Нет бы уйти майору и отложить свою месть на завтра. Но он вернулся. Его избили ещё раз, уже жестоко, и дважды крепко приложили затылком об бетонную стену. Затем милиционеры вывезли умирающего чекиста на служебной машине в лес, и там выбросили, чтобы имитировать ограбление.
Преступление раскрыли быстро. И в МВД начались чистки.
Так вот запросто в одночасье лопнула легенда и про "дядю Стёпу", и про лозунг — жупел, о том, что "моя милиция меня бережёт".
Но это всё в недалёком будущем, хотя от двух присутствующих сейчас на заседании Политбюро силовиков разве только что искры не летят.
— Есть такое мнение, что стоит посылать всех сомневающихся коммунистов — ревизионистов или ко мне, или в недалёкое, но крайне насыщенное эротическое путешествие, — внезапно услышали взъерошенные соперники на удивление знакомый и характерный говор.
Иосиф Виссарионович стоял у окна, и казалось, вовсе не обращал никакого внимания на толпу видных политических деятелей, усевшихся за длинным столом.
Не дождавшись ответа от коллег по партии, Сталин вытащил трубку, но похлопав себя по карманам, с видимым огорчением убрал её обратно.
— Вы что же, сучье племя, совесть совсем потеряли? Что, кроме Китая и Албании ленинизм — сталинизм больше нигде не в почёте? Вы куда страну отправили? Ладно, на меня вам насрать. Но вы на всё, что мы для страны сделали, большой хрен положили. На всю ту теорию социализма, которую мы с Лениным вам на блюдечке выложили. Если бы не китайские товарищи, которые в семидесятом настояли, чтобы мне на могилу хотя бы бюст поставили, чую, вы бы вообще про меня с Ильичём предпочли забыть. Что, совесть партийную напрочь пропили, таблетками закусывая? Ну, погодите у меня. Потомки пока немного против, но я с ними договорюсь. Чрезвычайной тройкой к вам явимся. С товарищами Берией и Мехлисом, если вы нас на то вынудите. Разговор с вами короткий будет. Это сейчас вы считаете, что у вас всё шито-крыто, а из будущего вы все видны, как тараканы на зеркале.
— А точно из будущего? — просипел со своего места Черненко.
— Вот тля-я-я — невнятно пробормотал вождь всех народов, — Ладно, убогие. Через пять дней, двадцать третьего ноября, Неаполь землетрясение разрушит. Сейчас потомки вам фотографии пришлют, как он будет разрушенный выглядеть. Но после того, как вы в этом убедитесь, чтобы к первому декабря ни одного старше семидесяти лет я в руководстве страной не видел и кандидатуры потомков уже на местах работали. Развели тут геронтократию, а кто из вас за неё ответить готов? Так, чтобы к стенке встать, если что…
Пакет с тремя десятками фотографий тяжело шлёпнулся об столешницу, отвлекая взгляды членов Политбюро от исчезнувшего Сталина.
Глава 23
Глава 23
— Валера, как ты относишься к телевизионному конкурсу Песня Года? — ногами искал я тапки около кровати и вполуха слушал в телефонной трубке воркование Тухманова.
— В этом году никак не отношусь, хотя в прошлом Вашу "Олимпиаду" на отборочном концерте исполнял, — напомнил я композитору свою причастность к конкурсу и к его песне.
— Вот об "Олимпиаде" я бы и хотел поговорить, — после недолгого замешательства продолжил Давид Григорьевич, — Жюри конкурса в этом году внесло песню в список финалистов и я надеюсь, что ты не забыл, как она исполняется.
Как же меня поражает нерасторопность нашего телевидения. Песня реальный хит и уже около года звучит из каждого утюга и пылесоса, а её только сейчас решили включить в состав участников Песни Года. Если кому интересно моё мнение, то Рождественский с Тухмановым ещё в прошлом году с песней "Олимпиада" должны были стать Лауреатами конкурса.
— Когда съёмки передачи и где? — не нашёлся я, что другое спросить у композитора.
Место съёмок финала я уточнял не просто так. Изучив историю конкурса, я был удивлён тем, что в моей истории было время, когда в течение года отборочные туры снимались в столицах союзных республик, а финал однажды и вовсе проходил во дворце спорта "Динамо". И хотя съёмки Песни Года на стадионе состоялись уже во времена перестройки, всё-таки стоило уточнить, где они будут в этот раз.
