– Вон они, вон они! – кричат.
Гляжу – за нами охотятся. Мгновенно взвесил соотношение сил и вижу – делать нечего, надо бежать. Ну, побежали… Добежали до какой-то будочки. Я изнемог, остановился дух перевести, сердце так и колотится – устал. А как же – и возраст и жара. А Фукс – тому хоть бы что, он лёгок был на ходу. Однако, смотрю, и он опечален событиями, побледнел, глаза бегают. Потом вдруг повеселел и так фамильярно хлопает меня по спине.
– Ну, – говорит, – капитан, стойте здесь. Я один побегу, а вас не тронут.
И пустился, только пятки сверкают.
Такого поступка я от него, признаться, не ожидал, расстроился даже. Эх, думаю, будь что будет… Одно спасение – лезть на пальму. Полез. А эта орава всё ближе. Я обернулся, смотрю – народ дородный, свирепый, невоспитанный. Ну и струхнул, признаться. Так напугался, что даже слабость почувствовал. Вижу – конец пришёл. «Уж скорей бы», – думаю. Вцепился в пальму, повис, замер и вот слышу – они уже здесь, рядом, сопят, топчутся. И разговоры слышу: из разговоров я понял, что это за народ. Я-то думал, бандиты, разбойники, охотники за скальпами, а оказалось – просто жандармы, только переодетые. Не знаю, жара ли повлияла или другая какая причина, но губернатор, оказывается, спохватился, пожалел о своей любезности и приказал нас разыскать и линчевать на всякий случай.
Только, вижу, медлят они с этим делом. Минуту жду, десять минут. Не трогают. У меня уже руки устали, дрожат, вот-вот сорвусь, упаду. Ладно, думаю, всё равно один конец. Ну и слез с пальмы… И, представьте, не тронули. Постоял, подождал – не трогают. Пошёл не спеша – расступились даже, как от огня.
Ну, тогда побрёл я опять на бульвар, сел под пальмой, где мы с Фуксом сидели, и задремал. Да так задремал, что не заметил, как и ночь прошла. А утром на рассвете явился Фукс, разбудил меня, поприветствовал:
– Видите, капитан, – говорит, – не тронули вас.
– Да почему, объясните?
– А вот, – смеётся он, заходит сзади и снимает у меня со спины плакатик: череп с молнией, две кости и подпись: «Не трогать – смертельно!»
Где уж он этот плакатик подцепил, не берусь вам сказать, но надо думать, что в той будке, на бульваре, трансформатор стоял. Иначе откуда бы…
Да-с. Ну, посмеялись мы, побеседовали. Фукс, оказывается, времени зря не терял – взял билеты на пароход. А на пристани я предъявил свой пропуск, и нас отпустили без разговоров. Даже каюту предоставили и счастливого пути пожелали. Мы расположились по-барски и отправились в Рио-де-Жанейро пассажирами. Прибыли благополучно, высадились. Навели справки.
Оказывается, «Беду» тут недалеко выбросило на берег. Повредило, конечно, но Лом показал себя молодцом, всё привёл в порядок, поставил судно в стапеля, а сам зажил отшельником. Всё ждал распоряжений, а мне, вы сами понимаете, распорядиться было трудненько.
Ну, мы с Фуксом наняли местный экипаж – этакую корзинку на колёсах, – подхлестнули волов, поехали. Едем по берегу и наблюдаем печальную, но поучительную картину местных нравов: человек двести негров таскают кофе и сахар со склада на берег и прямо мешками в воду: бултых, бултых! А море не вода, а сироп. Кругом мухи, пчёлы. Мы засмотрелись. Полюбопытствовали, что это за странное развлечение такое. Нам объяснили, что цены на сахар низкие, товары девать некуда, ну и таким вот образом исправляют экономику, поднимают уровень жизни. Словом, мол, всё нормально, и иначе ничего не поделаешь.
Да. Поехали мы дальше. И вот видим – наша красавица «Беда» стоит на бережку, ждёт твёрдой командирской руки, а рядом какой-то верзила разгуливает. Чистый разбойник: шляпа – как зонтик, на боку косарь, штаны с бахромой. Увидел нас – бросился. Ох, думаю, зарежет.
Но не зарезал, нет. Это Лом, оказывается, обжился здесь, нарядился по местной моде.
Ну, встретились, облобызались, поплакали даже. Вечером поболтали: он о своих злоключениях рассказал, мы – о своих.
А с утра вышибли клинья из-под киля, спустили яхту на воду, подняли флаг. Я, признаться, даже слезу пустил. Ведь это, молодой человек, большая радость – очутиться на родной палубе. А ещё большая радость, что дело продолжается.
Можно двигаться смело в дальнейший путь. Только и осталось – отход оформить.
Ну уж это я взял на себя. Прихожу к начальнику порта, «каманданте дель бахия» по-ихнему, подал бумаги.
И вот этот команданте как увидел меня, сразу надулся, как жаба, и принялся кричать:
– Ах, так это вы капитан «Беды»? Стыдно, молодой человек! Тут сплошные доносы на вас. Вот адмирал Кусаки жалуется: какой-то остров вы там разрушили, кашалота обидели… И губернатор сообщает: самовольно покинули порт Пара…
– Как же так, – говорю, – самовольно? Позвольте, – и подаю свой пропуск.
А он и смотреть не стал.
– Нет, – говорит, – не позволю. Ничего не позволю. Одни неприятности из-за вас… Убирайтесь вон! – Потом как гаркнет: – Лейтенант! Загрузите яхту «Беда» песком вплоть до полного потопления!
