В трапезной рядом со старым добрым настоятелем стоял незнакомец, и кто-то из братьев приносил еду и вино и ставил на стол, чтобы он подкрепился. Это был огромный, высокий, широкоплечий мужчина, рядом с которым настоятель казался тоньше и слабее, чем когда-либо.
Незнакомец был облачен в сверкающий доспех из пластин и колец, поверх которого был наброшен свободный плащ из серой шерстяной материи, доходивший до колен и стянутый на талии широким кожаным поясом с ножнами. В руках он держал огромный шлем, который только что снял с головы. Его лицо было обветренным и грубым, а на губах и подбородке покрыто жесткой щетиной, когда-то рыжей, а теперь словно присыпанной инеем.
Брат Игнатий пригласил Отто войти и закрыл за ним дверь. Мальчик медленно шел по длинной комнате, глядя на незнакомца удивленными голубыми глазами.
Маленький Отто всегда искал одну и ту же картинку
– Ты знаешь, кто я, Отто? – спросил рыцарь в доспехах низким хриплым голосом.
– Мне кажется, вы мой отец, – ответил Отто.
– Да, ты прав, – сказал барон Конрад, – и я рад, что эти монахи-молочники не позволили тебе забыть ни обо мне, ни о том, кто ты сам.
– И тебе приятно будет узнать, – сказал аббат Отто, – что здесь никто не сбивает молоко, кроме брата Фрица, мы в Санкт-Михаэльсбурге делаем вино, а не масло.
Барон Конрад разразился громким смехом, но печальное и задумчивое лицо аббата не озарилось и тенью ответной улыбки.
– Конрад, – сказал он, обращаясь к собеседнику, – позволь, я еще раз попробую убедить тебя не забирать отсюда ребенка, его жизнь никогда не станет твоей жизнью, потому что он не приспособлен для этого. Я думал… – сказал он после минутной паузы, – …думал, что ты намеревался поручить заботу о нем – этом сироте – Вселенской Матери-Церкви.
– Да? Ты и вправду так думал? – удивился барон. – Ты думал, что я собираюсь отдать этого мальчика, последнего из Вельфов, в руки Церкви? Что же тогда стало бы с нашим именем и славой нашего рода, если бы все закончилось для него монастырем? Нет, дом Вельфов – это Дракенхаузен, и там последний представитель рода будет жить так, как жили до него его предки, отстаивая свои права силой и мощью своей правой руки.
Настоятель повернулся и посмотрел на мальчика, который, пока они разговаривали, переводил изумленный взгляд с одного на другого, широко раскрыв глаза.
– И ты думаешь, Конрад, – мягко, терпеливо продолжал старик, – что это бедное дитя сможет отстаивать свои права силой своей правой руки?
Барон проследил за взглядом аббата и ничего не сказал.
В последовавшие несколько секунд тишины маленький Отто простодушно задавался вопросом, что предвещал весь этот разговор. Зачем его отец приехал сюда, в Санкт-Михаэльсбург, внеся в сумеречную тишину монастыря блеск и звон своих сияющих доспехов? Почему он говорил о сбивании масла, когда весь мир знает, что монахи Санкт-Михаэльсбурга делают вино?
Глубокий голос барона Конрада прервал недолгую паузу.
– Если вы превратили мальчика в молочницу, – выпалил он, – я благодарю Небо, что еще есть время сделать из него мужчину.
Аббат вздохнул.
– Ребенок твой, Конрад, – сказал он, – да будет воля благословенных святых. Возможно, если он поселится в Дракенхаузене, он сможет сделать вас лучше, вместо того, чтобы вы сделали его хуже.
В этот момент маленький Отто прозрел, он понял, что означали все эти разговоры, почему его отец пришел сюда. Ему предстояло покинуть счастливую, солнечную тишину монастыря Белого Креста и отправиться в тот огромный мир, на который он так часто смотрел с высокой, продуваемой ветрами колокольни на крутом склоне холма.
Глава VIКак Отто жил в драконовом доме
Ворота монастыря были широко распахнуты, мир лежал за ними, и все было готово к отъезду. Барон Конрад и его воины уже вдели ноги в стремена, молочно-белая лошадь, которую привели для Отто, ждала его рядом с большим конем его отца.
– Прощай, Отто, – сказал старый добрый аббат, наклонился и поцеловал мальчика в щеку.
– Прощайте, – просто и спокойно ответил Отто, и сердце старика сжалось от того, что ребенок, казалось, так мало горевал при прощании.
– Прощай, Отто, – сказали монахи, стоявшие вокруг, – прощай, прощай.
Тут бедный брат Иоахим вышел вперед, посмотрел в лицо мальчику, сидевшему на лошади, и взял его за руку.
– Мы еще встретимся, – сказал он со своей странной, отсутствующей улыбкой, – но, может быть, это будет в Раю, и там, может быть, нам позволят лечь на колокольне Отца и посмотреть вниз на ангелов во дворе внизу.
– Да, – ответил Отто и тоже улыбнулся.
– Вперед, – крикнул барон низким голосом, и со стуком копыт и звоном доспехов они тронулись в путь, а большие деревянные ворота закрылись за ними.
