и выхватить из его речи такие слова, как trije (ср. англ. three, три) и fjour (four, четыре), froast (frost, мороз) и frieze (freeze, замерзать), mist (туман) и blau (blue, голубой), мы можем что-то уловить, будто эхо, но общий смысл все еще ускользает. Если же в момент произношения слов одновременно читать их с экрана, скоро некоторые из них становятся знакомыми. Стоит вслушаться внимательнее, и мы совершим путешествие во времени к языку предков. Если бы норманны не завоевали Англию, англичане тоже говорили бы в наши дни не Also there’s a chance of mist, and then tomorrow quite a bit of sun, blue in the sky (возможен также туман, а затем завтра будет довольно солнечно, небо ясное, безоблачное), а En fierders, de kais op mist. En dan moarn, en dan mei flink wat sinne, blau yn'e loft en dat betsjut dat.
Если походить по фризскому острову Терсхеллинг, можно услышать слова, настолько близкие по звучанию и написанию к английскому, что сомнений не остается: фризский язык послужил предком английскому. В магазинах нам попадется laam (lamb, баранина), goes (goose, гусь), buter (butter, масло), brea (bread, хлеб), tsiis (cheese, сыр); на улицах — see (sea, море), stoarm (storm, шторм), boat (лодка), rein (rain, дождь) и snie (snow, снег), а в домах — miel (meal, пища) и sliepe (sleep, сон, спать). Даже целые фразы, подслушанные где-нибудь на улице, из которых вы не могли бы перевести ни единого слова, кажутся на удивление знакомыми. Полагаю, для многих носителей английского языка за пределами Великобритании звучание этих слов было бы не более понятным, чем один из современных диалектов Англии — джорди, устойчивостью которого гордятся уроженцы Ньюкасла. Эту речь воспринимаешь как родню, которую просто обязан понимать.
Но где истоки фризского языка?
В 1786 году сэр Уильям Джонс, британский судья, филолог-любитель и основатель сравнительно-исторического языкознания, на службе в Индии после тщательного исследования санскрита, существовавшего по меньшей мере с 2000 года до н. э. в ведических гимнах, писал: «И готский, и кельтский языки, хотя и смешанные с совершенно различными наречиями, имели то же происхождение, что и санскрит».
И он был прав. Праиндоевропейский язык — наш общий предок, и санскрит, без сомнения, один из древнейших засвидетельствованных членов языковой семьи, из которой вышли языки европейские (за исключением баскского, эстонского, финского и венгерского) и многие азиатские. Санскрит был флективным языком, в котором доминировало словоизменение при помощи флексий, указывавших на грамматические функции имен существительных (с помощью падежа и числа) и глаголов (с помощью лица, времени и наклонения). Германская группа, подобно кельтской и греческой, образовала подгруппу западной индоевропейской семьи и далее разделилась на три группы: восточную (не сохранившуюся до наших дней), северную (скандинавские языки, в том числе древнеисландский) и западную (нидерландский, немецкий, английский и фризский, причем последний является наиболее близким родственником древнеанглийского).
Сходство некоторых элементов в этих языках поразительно: в санскрите слово, обозначающее отца, — pitar, в греческом и латыни — pater, в немецком — Vater, в английском — father. Брат по-английски — brother, по-нидерландски — breeder, по-немецки — Bruder, на санскрите — bhratar. Мало существует более наглядных примеров распространения и движения языка и взаимосвязей народов.
Значит, откуда-то с равнин Индии более 4000 лет назад началось странствие языка, который впоследствии стал английским. Ему предстояло продвигаться все время на запад, к краю Евразии, в Англию, затем в Америку и далее через Тихий океан, где его встретили освоившие восточно-азиатский регион вплоть до Дальнего Востока британские торговцы. Таким образом круг замкнулся.
По утверждению Беды Достопочтенного, писавшего в начале VIII века, Эссекс, Суссекс и Уэссекс были основаны саксами; Восточная Англия, Мерсия и Нортумбрия — англами; юты заняли Кент и остров Уайт. Порой они бывали беспощадными. Истории известны случаи, когда захватчики убивали без разбору мужчин, женщин и детей. Такая участь постигла, например, обитателей замка Певенси — древнеримской крепости, в которой нашли убежище кельты. То же происходило на территории, ставшей впоследствии Англией, и с кельтским языком в период с 500 года до приблизительно 750 года.
Кельтский язык, язык достойной восхищения цивилизации, почти не оставил следа в английском, несмотря на то что на нем еще до германского завоевания говорило подавляющее большинство населения. Было подсчитано, что язык-завоеватель заимствовал из него не более двух дюжин слов. Это в основном слова, описывающие особенности ландшафта. К примеру, в гористом Озерном крае, где проживает автор этой книги, холм или его вершину до сих пор называют tor и pen, что сохранилось в наименованиях местных деревушек и городов, таких как Торпенхау и Пенрит; название Фрайере Крэг (Friar’s Crag), что в Кесвике, месте основания Национального треста, организации по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест, донесло до наших дней слово crag; есть еще luh или lough, обозначающие озеро или бухту. Среди других ярких примеров несколько рек — Темза, Дон, Эск, Уай и Эйвон (от валлийского afon — река); кроме того, кельтские названия носят два значимых английских города — Дувр и Лондон.
Почему же так мало кельтских слов проникло в язык, которому суждено было вырасти под знаком проникновения и поглощения?
Возможно, одна из причин кроется в том, что завоеватели презирали покоренных ими туземцев. Они называли кельтов Wealas, что позднее стало Welsh — валлийцы или уэльсцы, а 1500 лет назад означало рабов или чужеземцев, в каковых кельты и превратились в собственной стране. Кроме того, кельты со своим языком населили другие территории, среди которых в первую очередь следует упомянуть Уэльс, а также Корнуолл, Бретань и гэльские земли, где они бережно и ревниво хранили родной язык, уделяя особое внимание культурной преемственности. Рискну предположить, что в поисках самого себя могучий голос английского языка, отделенного морским простором от своих корней и обретшего новый дом, стремился охватить все пространство, на которое претендовал. Покуда английский язык рос и креп, участью остальных стало жестокое истребление: прежде чем обрести уверенность, достаточную, чтобы воспринимать новые слова, ему требовалось собственное место под солнцем. Захватчики поначалу вполне довольствовались словарным запасом собственного языка и укрепляли его позиции на новой земле.
Аналогичная участь постигла римское наследие, хотя захватчики и позаимствовали некоторые слова из речи кельтов. Римляне находились в Англии с 43 года до н. э. по 410 год н. э., и многие кельтские бритты использовали в речи или знали отдельные латинские слова. Однако латинское влияние на английский язык захватчиков в первые полторы сотни лет было малозначительным — не более двух сотен слов: planta (plant, растение), win (wine, вино), catte (cat, кот), cetel (kettle, чайник), candel (candle, свеча), ancor (anchor, якорь), cest (chest, ящик), forca (fork, вилка); несколько слов из строительства: weall (wall, стена), ceaster (camp, лагерь), straet (road, дорога), mortere (mortar, цементный строительный раствор), epistula (letter, письмо), rosa (rose, роза). Латинское влияние возродилось позднее с введением христианства, но англы, саксы и юты, подобно кельтам, перенимали от других очень немногое. Возможно, они отвергли римлян потому, что не хотели склонить головы перед языком, а вместе с ним и перед народом, который исторически притязал на превосходство. Подобно тому как местные народы — кельты — были порабощены, а их язык отвергнут, остатки империи были решительно отвергнуты заодно с ее знаменитыми и ставшими классикой изречениями. Заимствования составляли менее 3 % словарного состава древнеанглийского языка. Захватчики придерживались этого принципа так же строго, как их потомки-пуритане, которые тысячу лет спустя отправились в Америку.
Хотя пуристы и утверждают, что английский язык не существовал по-настоящему до конца IX века, до Альфреда Великого, но вряд ли стоит сомневаться в том, что по мере все возрастающего укрепления и объединения своих многочисленных вариантов один из его ранних диалектов оформился позднее в общий язык.
Это хорошо заметно в английской топонимике: в суффиксе современных географических названий -ing, означающем происхождение, отчество и окружающем англичан повсюду: Илинг, Доркинг (от ing — луг), Уэртинг, Рединг, Гастингс; в -ton, означающем огражденный участок, городок или деревню, как, например, в Уигтоне, где родился автор этой книги, а также Уилтоне, Гонтоне, Бридлингтоне, Аштоне, Бертоне, Кредитоне, Лутоне; в -ham, означающем ферму — Бирмингем, Чиппенхем, Грантем, Фулхэм, Тоттенхем, Ноттингем. Примеров сотни. Это были прямолинейные территориальные притязания. Язык словно говорил: «Это наша земля, мы владеем ей и сами решаем, как она будет называться».
А потом наступило время кропотливого труда: закладывались основы английского языка, которые стойко держатся и по сей день.
Наша обиходная речь до сих пор основана на древнеанглийском пласте лексики. К этому пласту относятся такие распространенные слова, как английские быть, вы, человек, сын, дочь, друг, дом, питье (пить), здесь, там, определенный артикль the, в, на, у, от, прийти и идти, овца и пастух, вол, земля, лошадь, почва, плуг (пахать), свинья, мышь, собака, лес, поле, работа, глаза, уши, рот, нос (нюх), бульон, рыба, дичь, сельдь, любовь, жажда, нравиться, петь, веселье, радость, смех, ночь, день, солнце, слово