- Это ведь, знаешь ли, может закончиться тем, - сказала Алиса себе, - что я кончусь как свечка. Интересно, на что я тогда буду похожа?
И она постаралась вообразить на что похоже пламя свечи после того, как свечка вся истаяла, но не смогла вспомнить, чтобы когда–нибудь видела нечто подобное.
Немного погодя, заметив, что ничего больше уже не происходит, она решилась пройти в сад, но - увы бедной Алисе! - когда она приблизилась к двери, то поняла, что забыла прихватить тот маленький золотой ключик, а вернувшись к столу, обнаружила, что не может дотянуться до ключа: она могла только видеть его совершенно ясно через стекло. Какое–то время она изо всех сил старалась взобраться к нему по ножке стола, но та была слишком скользкой. Наконец, устав от этих бесплодных попыток, бедная маленькая девочка села и заплакала.
- Хватит уже сидеть так без дела и плакать! - сказала Алиса себе через пару минут, довольно резко. - Я советую тебе перестать сию же минуту!
Она обычно давала себе очень хорошие советы (правда, довольно редко им следовала), и иногда бранила себя - так строго, что слезы наворачивались у нее на глаза; а однажды она даже попробовала надрать себе уши за то, что жульничала, когда играла сама с собой в крокет, ибо этому удивительному ребенку очень нравилось представлять себя двумя разными людьми одновременно.
«Но сейчас это бессмысленно, — подумала бедная Алиса, - пытаться быть двумя людьми! Да что там, мне довольно трудно остаться одной уважаемой персоной!
Вскоре взгляд ее упал на небольшую стеклянную коробочку, лежащую под столом: она открыла ее и нашла в ней малюсенький кекс, на котором черными смородинками были красиво выложены слова «СЪЕШЬ МЕНЯ».
- Ну что ж, я его съем, - сказала Алиса. - И если он увеличит мой рост, я смогу достать ключ; а если он сделает меня меньше, я смогу проползти под дверью. Так или иначе я попаду в сад и мне все равно каким способом!
Она съела маленький кусочек, обеспокоенно спрашивая себя: «В какую сторону? В какую сторону?» и держа при этом ладошку на макушке, чтобы сразу почувствовать, в какую сторону будет меняться ее рост. И для нее было довольно удивительным обнаружить, что ее размеры остаются прежними. Вообще–то, так, обычно, и происходит с каждым кто ест кекс, но Алиса уже так привыкла ожидать чего–нибудь из ряда вон выходящего, что ей казалось совершенной глупостью, если жизнь теперь будет продолжаться как обычно.
В общем, она взялась за дело и очень скоро покончила с кексом.
II. Слёзный водоем, или, проще говоря, слёзоём
- Все небывальше и небывальше! - воскликнула Алиса (она была так удивлена сейчас, что совершенно забыла, как следовало бы сказать то же самое, но правильным языком). - Похоже, что я сейчас раскладываюсь, как подзорная труба. До свидания, ноги! (когда она посмотрела вниз на свои ноги, они почти исчезли из поля зрения - такими далекими они теперь оказались). О, мои бедные маленькие ножки, я даже и не знаю кто теперь будет надевать на вас туфли и чулки! Уверена, что я–то уж точно не смогу. Я буду теперь слишком далеко, чтобы заботиться о вас, так что вы уж как–нибудь сами управляйтесь…
«Но я должна быть добра к ним, - подумала Алиса, - а не то, вдруг, они не захотят идти туда, куда захочу я! Дай–ка подумать… О! я буду присылать им новую пару обуви на каждое Рождество.»
И она принялась представлять себе как будет управляться с этим. «Наверное, придется воспользоваться посыльным, - подумала она. - И как забавно это будет выглядеть — посылать подарки собственным ногам. И как необычно будет смотреться адрес!»
Правому Колену Алисы, эсквайру,
Каминный Коврик,
что близ Каминной Решетки,
(от Алисы, с любовью).
«О Господи, какую чепуху я болтаю!»
И как раз тут ее голова ударилась о потолок зала, потому что в ней было теперь почти три метра росту. Она быстро схватила маленький золотой ключик и поспешила к двери в сад.
Бедная Алиса! Самое большое, что она теперь могла сделать — это лечь на бок и одним глазком посмотреть на сад сквозь замочную скважину. Но пройти через эту дверь было для нее еще более невозможно, чем раньше. И она снова села и принялась плакать.
- Тебе должно быть стыдно за себя, - сказала Алиса, - за такую большую девочку (сейчас она имела полное право так о себе сказать). Прекрати это немедленно, я тебе говорю!
Но она продолжала, проливая литры слёз, пока они не образовали большую лужу вокруг нее - около десяти сантиметров глубиной и достигающую середины зала.
Некоторое время спустя она услышала негромкий торопливый топот чьих–то ног неподалеку и поспешно отерла глаза, чтобы увидеть, кто это там на подходе. Оказалось, что это был Белый Кролик, который возвращался роскошно одетым, с парой белых лайковых перчаток в одной руке и большим веером в другой. Он бежал рысью, с большой поспешностью, бормоча самому себе: «О! Герцогиня, герцогиня! О! Не будет ли она в ярости, если я заставлю ее ждать?»
