Чиновники, однако, ничего не сказали, сослались на неосведомлённость. Ну, я поболтал с ними ещё и отправился прямо к капитану порта. Поздоровался и объяснил начистоту: меня, мол, один японский адмирал преследует.
– Один? – говорит тот. – Ну, мой дорогой, вам повезло. Я сам от этих японских адмиралов не знаю, куда деваться, и ничего не могу предпринять. Не приказано ни помогать, ни противодействовать. Чем другим рад служить. Не угодно ли виски с лимонадом? Обедать ко мне, пожалуйста, сигару, может быть, выкурите? А с адмиралом вы как-нибудь сами улаживайте.
Да-с. Словом, вижу – неприятная история. Сейчас, конечно, японский адмирал для нас не фигура. Да, по правде сказать, мы их и тогда-то не больно боялись, но всё-таки, знаете, дело с ними иметь, прямо скажем, не очень любили.
Вот я вам про Италию имел случай рассказать. Там заправилы мечтали всю Африку к рукам прибрать, пол-Европы, четверть Азии… А на Востоке японские бояре (самураи по-ихнему) так же вот размечтались – подай им весь Китай, всю Сибирь, пол-Америки.
Вообще-то, конечно, мечтать никому не заказано. Полезно даже порой пофантазировать. Но когда такой вот фантазёр нацепит погоны да сядет на боевом корабле у заряженной пушки – тут и неприятность может случиться… Размечтается да прицелится, прицелится да бабахнет. Хорошо, как промахнётся. А ну как попадёт? Да тут такое может случиться, что к ночи лучше и не вспоминать!
Вот поэтому мы и старались таких фантазёров сторонкой обходить. Но прямо скажу – не всегда это нам удавалось. Такие упрямые среди них попадались мечтатели, что другой раз и не отвяжешься. Вот и мне такой достался – господин Кусаки, адмирал. Как встретились тогда в китолюбивом комитете, так и прицепился, как репей.
И, конечно, не только в мои дела адмиралы эти нос совали. Им до всего было дело: там стравить кого с кем, там обобрать под шумок, там пошарить, там понюхать для интереса, где нефтью пахнет, где рыбой, где золотом…
И, конечно, не мы одни понимали это. Но там на этих фантазёров сквозь пальцы смотрели – не помогали и не препятствовали. Так сказать, на развод берегли для острастки и для обеспечения взаимной безопасности.
Да-с. Ну, это я вам могу объяснить, а с капитаном порта такой разговор неуместен. Поблагодарил я его, распрощался. Так и ушёл ни с чем и мер принять не сумел.
Вернулся на яхту, сел чайку попить. И вот смотрю – поднимается на борт маленький человечек, по всем признакам японский кули. В худеньком пиджачишке, с корзиночкой в руках. Робко так подходит и объясняет, что тут, в Австралии, погибает с голоду и просится на службу матросом. Да так настойчиво.
– Пойдёте, – говорит, – по Тихому океану, там тайфуны, туманы, неисследованные течения… Не справитесь. Возьмите, капитан! Я моряк и вам буду полезен. Я и прачкой могу быть, и парикмахером. Я на все руки…
– Ладно, – говорю, – зайдите через час, я подумаю.
Ушёл он. А ровно через час, смотрю, посольская машина останавливается невдалеке.
Ну, я взял бинокль и вижу – вылезает оттуда мой японец, берёт корзиночку и не спеша направляется к судну. Кланяется этак почтительно и опять ту же песню:
– Возьмите… Не справитесь…
– Вот что, – говорю, – убедили вы меня. Вижу сам, что придётся брать матроса. Но только не вас, молодой человек.
– Почему же?
– Да так, знаете, цвет лица у вас очень неестественный. У меня на этот счёт взгляды несколько устаревшие, но вполне определённые: по мне, если уж брать арапа, так чёрного. Негра взял бы, папуаса взял бы, а вас, уж не обижайтесь, не возьму.
– Ну что ж, – говорит он, – раз так, ничего не поделаешь. Простите, что я вас побеспокоил.
Поклонился и пошёл. Вскоре и мы собрались прогуляться. Привели в порядок одежду, побрились, причесались. Яхту прибрали, каюту заперли.
Идём все втроём по улице, наблюдаем различные проявления местного быта. Интересно, знаете, в чужой стране. Вдруг смотрим – странная картина: сидит чистильщик-негр, а перед ним на четвереньках наш японец. И этот негр его начищает чёрной ваксой. Да как! Там, знаете, чистильщики квалифицированные, из-под щёток искры летят… Ну, мы сделали вид, будто нам ни к чему, прошли мимо, отвернулись даже. А вечером пришли на судно – Фукс с Ломом утомились, а я остался на вахте, жду, знаете, того негра: думаю, как бы его встретить получше.
Вдруг подают мне пакет от капитана порта. Оказывается, скучает старик, приглашает на завтра составить партию в гольф. Я, признаться, даже и не знал, что это за игра. Но, думаю, чёрт с ним. Пусть проиграю, зато прогуляюсь, разомнусь на берегу… Словом, ответил, что согласен, и стал собираться.
Разбудил Лома, спрашиваю:
– Что нужно для гольфа?
Он подумал, потом говорит:
– По-моему, Христофор Бонифатьевич, нужны трикотажные гетры и больше ничего. Есть у меня рукава от старой тельняшки. Возьмите, если хотите.
Я взял, примерил. Брюки надел с напуском, китель подколол булавками в талии, и превосходно получилось: такой бравый спортсмен – чемпион, да и только.
