— Ну что, не простудился? — спросила меня мама и прижала свой нос к моему носу.— Нет, кажется, не горячий… Эх ты, глупенький! Этак и утонуть недолго — мне Султан про всё рассказал.
— Мама, а я в реку не лазил,— похвалился Боб.
Но маме почему-то это не понравилось.
— Ну ладно, ладно,— буркнула она.— Дети, поздоровайтесь с отцом!
Я вскочил на все четыре лапы, даже уши стали торчком.
— Где он?!
Кроме Султана, который сидел в двух шагах от нас, больше собак не было. Поодаль, возле реки, стояли Генка, Толя и Коля, они опустили в воду какие-то длинные тонкие палки.
— Да не верти головой… Вот он, вот — Султан!
Султан в это время, как нарочно, равнодушно зевнул, дёрнул головой, словно отгоняя муху. Снова стал смотреть как будто мимо нас. Но глаза у него были добрые, ласковые, и он всех-всех нас видел.
Я бросился к нему…
Мама учила: если знакомишься с хорошей собакой или встречаешься с приятелем, надо вильнуть хвостом, лизнуть в уголок рта, понюхать хвост.
Я подскочил раз, другой — не достать до морды Султана. А он и не думает подставлять, чтоб я лизнул, задирает ещё выше. Не мог я и хвост его понюхать — Султан сидел на нём. Тогда от радости я начал делать то, что пришло в голову: обнимал своими лапками его толстые и высокие ноги, толкал их носом и грудью, легонько покусывал. Султан подёргивал лапами, словно подушечки подпекало, вырывал их. Но не рычал, терпел! Кожу на лбу не морщил, только слегка щурил уголки глаз.
А Боб, поджимая хвост, пригибая голову, подполз к морде Султана и перевернулся на спину. Прижал к животу лапки, пустил фонтанчик…
— Фи-и… Да они у тебя совсем невоспитайные! — недовольно буркнул Султан.— Чему ты их учила?
— Учила кое-чему. Всего же сразу не ухватишь. С отцом, правда, встречаться не учила,— сказала мама.
— Не видно,— снова пробурчал Султан.
— Что с них возьмёшь — малы ещё.
Султан наконец вырвал лапы из моих объятий, встал на все четыре.
Я стал бегать между ними восьмёркой, тыкаться лбом, боками — будто заблудился между четырёх деревьев.
А Боб уже сидел на хвостике и жалобно повизгивал, глядя отцу в глаза: ждал от него ласки.
— Ну хватит. Похоже на то, что ты их балуешь,— Султан решительно пошёл от нас к Генке.
Я немного пробежал за ним, ухватился зубами за хвост.
Султан дёрнулся, вырвал хвост и даже не обернулся.
Серьёзный и строгий Султан… Не хочет с детьми поиграть.
Боб на берегу вертелся волчком, пытаясь ухватить собственный хвост. Одурел, что ли, от радости? И до того довертелся, что тоже шлёпнулся в воду. Правда, у самого берега, где мелко.
Я вернулся к маме. Мне почему-то стало невесело. Мама виновато вильнула хвостом.
И это все собачьи папы такие? Все они не признают своих детей?
ВТОРОЙ МАМИН УРОК
Нас принесли с речки, положили в будку. Следом за нами вскочила и мама.
— Стыда с вами не оберёшься… Перед отцом осрамились! — не могла она успокоиться.— Никакого уважения к родителю.
— Мама, а я с почтением полз к нему,— подобрался поближе к маминой морде Боб и лизнул её в уголок рта.
— А ты вообще подлиза. Брякнулся кверху лапами, живот выставил! Ишь ты, этому и учить не надо… Да знаешь ли ты, что так поступают только слабаки и трусы? Да и то только при встрече с очень сердитой, большой и страшной собакой, если сразу видишь, что её не одолеть. Запомните, если придётся с кем подраться: берегите живот и шею, горло в первую очередь. Ну, а если выставишь живот, да ещё лапки поднимешь — значит, сдаёшься на милость победителя. Бывает, что это сразу обезоруживает и успокаивает врага. Но не всегда, слышите?
— Слышим, слышим!
— Иная собака может и кишки выпустить…
— Мама, а разве Султан враг? — спросил я.
— Сказала ведь: он ваш отец.
— А ты говорила, что взрослые собаки не обижают маленьких,— напомнил Боб.
— Так это маленьких. А вы ведь не всегда будете маленькими.
— Мама, а папа — какой он? — спросил я.
— Ишь ты! Вот и поговори с ними. Коли б вы выросли такими, как Султан, то лучшего бы я и не желала. Он и красивый, и смелый, и сердце у него благородное, доброе. Это воспитанная собака, не такая, как вы, поросята.
— Мы щенята! — вдруг горделиво заявил Боб, хотя ни он, ни я ещё не знали, кто такие поросята. Слышали, что у деда Антона и бабы Ганны есть свинья с поросятами, но ещё их не видели.
— Воспитанная! А детей своих не любит! — не мог я забыть свою обиду.
— Любит. Только так принято у собак-отцов — виду не подавать, что любишь. Суровое воспитание, чтоб и вы были суровыми, имели твёрдый характер. А что папа не с нами — такой уж у собак обычай, такой закон. А вот у наших диких родичей, у волков, не так. Они в лесу живут. Лес — это много, много деревьев. Сосны, берёзы, ёлки, дубы… Так волки семьями живут, с отцами. И дети долго с родителями не расстаются, старший выводок и младший — вместе живут.
— А для чего мы на свет родились? — спросил я.
