звидания, до звидания! Данке шен!
— Бежим, Сашка, быстрей, подыхаю от голода!
Перейдя площадь, Саша оглянулся. Старик смотрел им вслед.
— О ревуар! — осмелел Саша.
— О ревуар! — обрадовался старик и взмахнул рукой, в которой мотались галстуки.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Улицы уводили все выше и выше — в гору.
— Сашка, а шикарные были галстуки!
— Что ж ты не взял?
— Еще чего!
— Ну, так и нечего говорить.
Город проснулся. Жизнь из домов выплескивалась на улицы.
Толстая тетка, расстелив прямо на тротуаре узорчатый ковер, поливала его из чайника и посыпала стиральным порошком.
В раскрытых дверях маленькой парикмахерской, прислонясь друг к другу, стояли черноволосый мужчина и высокая молодая женщина, оба в белых халатах.
Они слушали: наискосок, в деревянном доме с балконом, кто-то играл на рояле.
— Вундеркинд Юрка Корецкий, вместе учились, — объяснил Костя.
Все выше и выше уводили булыжные улицы. На одном из поворотов Саша оглянулся и вдруг увидел внизу весь город.
Крыши хромыми ступеньками резко уходили вниз, в хаос кварталов, заводских труб, переулков и площадей… А там, дальше, вполнеба стояла густая синева…
Саша дернул Костю за руку.
По небу полз пароходик…
— Море?!
Костя снисходительно подмигнул.
— Обыкновенное море.
И тут в Саше прорвалось какое-то щенячье ликование. Он бежал по покрытому плитками тротуару, подпрыгивал, схватил обломок бамбуковой палки, подкинул ее вверх, поймал, потом с треском провел ею по частым железным прутьям изгороди, за которой тотчас залаяла собака.
Громадный, свирепый пес гнался за Сашей с той стороны забора. Но изгородь была крепкая, и Саша бесстрашно мчал, громыхая по ней палкой… Внезапно изгородь кончилась открытой калиткой.
Саша и пес очутились друг против друга…
Саша в ужасе отскочил на мостовую.
Собака была на цепи… Она разрывалась от злобного лая.
Саша перевел дух.
— Смотри, Киселев, дорезвишься! — подошел Костя. — Я с твоим трупом возиться не буду.
В маленьком, тихом переулке, куда они свернули, еще слышался собачий лай. Посреди булыжной мостовой бежал широкий ручей. По ручью плыла утка с утятами.
— Здесь! — сказал Костя, толкая зеленую калитку. — Он — Василий Васильевич, она — тетя Клава. Усек?
Саша опасливо поглядел по сторонам. Собак не было видно…
В глубине двора стоял белый одноэтажный домик. По всему его фасаду, обвитому зацветающими вьющимися растениями, висели клетки с птицами.
Под оглушительное чириканье и свист они без стука отворили дверь и сразу же натолкнулись на пожилую женщину с тазом мокрого белья.
— Костик! Откуда ты взялся? А где мама?
— Что я, без мамы не могу? — оскорбился Костя. — Мама в Москве. Вот — живой привет передает…
— Так проходите ж, будьте ласковы… Вася! Вставай! К нам гости!
Они прошли одну комнату, другую. Из третьей навстречу им вышел худой усатый старик со спущенными подтяжками.
— Так-с!.. — Он проницательно оглядел пришельцев. — Из дому сбежали?
Саша помертвел.
— Конечно! — беззаботно ответил Костя. — Мама надоела уговорами — езжай да езжай на каникулы. От одних уговоров сбежишь…
— А телеграмма где?
— Да что ты привязался? — Тетя Клава уже накрывала на стол. — В самом деле — не дети…
— А с него станет, я его, шалопута, насквозь знаю! — Старик все же подошел к Косте и указал на свою щеку.
Костя поцеловал.
— А это что за стручок?
— Рекомендую: мой друг Киселев Александр, в будущем — великий поэт, тезка Пушкина, а ныне учащийся девятого класса.
— Не трещи. Садитесь, хлопцы, к столу. Чем богаты, тем и рады. Я ж не знала, что будут гости…
На столе уже дымился котелок с гречневой кашей.
— А где багаж? — спросил неугомонный старик.
— Налегке! — бодро ответил Костя, садясь за стол. — А ля фуршет! Как здоровье, дядя Вася?
Старик неодобрительно покачал головой.
— Ну, что Семен?
— Папа работает! Привет передает!
— Да кушайте, кушайте! Вот прошлым летом сама закатывала. — Тетя Клава поставила на стол трехлитровую банку с персиковым компотом. — А ты не мешай, уйди!
Неожиданно старик повернулся и послушно скрылся в своей комнате.
— В кашу, в кашу персики кладите! — Тетя Клава присела против ребят. — Мой-то на пенсию вышел. Раньше одни канарейки были, теперь новое учудил.
— Чего? — спросил Костя с набитым ртом.
Тетя Клава перегнулась через стол, прошептала:
— Краски переводит… Художник! — Она поджала губы. — Он вам покажет, покажет! И еще кошек завел… Увидите! Милиция по три раза на день приходит.
— Почему? — удивились разом Саша и Костя.
— Да он на двенадцать лет меня старше, вот и чудит, — непонятно ответила тетя Клава. — Ну, вы кушайте, а я белье развешу.
Ребята остались одни.
— Ты вправду ешь! Не стесняйся! — сказал Костя. — В гробу я видел гречневую кашу! На персики налегай!
Но доставать персики из трехлитровой банки было не просто. Они соскальзывали с ложки и шлепались обратно в сироп.
Костя покосился на Сашины упражнения, пододвинул банку к себе, встал, засучил рукав.
— Экскьюз май финкль, как говорят англичане. — Он просунул руку в банку и схватил персик.
— Что это значит? — спросил Саша.
— Это значит — простите мне мои пальцы, идиома. — Костя дергал рукой. Рука обратно не вынималась.
— Опусти поглубже, намажется соком, выскользнет, — посоветовал Саша.
Но воспользоваться советом Костя не успел.
— Так-с!.. — В дверях снова стоял Василий Васильевич.
Костя что есть силы дернул рукой. Банка приподнялась над столом, тяжело повисла на кисти…
Даже тетя Клава, как назло появившаяся в этот самый момент, была явно недовольна.
Костя грохнул банку на стол, опустил руку в сироп… Рука вынулась.
— Так-с!..
Тетя Клава молча подала посудное полотенце. Костя медленно обтер руку, покашлял.
— Ну, чем я виноват, что Сашка обронил туда полтинник?
— Ну да? — поразилась тетя Клава. — Как же это?..
— Непостижимо! — Костя приходил в себя. — Хотел фокус показать и уронил!
— Достали?
— А как же? — Костя залез в карман, издали блеснул монетой. — Вот она! Дядя Вася, покажите картинки!
Старик пошевелил усами.
— Откуда знаешь?
— До Москвы дошло! Художники волнуются.