Но для спокойствия я всё-таки заглянул в руководство по гольфу, ознакомился. Вижу, игра-то самая пустяковая: мяч гонять по полю от ямки к ямке. Кто меньше ударов сделает, тот и выиграл. Но одними гетрами тут не отделаешься: нужны разные палки, клюшки, дубинки – чем бить, и ещё помощник-мальчик нужен – таскать всё это хозяйство.
Ну, пошли мы с Ломом искать снаряжение. Весь Сидней насквозь прошли – ничего подходящего. В одной лавочке нашли хлысты, да тонки, в другой нам полицейские дубинки предложили. Ну да эти мне как-то не по руке.
А дело уже к ночи. Луна светит. Этакие таинственные тени ложатся вдоль дороги. Я уж отчаялся. Где тут искать? Разве сучьев наломать?
И вот видим – сад с высокой оградой и за оградой – различные деревья. Лом меня подсадил, перелезли, идём меж кустов.
Вдруг смотрю – крадётся негр, верзила, и под мышкой тащит целый ворох палок для гольфа. Точь-в-точь такие, как в руководстве показаны.
– Эй, любезный, – кричу я, – не уступите ли мне свой спортинвентарь?
Но он либо не понял, либо от неожиданности только гикнул страшным голосом, схватил дубинку, взмахнул над головой – и на нас… Я, скажу не стыдясь, испугался. Но тут Лом выручил: сгрёб его в охапку и зашвырнул на дерево. Пока он слезал, я подобрал эти палки, рассматриваю, вижу – точь-в-точь как в руководстве изображены. А работа какая! Я, знаете, просто размечтался, глядя, да тут Лом меня вывел из задумчивости:
– Пошли, – говорит, – Христофор Бонифатьевич, домой, а то что-то сыро здесь, как бы не простудились.
Ну, перелезли снова через ограду, вышли, вернулись на судно. Я успокоился: костюм есть, клюшки есть, теперь один мальчик остался… Да вот совесть ещё несколько неспокойна: неудобно человека ни с того ни с сего так обездоливать. Но, с другой стороны, он сам первый напал, да и клюшки эти мне всего на денёк нужны – в аренду, так сказать… Словом, с инвентарём дело кое-как утряслось.
А с мальчиком ещё лучше уладилось: утром, чем свет, слышу – кто-то зовёт смиренным голосом:
– Масса капитан, а масса капитан!
Я выглянул.
– Я, – говорю, – капитан, заходите. Чем могу служить?
И вижу – приятель, вчерашний японец собственной персоной, но уже под видом чернокожего. Я-то его маскировку видел, а то бы и не узнал – до того он ловко свою наружность обработал: причёска – перманент под каракуль, физиономия до блеска начищена, на ногах соломенные тапочки и ситцевые брюки в полоску.
– Вам, – говорит, – масса капитан, я слышал, негр-матрос нужен.
– Да, – говорю, – нужен, только не матрос, а бой для гольфа. Вот тебе клюшки, забирай да пойдём…
Пошли. Капитан порта меня уже ждал. Уселись мы с ним в машину. Проехали с час.
– Ну, – говорит мой партнёр, – начнём, пожалуй! Уж вы, надеюсь, как джентльмен не обманете меня в счёте?
Он уложил свой мячик в ямку, размахнулся, ударил. Ударил и я. У него прямо пошло, а у меня в сторону. Ну и загнал я свой мяч к чёрту на рога.
Кругом кусты, овраги, буераки – местность, что и говорить, живописная, однако сильно пересечённая. Негр мой измучился, да и понятно: палки тяжёлые, жара, духота. С него пот градом, в три ручья, и, знаете, весь его грим поплыл, вакса растаяла, и он уже не на негра, а на зебру стал похож: вся физиономия жёлтая с чёрным, в полоску. Устал и я, признаться. И вот вижу – ручей течёт, а там ручьи редкость.
– Давай-ка, – говорю, – вот здесь отдохнём, побеседуем. Тебя звать-то как?
– Том, масса капитан.
– Дядя Том, значит. Ну-ну. Пойдём-ка, дядя Том, умоемся.
– Ой нет, масса, умываться мне нельзя: табу.
– А, – говорю, – ну, раз табу, как хочешь. А то бы умылся. Смотри-ка, ты весь полинял.
Не нужно бы мне этого говорить, да уж сорвалось, не воротишь. А он промолчал, только глазами сверкнул и уселся, будто палки перекладывает.
А я к ручью. Вода холодная, чистая – хрусталь. Освежаюсь, фыркаю, как бегемот. Потом обернулся, смотрю – он крадётся, и самая тяжёлая дубинка в руке. Я было крикнул на него, да вижу – поздно. Он, знаете, размахнулся – и в меня этой дубинкой. Попал бы – и череп долой. Но я не растерялся: бултых в воду!
Потом выглянул, вижу – он стоит, зубы оскалил, глаза горят, как у тигра, вот-вот бросится…
Вдруг что-то сверху хлоп его по причёске! Он так и сел. Я подбегаю, ищу избавителя – нет никого, только дубинка эта лежит… Поднял я её, осмотрел, вижу – вместо фирменной марки на ней туземный святой изображён. Ну, тут я понял: вместо клюшки для гольфа я вчера бумеранги у папуаса отобрал. А бумеранг, знаете, какое оружие? Им без промаху надо бить, а промахнулся – смотри в оба, а то вернётся и как раз вот так хлопнет по черепу. Да.
Ну, осмотрел я дядю Тома. Слышу – пульс есть, значит, не смертельно. Взял его за ноги и потащил в тень. Тут, понимаете, у него из кармана вываливаются какие-то бумажки. Я подобрал, вижу – визитные карточки. Ну читаю, и что бы вы думали? Чёрным по белому так и написано: