Высоко вверху прилепился к внешней стене и чернел на фоне бледного неба деревянный бартизан, или сторожевая башня. Из стены выступали три огромных балки, на которых она покоилась. Средняя балка выступала дальше остальных на пять или шесть футов, а на конце ее красовалось подобие головы дракона топорной работы.
– Ну, хорошо, – сказал наконец барон, – тогда давайте посмотрим, оправдается ли план и достаточно ли верна цель Ганса Шмидта, чтобы заработать три марки, что я ему обещал. Где сумка?
Один из стоявших рядом протянул барону кожаную сумку, барон открыл ее и вытащил клубок тонкой нити, клубок бечевки, моток прочной веревки и большой сверток, который, покуда его не развернули, напоминал грубую рыболовную сеть. То была веревочная лестница. Пока шла ее подготовка, Ганс Шмидт, коренастый, широкоплечий лучник с низким лбом, натянул свой крепкий лук и, тщательно выбрав три стрелы из тех, что были у него в колчане, воткнул их в землю. Размотав клубок ниток, он свободно уложил нить большими петлями на землю, чтобы она могла легко скользить, ни за что не цепляясь, затем туго обвязал конец нити вокруг одной из стрел. Он приладил стрелу к луку. Зазвенела тетива, и пернатый гонец, насвистывая, полетел со своим поручением на сторожевую башню. Самая первая стрела сделала свое дело.
– Отлично, – глухо сказал Ганс Шмидт, лучник, – три марки мои, господин барон.
Стрела вошла в выступающую балку между вырезанной головой дракона и бартизаном, унося с собой нить, которая теперь свисала сверху, мерцая в лунном свете, как паутина.
Остальное было достаточно легкой задачей. Сначала с помощью нити была натянута на балку и перекинута через нее бечевка, затем за бечевку была натянута веревка, и, наконец, за веревку натянули веревочную лестницу. На фоне безмолвных серых стен она висела тонкой черной линией.
– А теперь, – сказал барон, – кто первым поднимется по веревочной лестнице вон на ту башню, получит пятьдесят марок.
Окружающие заколебались.
– Неужели среди вас нет смельчаков, готовых рискнуть? – сказал барон после паузы.
Плотный молодой парень лет восемнадцати вышел вперед и бросил на землю свою плоскую кожаную шапочку.
– Я пойду, господин барон, – сказал он.
– Хорошо, – сказал Генрих, – пятьдесят марок твои. А теперь слушай, если ты никого не найдешь на сторожевой башне, свистни вот так. Если сторож будет на своем посту, прежде чем подашь сигнал, обеспечь нам безопасность. Когда все будет готово, остальные последуют за тобой. А теперь иди, и удачи тебе.
Молодой человек поплевал на руки и, схватившись за веревки, начал медленно и осторожно подниматься по шаткой, дрожащей лестнице. Те, кто был внизу, держали ее изо всех сил, но, несмотря на это, парень раскачивался взад и вперед, из стороны в сторону, неуклонно поднимаясь вверх. Один раз он остановился по дороге, и те, кто был внизу, видели, как он крепко вцепился в лестницу, как будто у него закружилась голова, но опять начал подниматься, подниматься, и подниматься, словно большой черный паук. Вскоре он вылез из лежащей внизу черной тени на белый лунный свет, и его тень следовала за ним шаг за шагом вверх по серой стене. Наконец он добрался до выступающей балки и там, крепко вцепившись в нее, снова остановился. В следующее мгновение он уже сидел верхом на балке, подобравшись к окну бартизана. Медленно приподнявшись на узкой опоре, он осторожно заглянул внутрь. Наблюдавшие за ним снизу видели, как он плавно отвел руку в сторону, а затем зажал что-то зубами. Это был кинжал. Протянув руку, он ухватился за подоконник и, бесшумно подтянувшись, запрыгнул на него. В следующее мгновение он исчез внутри. Последовало несколько секунд тишины, затем раздался резкий захлебывающийся вскрик. Последовала еще одна пауза, затем сверху раздался тихий короткий свист.
– Кто пойдет следующим? – спросил барон.
Вперед выступил Ганс Шмидт. За ним по шаткой лестнице последовал еще один, затем еще, и еще. Последним поднялся сам барон Генрих, и только веревочная лестница осталась качаться на ветру.
В ту ночь Черный Карл распивал в кладовой кувшин желтого вина со своим старым приятелем, мастером Рудольфом, управителем; они, болтая и сплетничая, засиделись, в то время как остальная часть замка погрузилась в сон. Затем, возможно, слегка нетвердой походкой, Черный Карл отправился домой, в Башню Мельхиора.
Медленно приподнявшись на узкой опоре, он осторожно заглянул внутрь
Он постоял некоторое время в дверном проеме, глядя в бледное небо над собой, на большую, яркую, круглую луну, которая висела, как пузырь, над острыми вершинами крыш, черными, как чернила, на фоне неба. Но вдруг он отскочил от дверной рамы, к которой прислонялся, и, склонив голову набок, замер, затаив дыхание, потому что услышал сдавленный крик со сторожевой башни. Он стоял напряженно, неподвижно, прислушиваясь, но все было тихо, если не считать монотонного капанья воды в одном из закоулков двора и далекого журчания реки. «Наверное, я ошибся», – пробормотал себе под нос Черный Карл.
Но в следующее мгновение тишину снова нарушил слабый пронзительный свист. Что это означало?