Ну, я ушёл. Заторопился на судно. Прихожу. А там уже и песок привезли, и какой-то чиновник крутится, распоряжается.
– Это вашу яхту приказано загрузить песком? Так вы, – говорит, – не беспокойтесь, я не задержу, в одну минутку сделаем.
Ну, признаться, я думал, что тут наверняка конец. Потонет яхта, потом доставай. Но, представьте, и тут сумел использовать обстоятельства в благоприятном смысле.
– Стойте, молодой человек! – кричу я. – Вы каким песком хотите грузить? Ведь мне надо сахарный, первый сорт.
– Ах вот как! – говорит он. – Ну что ж, пожалуйста, сию минутку.
И, знаете, те же негры побежали, как муравьи, загрузили яхту, забили трюм, надстройки, на палубу навалили сахар, прямо в мешках.
«Беда» моя, бедняжка, садится глубже, глубже, потом – буль-буль-буль… И глядим – только мачты торчат.
А потом и мачты скрылись.
Лом с Фуксом в горе глядят на гибель родного судна, у обоих слёзы на глазах, а я, напротив, в отличном настроении. Приказал разбить лагерь тут на берегу. Пожили мы три дня, а на четвёртый сахар растаял, смотрим – яхта наша всплывает не торопясь. Ну, мы её почистили, помыли, подняли паруса и пошли.
Только вышли, смотрю – по берегу бежит команданте с саблей на боку, кричит:
– Не позволю!
А рядом вприпрыжку старый знакомый, адмирал Кусаки, тоже ругается:
– Разве это работа, господин команданте? За такую работу, пожалуйста, деньги обратно.
«Ну, – думаю, – ругайтесь себе на здоровье». Помахал им ручкой, развернулся и пошёл полным ходом.
Глава XV,в которой адмирал Кусаки пытается поступить на «Беду» матросом
Из Бразилии наш путь лежал дальше на запад. Но через материк, сами понимаете, не пойдёшь, и пришлось уклониться к югу. Я проложил курс, расставил вахту и пошёл. Шли в этот раз прекрасно. Ветерок дул как по заказу, из-под носа буруны, за кормой дорожка, паруса звенят, снасти обтянуты. Миль по двести за сутки отсчитывали, а сами сложа руки сидели. Лом с Фуксом обленились совсем, дисциплина начала падать, и я решил занять экипаж судовыми работами.
– Ну-ка, – говорю, – Лом, довольно вам загорать. Займитесь-ка медными частями. Надрайте так, чтобы огнём горело.
Да. Ну сказал. Лом козырнул: есть, мол.
Натёр кирпича, берёт тряпку, и пошла работа.
Только я спустился в каюту вздремнуть, слышу – беспокойство на палубе. Вскочил, бросился к трапу, а навстречу Фукс. Бледный, дрожит.
– Пожалуйста, – говорит, – Христофор Бонифатьевич, на палубу. У нас, кажется, пожар.
Выскочил я. Смотрю – и вправду: горит палуба в двух местах. А Лом как ни в чём не бывало сидит чуть поодаль от очагов огня и драит медную уточку. Только я пригляделся, смотрю – и тут палуба вспыхнула.
Я, знаете, растерялся даже.
– Лом, – кричу, – объясните, в чём дело?
А тот встаёт, берёт под козырёк и спокойно так рапортует:
– Согласно вашему приказанию, драю медные части так, чтобы огнём горело. Какие последуют распоряжения?
Я было хотел разнести Лома, да вовремя сдержался. Вижу – сам виноват. А как же, знаете, – писатель или там артист может, конечно, позволить себе некоторые вольности в выражениях, а у нас в морском деле точность прежде всего. Нам стихи писать некогда. Отдаёшь распоряжение – думай, что говоришь, а то попадёшь на такого, как Лом, – человек он внимательный, аккуратный, привык исполнять команду в буквальном значении, к тому же и силушка у него богатырская, так, знаете, и до аварии недалеко.
Ну, вижу, нужно исправлять последствия своей ошибки. И распорядился мигом:
– Отставить драить медные части! Пробить пожарную тревогу!
Фукс бросается к колоколу. Лом, согласно расписанию тревоги, остаётся у места возникновения пожала, а я в руле. Звону много, а толку никакого. Огонь ширится. Горит, как факел. Того и гляди до парусов дойдёт. Ну, я вижу, дело дрянь. Развернулся кругом, стал против ветра. И помогло, знаете. Сдуло огонь. Он у нас за кормой поболтался этаким огненным шлейфом, оборвался и погас. Фукс успокоился. И Лом понял, что перестарался. Да-с.
Ну а затем легли на прежний курс, заменили дефектные части палубы, без дальнейших приключений обогнули мыс Горн, прошли мимо Новой Зеландии и благополучно прибыли в Сидней, в Австралию.
И вот, представьте, подходим к портовой стенке и кого встречаем? Думаете, кенгуру, утконоса, страуса эму? Нет! Подваливаем. Смотрю – на берегу толпа, а в толпе, в первом ряду, – адмирал Кусаки собственной персоной.
Как он туда попал, откуда, зачем – чёрт его знает! Одно несомненно, что это именно он. Мне, признаюсь, стало неприятно и даже, знаете, как-то не по себе.
Ну, подошли, встали. Адмирал затерялся в толпе. А я, как только подали сходни, так сразу на берег, в порт. Представился властям, доложил о прибытии, побеседовал с чиновниками. Сперва, как полагается, о погоде, о здоровье, о местных новостях, а потом за разговором закидываю удочку: может, думаю, удастся узнать, что тут этот Кусаки делает и какую ещё пакость готовит.