— Ух ты, умница! — лизнула меня мама.— Ты уже такие вопросы задаёшь? Значит, растёте вы, взрослеете. Это очень хорошо, очень хорошо…
Мама помолчала — задумалась.
— Помогать человеку — вот для чего мы живём,— сказала она.— Мы, простые собаки, охраняем дом человека, его скот, имущество, детей. А знаю я от Султана — он это в городе слышал, он ведь в городе до двух лет рос… Сам слышал, что есть собаки-пастухи, ездовые собаки. Запрягают собак в лёгкие саночки и ездят на них там, где очень холодно, где снег и лёд.
Мама объяснила нам, что такое сани, снег и лёд, и продолжала:
— Есть ещё собаки-пограничники, собаки-ищейки. По следу могут найти человека. Это очень умные собаки, специальную школу кончают…
— Так и у собак есть школа?! — радостно воскликнули мы с Бобом.— Вот бы и нам поучиться в ней! Толя, Коля и Генка пойдут в свою школу, а мы — в свою.
— Есть собачьи школы, есть,— сказала мама.— Но учиться можно не только в школе.
— Мама, а ты тоже хорошая ищейка! Ты нашла Толю и Колю, нас нашла у реки!
На радостях я взобрался на маму, чтоб лизнуть ее в уголок рта. Но поскользнулся и съехал со спины, как с горки. Это мне понравилось.
— Ну-у, скажешь… Какая из меня ищейка! — смутилась мама.— До ищейки мне далеко. Но мы, простые собаки, должны уметь всё.
— Значит, мы лучше породистых? Ура! — я опять вскарабкался на маму, снова съехал. Боб — за мной.
— Перестаньте, бок мне обдерёте. Послушайте лучше, что Султан видел однажды по телевизору. У Генки телевизор есть…
— А что такое телевизор-р-р? — «Р» прозвучало у меня раскатисто, как у взрослой собаки.
— Это такая будка, закрытая со всех сторон. Там, где лаз,— стекло, похожее на лёд. Хотя вы и льда не видели. Ну, такое стекло как в окнах человеческого дома. Блестит, как лужица на солнце. Да… И в этом стекле показывают всё, что есть на свете, только оно не пахнет. Одни тени… Однажды слышу, говорит Султан, лай в доме… «Незнакомый пёс забрался?!» — подумал он и как бросится в комнаты. Хотел проучить злодея… Забежал, а там телевизор светится и Генка возле телевизора сидит, смотрит. А на телевизионном стекле — тени собак. И вот чудо: тени, а лают, тени людей, а говорят! И каких только собак Султан не увидел в телевизоре — и больших, и маленьких, и лохматых, и гладких, с длинными мордами и короткими, с хвостами и без хвостов!..
— А как же они без хвостов разговаривают с другими собаками? — удивился я.
— Не знаю. Калеки — что с них возьмёшь. Да, так в этом телевизоре ещё показывали, как собаки раненых людей спасают, как слепых водят. Потом показывали светлые залы, а в них собаки, опутанные какими-то проводами, трубками, ремешками. Возле собак ходят люди в белом, что-то делают с ними… И ещё показали, как собаки с неба спускаются в круглой будке. Звали этих собак Белка и Стрелка…
— Такого быть не может! — сказал Боб.
— Нет, не может! — усомнился и я.
— Может! Султан не станет врать, он не такой. Собаки во многом помогают людям. Ума нашего не хватает, чтоб всё понять. Но запомните, дети, одно: главное в нашей жизни — служить человеку, служить на совесть. Люди — наши друзья.
— Все-все-все?! Даже чужие? А на кого тогда лаять? — засыпали мы её вопросами.
— Гм… Кгм…— кашлянула мама.— Опять вы меня подловили. Ну, конечно, не все… Но хороших людей, наших друзей, куда больше, чем плохих.
— Генка сказал, что собака должна только своего хозяина любить…— вздохнул с сожалением Боб.— А мне хотелось бы любить всех-всех!
— Почему — только любить? — сказала мама.— Можно ещё и дружить, уважать, просто жить в мире с тем или другим человеком. Некоторых приходится терпеть, хотя и не любишь, даже ненавидишь. Плохо, если сразу пускаешь в ход зубы.
Я тяжело вздохнул: как во всём разобраться, узнать, кто хороший, кто плохой?
ТОЛЯ ИСЧЕЗ!..
Два дня мы не видели ни Толи, ни Коли, ни Генки. К нам приходил только дед Антон. Он надел маме на шею и застегнул ошейник, и она не могла уже ходить гулять. Лежала в будке, грустная. А мы всё время лезли к ней пососать — есть хотелось. Но молока было мало, и мама уже рычала на нас: «Отстаньте!» Каждый раз, как вылезала она из будки, выходили и мы, начинали возле неё бегать, когда укладывалась на землю — карабкаться ей на спину.
— Мама, а зачем тебе на шею надели ошейник с цепью? — спросил я.— Такой тяжёлой, холодной…
— Это награда за верную службу,— сказала она печально.— Бывают ошейники и без цепи, с широким нагрудником. К этим ошейникам и нагрудникам иногда прикрепляют блестящие железки-украшения. Жетоны называются, медали-награды.
— А тебе скоро прицепят медаль? — спросил Боб.
— Скоро. Когда заслужу — прицепят.— Мама вздохнула и прибавила: — Медали больше породистым дают, кто самый красивый, статный. На собачьих выставках их присуждают…
И нам сделалось грустно, не по себе. Чего-то не хватало. Мы скулили, не находили себе места. Потому ли, что голодновато стало? А может быть, и потому, что давно не видели Толю и Колю? Куда они запропастились? Исчез мой Толя…