Приключения капитана Врунгеля — страница 7 из 24

Я, сказать по правде, не сразу понял, о чём идёт речь, но мистер Денди мне всё разъяснил. У него там, оказывается, есть сосед, мистер Болдуин. И вот они с этим мистером Болдуином во всём соревнуются: кто знатнее, у кого галстук красивее завязан, у кого трубка лучше… Но это всё так, между прочим, а главный-то спор идёт у них о яхтах. Оба, оказывается, заядлые парусники, и как гонки – всё готовы отдать, только бы утереть нос друг другу.

Ну и, знаете, этот Денди взглянул на мою «Беду» глазом знатока, оценил её качества и понял, что с таким судном в любых гонках, при любой погоде победа обеспечена. Да-с!

В общем, уговаривает меня принять участие.

– Пойдёмте, – говорит. – Гонки интересные, судно у вас превосходное, и, поверьте слову джентльмена, вы возьмёте большой королевский приз и малый приз адмирала Нельсона.

Я за призами не очень гоняюсь, но так, в гонках, почему же не выступить? Судно прекрасное, команда надёжная, ну да и я не первый раз в руле. Шансы есть…

Я было уже и согласился, да тут вспомнил: селёдки… Их-то куда девать? Ну, объяснил мистеру Денди, что не могу распорядиться судном, что связан селёдками по рукам и ногам. Он сперва расстроился, но потом обещал и это уладить. И, представьте, уладил действительно. В тот же день я получил разрешение и ввёл табун в портсмутский адмиральский док.

Потом мы подготовили яхту: борта смазали салом, убрали всё лишнее, как перед боем, обтянули такелаж. А утром в день гонок мистер Денди пришёл на «Беду» в белом кителе, с трубкой в зубах. Он приказал погрузить на «Беду» два ящика содовой на случай неожиданного поражения, вставил в глаз монокль, закурил и уселся на корме.



Ну, знаете, как это всегда на гонках: мачты, паруса, вымпелы, на берегу зрители. Обстановка волнующая. Я уж на что спокойный человек, а тоже немножко нервничаю. Вышли на старт. Ждём сигнала. Пошли! Паруса наполнились ветром, яхты понеслись. И должен вам без хвастовства сказать: старт я взял блестяще. Всех оставил позади. Иду, рассекаю воду, предвкушаю победу.

Почти всю дистанцию так и прошёл лидером. Но у самого финиша мы сплоховали: не рассчитали немножко, зашли под бережок, попали в полосу безветрия, заштилели. Паруса обвисли, болтаются, некрасиво так, хоть ноздрёй поддувай. Лом мачту скребёт, зазывает ветер. Фукс свистит с той же целью, но это всё, знаете, предрассудки, ерунда. Не верю я в это. А «Беда» стоит, конкуренты подпирают, и впереди – мистер Болдуин на своей посудине.

Мистер Денди посмотрел за корму и загрустил: выругался, сорвал крышку с ящика, извлёк бутылку – и хлоп в донышко!



Пробка вылетела, как из пушки. При этом «Беда» получила такой толчок, что заметно продвинулась вперёд.

А я, даром что был расстроен, учёл это и сделал должные выводы. Пока мистер Денди заливал своё горе, я вспомнил старую нашу пословицу. Знаете, говорят: «Нет плохих судов, нет плохих ветров, есть плохие капитаны».

Но меня-то уж никак нельзя причислить к этому последнему разряду. Не хвастаясь, скажу: я капитан хороший. Эх, думаю, была не была. Объяснил задачу, дал команду…

Мы все трое встали на корме и одну за другой принялись вышибать пробки.

Тут и мистер Денди несколько оживился. Достал из кармана платочек, принялся командовать. И, знаете, с командой пошло ещё лучше.

– Кормовая башня, огонь! – кричит он.

Три пробки залпом вылетают с громоподобным звуком, падают в море подбитые чайки, содовая льётся, вода за кормой кипит. Мистер Денди машет платком всё чаще, всё громче кричит:

– Кормовая, огонь! Огонь!

Прямо Трафальгарская битва. Куда там…

А «Беда» между тем движется вперёд по ракетному принципу, набирает ход.

Вот уже и мысок позади, паруса взяли ветер, снасти обтянулись, зазвенели.

И вот мы вновь отвоёвываем ускользнувшую было победу, одного за другим обходим всех конкурентов. На берегу болельщики волнуются, кричат. Вот один Болдуин впереди… Вот сравнялись, обошли на полноса, на корпус… Тут оркестр на берегу ударил туш, мистер Денди улыбнулся, скомандовал:

– Кормовая башня, салют! – И слёг пластом.

На другой день только и разговоров было, что о нашей победе. В газетах заголовки на всю страницу, подробные описания гонки. Откуда-то у нас появились друзья, пришли с поздравлениями. Но мы не только друзей, мы и врагов нажили с этой победой.

Мистер Болдуин постарался, и пошёл, знаете, шепоток, разговорчики, начались интриги.

И в конце концов разыгрался настоящий скандал… Однако скандал этот готовился втайне, и мы, ничего не подозревая, пошли получать призы.



Обстановка была самая торжественная. Королевский яхт-клуб в полном составе собрался в здании старинной таможни, в весовом зале.