За тяжелой дубовой дверью башни находился арбалет Черного Карла, переносной ворот, с помощью которого натягивалась тетива, и мешочек с болтами. Черный Карл снова потянулся в темноту, пошарил, пока его пальцы не нащупали оружие. Вставив ногу в железное стремя на конце ложа, он натянул прочную тетиву на спусковой крюк и осторожно вложил в паз тяжелый, смертоносный болт.
Минута проходила за минутой, и Черный Карл, держа арбалет в руке, молча стоял в резко очерченной черной тени дверного проема, ожидая и наблюдая, неподвижный, как каменная статуя. Минута проходила за минутой. Внезапно в тени арки больших ворот, пересекающих двор, произошло какое-то движение, и в следующее мгновение одетая в кожу фигура бесшумно выскользнула на залитую лунным светом площадку и замерла там, прислушиваясь, склонив голову набок. Черный Карл хорошо понимал, что этот человек не принадлежал замку, и, судя по всему, его действия не сулили ничего хорошего.
Черный Карл не раздумывал ни минуты. В те дни отнять чужую жизнь не считалось делом, заслуживающим долгих размышлений или тревог. Черный Карл мог бы застрелить человека по гораздо меньшему поводу, чем подозрительные действия этого парня. В лунном свете одетая в кожу фигура была прекрасной мишенью для стрелы из арбалета. Черный Карл медленно поднял оружие к плечу и тщательно прицелился. В этот момент незнакомец приложил пальцы к губам и быстро тихонько свистнул. Это был последний свист в его жизни. Раздался резкий звон тетивы, шипение летящей стрелы и глухой стук, когда она попала в цель. Мужчина издал пронзительный крик, покачнулся, а затем рухнул всей тяжестью на стену позади. Как будто в ответ на крик, полдюжины мужчин с шумом выскочили из тени ворот, откуда только что вышел незнакомец, а затем остановились во дворе, неуверенно оглядываясь по сторонам, не зная, с какой стороны раздался удар, повергший их товарища на землю.
Но Черный Карл не дал им времени обнаружить это, не было никакой возможности снова натянуть тетиву на громоздком оружии; он бросил его на землю.
– К оружию! – проревел он громовым голосом, а затем захлопнул дверь Башни Мельхиора и с лязгом и грохотом задвинул большие железные засовы.
В следующее мгновение люди из Труц-Дракена с грохотом забарабанили в дверь, но Черный Карл уже поднимался наверх по винтовой лестнице.
Теперь из ворот высыпали остальные.
– В дом, – проревел барон Генрих.
Затем внезапно в ночи раздался грохочущий, лязгающий звук. Дон! Дон! Это бил тревогу большой сигнальный колокол Башни Мельхиора – Черный Карл был на своем посту.
Маленький барон Отто спал на огромной грубой кровати в своей комнате, ему снился Белый Крест на Холме и брат Иоахим. Вскоре он услышал звон монастырского колокола и решил, что у ворот, должно быть, гости, потому что сквозь сон ему слышались громкие голоса. Тут он понял, что просыпается, и, хотя солнечный монастырский сад постепенно мерк, звон колокола и крики становились все громче. Отто открыл глаза. Пылающие красные отсветы факелов, с которыми перемещались по двору люди, вспыхивали и бежали по стене его комнаты. Воздух наполнили хриплые крики и вопли, внезапно раздался пронзительный женский крик, и сквозь весь этот шум, далеко наверху на Башне Мельхиора, бил и бил тревогу большой колокол.
Отто вскочил с кровати и из окна посмотрел на двор внизу.
– Боже милостивый! Что это за ужас происходит? – он заплакал и сложил ладони вместе.
Из окон здания вырывались клубы дыма, кое-где вспыхивало и мерцало тусклое красноватое свечение. Чужие люди бегали по двору с горящими факелами, в воздухе стоял непрерывный женский визг.
Прямо под окном на камнях лежал лицом вниз полуобнаженный мужчина. Вдруг Отто вскрикнул от страха, потому что, когда он ошеломленно смотрел вниз, на зловещий двор, кто-то в сверкающем нагруднике и стальном шлеме тащил по камням темную, безмолвную фигуру женщины, но была ли она мертва или в обмороке, Отто не мог сказать.
Черный Карл, держа арбалет в руке, молча стоял в тени дверного проема, ожидая и наблюдая
С каждым мгновением пульсирование тусклого красного света из окон здания на другой стороне двора становилась все ярче, а отблески других пылающих зданий, которые Отто не мог видеть из своего окна, превращали черную звездную ночь в зловещий день.
В этот момент дверь комнаты распахнулась, и в комнату ворвалась бедная старая Урсела, обезумевшая от ужаса. Она бросилась на пол и обхватила колени Отто.
– Спаси меня! – закричала она. – Спаси меня!
Как будто бедный слабый ребенок мог ей чем-то помочь.
Коридор осветился факелами, а громкие шаги все приближались.
И сквозь весь этот шум непрерывно доносился звон и грохот большого колокола, возвещавшего тревогу.
В комнате вспыхнул красный свет, и в дверном проеме появилась высокая худая фигура в сверкающей кольчуге. За спиной этого свирепого рыцаря с темным, узким, жестоким лицом, глубоко посаженными глазами, блестевшими в свете факелов, толпились шесть или восемь свирепых, мрачных мужчин, которые, заглядывая в комнату, таращились на бледного мальчишку у окна и старуху, которая вцепилась в его колени и молила о помощи.