Они спустились по крутой извилистой тропинке и оказались за пределами монастыря, в огромном мире, на который Отто и брат Иоахим так часто смотрели с деревянной колокольни Белого Креста на Холме.
– Тебя учили ездить верхом священники в Михаэльсбурге? – спросил барон, когда они выехали на ровную дорогу.
– Нет, – ответил Отто, – у нас не было верховых лошадей, а только такие, чтобы возить урожай с дальних виноградников во время сбора.
– Фу, – сказал барон, – я думал, в жилах аббата осталось достаточно крови прежних дней, чтобы научить тебя тому, что подобает знать рыцарю. Ты не боишься?
– Нет, – ответил Отто с улыбкой, – не боюсь.
– Ну, хоть в этом ты проявляешь себя как Вельф, – мрачно сказал барон.
Но, возможно, Отто и Конрад понимали под страхом совершенно разные вещи.
К тому времени, как они достигли конца своего путешествия, уже смеркалось. По крутой каменистой тропинке они поднялись к подъемному мосту и огромным зияющим воротам Дракенхаузена, стены, башни и зубчатые стены которого выглядели темнее и неприступнее, чем когда-либо в серых сумерках наступающей ночи. Маленький Отто поднял большие, удивленные, полные благоговейного страха глаза на свой мрачный новый дом.
В следующее мгновение они с грохотом пронеслись по подъемному мосту, перекинутому через узкую черную пропасть между дорогой и стеной, миновали гулкую арку больших ворот и оказались в сером сумраке мощеного внутреннего двора.
Отто увидел множество лиц собравшихся, чтобы посмотреть на маленького барона; суровые, грубые лица, покрытые морщинами и обветренные. Они очень отличались от добрых лиц монахов, среди которых он жил, и ему показалось странным, что здесь не было никого, кого он должен был знать.
Когда он поднимался по крутым каменным ступеням к дверям замка барона, навстречу ему выбежала старая Урсела. Она обхватила его иссохшими руками и крепко прижала к себе.
– Дитя мое! – воскликнула она, а затем разрыдалась, как будто сердце ее вот-вот разорвется.
«Значит, кто-то здесь знает меня», – подумал мальчик.
Новый дом показался Отто удивительным и чудесным: доспехи, трофеи, флаги, длинные галереи с множеством комнат, большой зал внизу со сводчатой крышей и огромным камином из резного камня, и все эти странные люди с их жизнью и мыслями, так отличающимися от того, к чему он привык.
И это было чудесно – исследовать разные удивительные места в темном старом замке; места, где, как казалось Отто, раньше никто никогда не бывал.
Однажды он прошел по длинному темному коридору под большим залом, толкнул узкую, окованную железом дубовую дверь и оказался в незнакомом царстве: серый свет, проникавший через высокие узкие окна, падал на ряд безмолвных, неподвижных фигур, высеченных в камне, рыцарей и дам в странных доспехах и одеждах; каждый лежал на своем каменном ложе, сжав руки, и смотрел неподвижными каменными глазами в мрачную сводчатую арку над собой. Там, в холодном, безмолвном ряду, покоились все Вельфы, умершие с тех пор, как был построен древний замок.
– Мы еще встретимся
Это Отто пробрался в часовню, давно вышедшую из употребления, если не считать того, что она служила местом захоронения представителей рода.
В другой раз он забрался на чердак под высокой остроконечной крышей, где лежали бесчисленные забытые вещи, покрытые тусклой пылью минувших лет. Там стая голубей устроила себе насест и, когда он толкнул дверь, шумно выпорхнула на солнечный свет. Здесь он рылся в рассыпающихся в прах вещах прошлого, пока – о, радость из радостей! – в древнем дубовом сундуке не нашел множество изъеденных червями книг, которые в былые времена принадлежали какому-то старому капеллану замка. Это были не те драгоценные, красивые тома, какие показывал ему отец-настоятель, но все равно в них были причудливо нарисованные изображения благословенных святых и ангелов.
Еще как-то, войдя во двор, Отто обнаружил, что дверь Башни Мельхиора приглашающе открыта, потому что старая Хильда, жена Черного Карла, спустилась вниз по своим делам.
И тут Отто, не раздумывая, побежал по шатким деревянным ступенькам, потому что он часто смотрел на это странное здание, висящее высоко в воздухе, и задавался вопросом, на что оно похоже. Круг за кругом, Отто взбирался все выше и выше, пока у него не закружилась голова. Наконец он добрался до площадки и, свесившись с нее, увидел далеко-далеко внизу каменную мостовую, освещенную слабым мерцанием света, проникавшего через арочный дверной проем. Отто крепко вцепился в деревянные перила, он и не думал, что забрался так высоко.
На другой стороне лестничной площадки в толстых каменных стенах башни было окно, он выглянул и сразу же отпрянул, задохнувшись, потому что смотрел сквозь внешнюю стену, и далеко внизу, в головокружительной глубине, видел твердые серые скалы, где черные кабаны, казавшиеся издалека не больше муравьев, питались отбросами, выброшенными за стены замка. Верхушки деревьев походили на волнующееся зеленое море, видны были грубые соломенные крыши крестьянских хижин, вокруг которых копошились маленькие дети, похожие на крошечные пятнышки.
Затем Отто повернулся и сполз вниз по лестнице, испуганный высотой, на которую залез.