Там особо почётным считается, когда призы весят больше призёра. Мне тоже предложили стать на весы, но я столько призов набрал, что решил взвешивать сразу всю команду. Так и встали по росту: мистер Денди, Лом, я и Фукс. А на другой чаше расставили целый посудо-хозяйственный магазин: золотые ушаты, вазы, кубки, стаканы, рюмочки. Потом подсыпали медалей, жетонов, каких-то безделушек. И вот в этот момент, когда чаши весов уравновесились, председатель яхт-клуба стал произносить торжественный спич. Что уж он говорил, не припомню сейчас, но слова были самые тёплые и содержание достойное: «Бескровная победа… лучшие из лучших… пример для молодёжи…»

Я расчувствовался, чуть слезу не пустил.

Но не успел председатель закончить, как поднялся мистер Болдуин.

– А известно ли уважаемому лорду председателю, что призёр, капитан Врунгель, в нарушение неписаной традиции нашего клуба в морском мундире гарцевал на коне? – спросил он и пустил по рукам норвежскую газету с моей фотографией, где я на лошади.

Фотография, как я уже говорил, действительно не вполне приличная для моряка, и я не удивился, когда в зале поднялся ропот. Но гонку-то я всё-таки выиграл, а победителей, как говорится, не судят. В этом смысле и председатель ответил. Шум утих. Я уже думал, что всё обойдётся, но не тут-то было. Не обошлось… Этот Болдуин опять взял слово.

– А известно ли лорду председателю, – продолжал он, – что указанный мистер Врунгель перехватил груз селёдок, адресованный в английские колонии, и что предложенный мистером Врунгелем способ перевозки рыбы наносит ущерб судовладельцам – подданным её величества английской королевы.

Это, знаете, был козырь посильнее фотографии. Традиции традициями, мундир мундиром – это всё, конечно, очень почитается в Англии, но торговые интересы ставятся там несравненно выше. И нет ничего удивительного, что шум в зале усилился. Уже трудно было различать отдельные голоса и реплики, но мистер Болдуин и тут не успокоился. Он возвысил голос и продолжал:

– А известно ли лорду председателю, что указанные селёдки, которые, как было установлено, наносят ущерб английским судовладельцам, по протекции Арчибальда Денди, эсквайра, и при его прямом содействии отстаиваются в адмиралтейских доках её величества? Известно ли, наконец, что указанный Денди, эсквайр, предав забвению долг и честь британца, вступил на путь порока и преступления, пошёл против бога и королевы и с недавних пор является тайным агентом Москвы?..

Ну, знаете, точно бомба взорвалась в таможне. В зале поднялась паника. Одни свистели, другие аплодировали, потом все повскакали с мест, разделились на партии и пошли на сближение с самым угрожающим видом.

Тогда и мистер Денди не выдержал. Спрыгнул с весов и с громким криком налетел на мистера Болдуина. Тут началась всеобщая потасовка. Несдобровать бы нам, но спасли призы. Недаром мы их зарабатывали!

Как только мистер Денди спрыгнул, наша чаша взвилась под самые стропила, и мы оттуда, как из ложи, наблюдали побоище.

А побоище, доложу вам, получилось изрядное. Кругом пыль столбом, треск добротных английских лбов, хруст старинной английской мебели…

Джентльмены разошлись, бьют друг друга по чем попало, весь зал усыпан выбитыми зубами, манжетами, воротниками. Бойцы падают один за другим. Страшное было зрелище!

Вскоре, однако, толпы бойцов поредели, битва утихла, мы спустились по грудам бездыханных тел и направились к выходу. В этот миг мистер Болдуин шевельнулся, тяжело вздохнул.



– А известно ли… – прохрипел он сердито.

Тогда и председатель очнулся, приподнялся на локтях, позвонил в колокольчик.

– Нет, не известно, ничего не известно! – смиренно произнёс он и рухнул замертво.

Снова стало тихо. Мы вышли, вздохнули полной грудью, осмотрелись кругом и побежали на «Беду».

А там подняли якорь, поставили паруса и полным ходом пошли в Портсмут – выручать наш табун.

К счастью, в доки ещё не пришла весть о последних событиях. Нам открыли порты, выпустили селёдок и даже пожелали счастливого плавания. Ну, мы пошли не спеша, а через час на горизонте открылся остров Уайт. Мы обошли его, согнали селёдок поплотнее и, стоя на правом борту, долго смотрели, как тают в тумане низкие берега Англии.



Я ещё не успокоился после пережитых волнений. Лом стоял грустный – что-то он заскучал по берегу. Один Фукс был доволен.

Этот успел-таки схватить с весов золотую цепочку с якорем на конце и теперь разглядывал её, разыскивая пробу.

Скоро, однако, и Фукс расстроился.

– В нашем деле за это бьют подсвечниками, – неожиданно сказал он, плюнул за борт и протянул мне цепочку.

Я осмотрел её и обнаружил причину его недовольства: на цепочке, на крайнем звене, совершенно чётко было выбито: «Завод искусственных драгоценностей «Алхимик». Сделано в Англии».

– Ну что ж, отличная работа и марка солидная, – сказал я, возвращая Фуксу цепочку.

В то же мгновение парус хлопнул у меня за спиной, и не успел я обернуться, как оказался за бортом.

Ослеплённый водой, я беспорядочно замахал руками и неожиданно ухватился за что-то твёрдое. Открыл глаза, вижу – нога, а впереди голова Лома, и Лом тоже держится за ногу, а впереди Фукс. Этот держится за свою цепочку, а цепочка держится за борт «Беды»: зацепилась якорем.