Вы бледнеете? О успокойтесь, мои милые, дело уладилось как нельзя лучше, и я остался, как видите, жив. Сейчас я расскажу, как это случилось. Когда я лежал на земле, рассвирепевший лев, не рассчитав прыжка, перескочил через меня и попал головой прямо в пасть крокодила.
Раздался сильный рёв и ужасный стон. Немного приподняв голову, я увидел, что я был спасён. Понимаете, спасён от верной смерти! Ведь я себя уже тогда приписал к лику святых мучеников.
Голова льва застряла в зубах чудовища, и они оба старались освободиться друг от друга. Но лев не мог вытащить голову, а крокодил был не в состоянии его проглотить.
Я же моментально вскочил на ноги, вынул из-за пояса свой охотничий нож и одним ударом отсёк голову льву.
Его громоздкое туловище дрогнуло и тяжело упало к моим ногам в предсмертных судорогах, а голову я ружейным прикладом затолкал в пасть крокодила, так что тот задохнулся и околел на моих глазах.
Таким образом я избавился сразу от двух опасных врагов. Всё это произошло благодаря счастливому случаю и моей находчивости.
Через некоторое время после окончания этой борьбы пришёл мой товарищ, сын губернатора, которого сильно беспокоило моё отсутствие.
Он догадывался, что со мною что-то случилось, но никогда ещё не видел и не слышал даже, чтобы один человек, почти без оружия, смог убить сразу льва и огромнейшего крокодила. Он радостно меня приветствовал, и мы вместе измерили крокодила. Оказалось, что он был около семи саженей в длину.
Дома мы рассказали об этом необыкновенном происшествии губернатору. Он велел немедленно послать телегу и людей, чтобы привезти обоих животных.
При губернаторском дворе на острове Цейлон жил замечательный шорник. Когда он узнал об этом случае, то сам предложил мне сделать из шкуры льва сумки. Я охотно согласился, и в короткое время он доставил мне на квартиру множество сумок удивительной работы.
Некоторые я раздарил знакомым на память о моём пребывании на острове Цейлон, остальные же позднее подарил амстердамскому бургомистру, который хотел отблагодарить меня тысячей червонцев, но я, конечно, отклонил его любезное предложение.
Из крокодила получилось прекрасное чучело, составляющее теперь одно из лучших украшений амстердамского музея. Все посетители этого музея всегда с любопытством останавливаются и долго всматриваются в чудовище, а служитель музея рассказывает каждому, каким образом чучело попало в музей.
Только я должен заметить, что об этом приключении каждый рассказывает по-своему, с большими преувеличениями, так что слушателю трудно поверить в правдивость рассказа. Так, например, служитель рассказывает, что лев хотел проскочить сквозь крокодила и уже прошёл всю длину его, но в то время, когда он показал свою голову из туловища крокодила, барон отрубил её.
«Крокодил сейчас же повернулся, – так продолжает мой рассказчик, – и, раздражённый выходкой льва, выхватил из рук барона его охотничий нож и с таким неистовством проглотил его, что он прошёл через сердце чудовища, и страшилище погибло в страшных мучениях».
Такие небылицы только подрывают доверие моих уважаемых слушателей. В наш век сомнений многие, не знающие меня, из-за грубой лжи этого человека могут не поверить в мои правдивые рассказы. Уже и теперь, когда я сам рассказываю о приключении с крокодилом, люди, бывшие в музее, с полуулыбкой говорят: «Мы уже слышали об этом в амстердамском музее!» Поверьте, господа, что каждый благородный человек после этого должен почувствовать себя глубоко оскорблённым. Уверяю вас, мне это обидно и досадно.
Приключения на море по дороге в Америку
С острова Цейлон наш корабль направился мимо Вест-Индских островов в Северную Америку. Мой родственник, с которым я вас уже познакомил, получил важные поручения от английского правительства, и для их выполнения нужно было плыть к Вест-Индским островам.
Экипаж нашего корабля состоял из 1400 человек; на корабле было сто пушек. Нагрузившись углём, пресной водой и припасами, мы поплыли к Гольфстриму. Мне в первый раз пришлось познакомиться с этим течением, и я никогда не мог себе представить, что увижу такие удивительные вещи. Не могу без удовольствия вспоминать об этом путешествии.
Погода была жаркая; вода вокруг нашего корабля кипела, как в котле. На корабле мы даже плиты не топили, чтобы варить себе обед, а просто в сетке опускали в море сырое мясо или яйца, и через две-три минуты пища была готова. При этом она обладала таким вкусом, какой может придать не всякий повар.
Меня страшно удивляло ещё то обстоятельство, что, несмотря на высокую температуру, в воде копошилось множество рыбы различной величины и самых разнообразных видов. Как они могли жить в кипятке? Пища варилась в этой воде в продолжение нескольких минут, а они совершенно свободно плавали, как в обыкновенной воде.
Я объясняю такое явление тем, что рыбы постепенно привыкли к такой температуре, так как вода, должно быть, нагревалась в продолжение нескольких лет. Но стоило их вынуть из воды, они моментально умирали, причём оказывались совсем сваренными, так что мы во время всего пути ели их вкусное мясо, не прибегая к услугам повара.
Это обстоятельство объясняется очень просто: воздух гораздо холоднее воды, и, когда рыбу вынимали из моря, жар ударял ей внутрь и вызывал моментальную смерть. В этом, я думаю, нет ничего сверхъестественного. Это самое обыкновенное явление природы, которая, как оказывается, бывает очень услужлива и даже гостеприимна.
Наконец мы приплыли к Вест-Индским островам. Я мог бы вам рассказать о многих приключениях на них, но оставлю это до следующего раза, а сейчас познакомлю вас с моими морскими приключениями на пути в Америку. Впрочем, упомяну только об одном случае в Вест-Индии.
Однажды я имел удовольствие видеть вест-индского короля, проезжавшего по главной улице в парламент. Он сидел в парадной карете, а за ним и вокруг него ехала многочисленная свита и придворные дамы необыкновенной красоты. Меня поразили наряды всех слуг и кучеров, не говоря уже о нарядах свиты и придворных дам.
На козлах королевской кареты сидел кучер в большой шляпе со страусиными перьями необыкновенной величины. Своим кнутом он совершенно ясно рисовал в воздухе инициалы королевского имени, корону и государственный герб.
Его искусство привлекало большие толпы зрителей, и трудно было угадать, на кого смотрела толпа: на этого толстого кучера и его шляпу или же на своего короля. Дальше, во время переезда в Америку, мы пережили несколько неприятных происшествий. Первое из них произвело на нашем корабле большие опустошения. Это было недалеко от острова Ньюфаундленд. Наш корабль нёсся на всех парусах и вдруг наскочил на что-то, показавшееся нам подводной скалой.
Капитан схватил карту и тщательно рассматривал её, но ни скалы, ни мели на том месте, где мы остановились, обозначено не было. Мы подумали, что это временный нанос песка, и приступили к исследованию морского дна. Но на расстоянии пятисот саженей дна мы так и не обнаружили.
Между тем удар был так силён, что мы лишились руля, мачты сломались, а некоторые из них почему-то раскололись от основания до самой верхушки, и щепки от них забросали всю палубу.
Весь экипаж пришёл в ужас, так как никто не мог объяснить подобного явления. Больше всех пострадал один матрос, который в это время сворачивал главный парус. Его, бедняжку, отбросило от корабля по крайней мере на три английские мили. Он упал в морскую пучину и, без всякого сомнения, погиб бы в морских волнах, если бы во время этого падения мимо него не пролетал большой красный гусь.
Падая в воду, матрос схватился за хвост этого северного гуся, благодаря чему он не ушибся и свободно удержался на поверхности моря. Не теряя времени, он обхватил длинную шею гуся одной рукой, а другой направил его к кораблю, который казался ему маленькой точкой.
Заметив странный экипаж, приближавшийся к нам, мы опознали своего товарища и с трудом вытащили его на палубу вместе с тем гусём. Когда матрос пришёл в себя, он рассказал, что сидел на гусе, точно на пуховике, и чувствовал себя превосходно.
О силе толчка вы можете судить уже из того, что все люди, находившиеся на средней палубе, подскочили до потолка и получили серьёзные ушибы, а я так сильно ударился головой о потолок, что она ушла глубоко в плечи.
Что вы смеётесь? Думаете, я шучу? Уверяю вас, что прошло несколько месяцев, пока корабельному врачу удалось немного вытянуть её из туловища благодаря беспрестанному серьёзному лечению. Я немало помучился, пока голова поднялась до глаз. Мне приходилось ходить с провожатым, потому что я ничего не видел перед собой. Мало-помалу голова стала принимать своё естественное положение и, наконец, выправилась окончательно.
В недоумении мы ещё искали скалу, о которую ударился наш корабль, и не успели оправиться от ужаса и смущения, как вдруг все наши догадки разрешились самым неожиданным образом.
Капитан суетился и бегал по палубе, делая различные распоряжения машинному отделению и матросам, но толку было мало. Во время этой суеты корабль неожиданно зашатался, и из-под него вынырнул громадный кит. Он, очевидно, преспокойно спал на поверхности воды, согреваемый приятными лучами солнца, а мы, не заметив морского великана, наехали ему на спину и потревожили его тихий, сладкий сон.
Своей неосторожностью мы его так разозлили, что он одним ударом хвоста поломал все мачты на корабле и привёл в ужас весь экипаж. В сильном гневе он схватил бездонной пастью большой якорь с цепью, висевший на корме корабля, и потащил нас вперёд с бешеной скоростью.
Таким образом он протащил нас целых тринадцать часов, и мы ничего не могли сделать. К счастью, якорная цепь оборвалась, и мы, потеряв свой якорь, помчались прямо к устью реки Святого Лаврентия. Кто знает, что могло бы случиться с нами, если бы не оборвалась цепь!
Постепенно скорость корабля уменьшалась, и нам удалось, наконец, остановить его. Мы починили пострадавшую палубу, поставили новые мачты, укрепили снасти и паруса и опять повернули на юг.