Алиса чувствовала такое отчаяние, что была готова просить помощи у кого угодно, так что когда Кролик пробегал мимо нее, она начала тихим и грустным голосом: «Не будете ли вы так любезны, сэр…» Кролик стремительно подпрыгнул, обронив белые лайковые перчатки и веер, и суматошно исчез во тьме - так быстро, как только мог.
Алиса подняла веер и перчатки и, поскольку в зале было достаточно жарко, принялась обмахиваться этим веером, время от времени говоря: «Боже, Боже! Как странно все сегодня! А еще вчера все шло совсем как обычно. Неужели я изменилась за ночь? Дай–ка подумать… Была ли я обычная я, когда проснулась сегодня утром? Я почти уверена, что могу припомнить чувство какого–то незначительного отличия. Но если я не та же, что всегда, тогда следующий вопрос: кто в этом мире я? Ах, это великая загадка!» И она принялась думать обо всех детях, которых она знала и которые были ее возраста, чтобы решить, не могла ли она превратиться в кого–нибудь из них.
- Я точно не Ада, - сказала она, - потому что ее волосы вьются такими длинными локонами, а мои вообще нисколько на локоны не похожи. И я уверена, что не могу быть Мэйбл, поскольку я знаю все обо всем, а она… О! Она знает совсем немного! С другой стороны, она — это она, а я — это я, и… О, Боже! как это все непостижимо! Я стараюсь узнать все, что может быть полезно знать. Дайте подумать… четырежды пять двенадцать, а четырежды шесть — тринадцать, а четырежды семь — это… О, Господи! Я никогда не дойду до двадцати таким темпом! Однако, таблица умножения — это не самое главное. Возьмем–ка лучше географию… Лондон — столица Парижа, Париж — столица Рима, а Рим… нет, это неправильно! Пожалуй, мне придется изменить свое мнение о Мэйбл… Попробую–ка лучше рассказать «Трудолюбивая пчела…»
Она сложила руки, как делала всегда, когда отвечала урок, и начала повторять стишок, но голос ее звучал хрипло и странно, а слова выходили какие–то не такие, как обычно:
Трудолюбивый крокодил
Не покладал хвоста:
Перечерпал почти весь Нил -
Уж верно неспроста.
С улыбкой странною поет
Мотив зубастых слов.
И рыбок маленьких зовет
В куплет своих зубов.
- Я уверена, что это не те слова, - сказала бедная Алиса, и ее глаза наполнились слезами. - Я просто обязана быть Мэйбл после всего этого. Я всегда буду жить в маленьком тесном домишке, и у меня больше никогда не будет игрушек, и — ох! - до чего же много уроков мне придется учить!.. Нет, нет и нет, я не готова к этому! Уж если я Мэйбл, так останусь здесь и такой! И пусть они свешивают головы вниз и говорят: «Поднимайся к нам, милая!» - я буду только смотреть на них снизу вверх и говорить: «Ну и кто же я по–вашему? Сначала скажите, а уж тогда, если захочу быть этой персоной, я поднимусь. Ну а если нет, то останусь здесь до тех пор, пока не стану кем–нибудь еще». Но… О, Боже! - и Алиса заплакала, обливаясь горючими слезами. - Мне так хотелось бы, чтобы они вот прямо сейчас пришли и свесили ко мне свои головы! Я так устала быть совсем одна!
Произнеся это, она посмотрела вниз, на свои руки, и была удивлена тем, что надела одну из белых перчаток Кролика, пока рассуждала.
«Как это я умудрилась? - подумала она. - Я, должно быть, снова становлюсь меньше.»
Она поднялась и подошла к столу, чтобы померяться с ним ростом, и обнаружила, что не ошиблась в своем предположении — она действительно была теперь сантиметров шестьдесят в высоту и продолжала стремительно уменьшаться. Вскоре она догадалась, что причиной этого был, судя по всему, веер, который она держала. Алиса поспешила бросить его, и как раз вовремя, чтобы избежать слишком окончательного уменьшения - до размеров точки, до ничего.
- Вовремя! - сказала Алиса, испуганная произошедшей с ней внезапной переменой и довольная тем, что ей по крайней мере удалось избежать обничегошивания. - Ну, а теперь — в сад!
И она помчалась обратно к маленькой двери. Но увы! Дверца снова была заперта, а золотистый ключик лежал на стеклянном столе, как и прежде.
- Дела еще хуже, чем раньше, - сказала бедная девочка. - Я еще никогда не была меньше, чем сейчас, никогда! И все настолько плохо, насколько оно плохо, я тебе говорю!
Говоря это, она подскользнулась и в следующий момент — плюх! - по самый подбородок ушла в солёную воду. Ее первой мыслью было, что она каким–то неожиданным образом попала в море. «В этом случае я смогу вернуться домой по железной дороге», - подумала она.
Как–то раз Алиса была на море и пришла к железному выводу, что куда бы вы ни отправились на Английском побережье, вы всегда найдете на море несколько купальных кабинок, несколько детей, роющихся в песке деревянными лопатками; дальше — ряд домов, где можно снять комнату, а за ними — железнодорожную станцию.
Однако вскоре она поняла, что ни в каком она не в море, а в самом обычном водоеме из слёз, которые нападали из ее глаз в ту пору, когда она была трехметрового роста, то есть, коротко говоря, - в слёзоёме.