— Через два дня в Останкино, — послышался ответ.
— Фонограмма будет та же, что и в прошлом году?
— Конечно. На мой взгляд, лучше её уже не сделать.
На сегодняшний день с этим утверждением я, конечно, был готов поспорить, но какой смысл в последний момент менять аранжировки, если люди уже привыкли к звучанию песни именно в том виде, в каком она и была представлена в прошлом году.
У людей есть такая особенность. Как бы ни хороша была какая-то интерпретация уже знакомой песни, но оригинал они всегда воспринимают лучше.
— Завтра утром буду в столице, — пообещал я, — К сценическому костюму есть какие-то требования?
— Если сможешь в одном образе объединить элегантность, молодость и спортивность, я тебе лично коньяк поставлю, — хихикнул в трубку Тухманов.
— Не, я коньяк не пью, — улыбнулся я, представив, как Давид Григорьевич проставляется коньяком, — Он клопами воняет и по статусу мне пока ещё не положен.
— Мой не пахнет, — заверил композитор, — Позвони, как приедешь в Москву.
— Гоша, что у нас на завтрак? — застал я домового на кухне, погружённого в просмотр какого-то видео на ноутбуке.
— Сейчас приготовлю, — сорвался со стула домовёнок и тут же оказался у плиты, — Посмотри пока, что я в интернете нарыл.
"В Итальянском Неаполе вот уже на протяжении нескольких сотен лет католики три раза в год по особым дням вынимают крошечный пузырек с засохшей кровью Святого Януария из его защитной камеры в Королевской часовне Неаполитанского собора и выставляют на всеобщее обозрение толпы. Народ, собравшийся в церкви, с тревогой ждет, когда кровь в пузырьке чудесным образом разжижится. Кровь пребывает в жидком состоянии некоторое время и вновь "высыхает" до следующего важного дня.
Согласно поверьям, если кровь в пузырьке остаётся засохшей, то это признак очень больших бед для Италии или других стран. Легенды гласят, что за последние несколько веков кровь отказывалась разжижаться накануне одиннадцати кровавых революций, трех масштабных засух, двадцати двух массовых эпидемий, четырёх войн, девятнадцати разрушительных землетрясений, а также девяти смертей Пап Римских.
В XX веке чудо не произошло дважды: в тридцать девятом году перед началом Второй мировой войны и в сорок четвёртом перед извержением Везувия.
В восьмидесятом году Чуда Святого Януария не случилось в третий раз за столетие…" — беспристрастным тоном, рассказывал за кадром журналист, а на экране мелькали видеофрагменты и фотографии Неаполя и его окрестностей до и после катаклизма.
Скоро, очень скоро эти же самые кадры, что я сейчас смотрю из интернета будущего, начнут и по телевизору показывать.
— Гоша, нужно заспамить все СМИ мира о предстоящем землетрясении в Южной Италии, — поставил я на паузу архивный видеорепортаж, и легонько ткнул локтем в бок домовёнка, успевшего приготовить мне завтрак и присевшего рядом со мной.
—Неплохо бы, — согласился миньон, оторвав взгляд от монитора, — Не знаю, поверят макаронники или нет, поскольку их, как и Японию, постоянно трясёт, но попробовать можно. Глядишь, итальянцы число жертв сумеют уменьшить. На кого и на что будем ссылаться? На исследования и заключения советских сейсмологов?
— В том-то вся и фишка, что Союз должен остаться в стороне.
— С чего бы это вдруг? — откровенно не понял мой посыл Гоша, — Мы всех предупредим, а сами как бы ни причём?
— Как же тебе объяснить? — почесал я затылок, — Слышал поговорку: то, что знают двое, знает и свинья? О предстоящем катаклизме сейчас известно всему составу Политбюро, а там наверняка "течёт". Что скажет весь мир, когда Неаполь сравняется с землёй, а затем выяснится, что наше правительство знало об этом за несколько дней до катастрофы?
— Решит, что Советы испытали сейсмическое оружие, но что-то пошло не так и вместо полигона где-нибудь на Камчатке, снесло итальянские города, — спокойно рассудил мелкий, — Только это фантастика. А почему ты думаешь, что наши правители сведениями о предстоящем землетрясении не поделятся с макаронниками? Могут в ту же компартию Италии послать предупреждение.
— И как наши коммунисты итальянским коллегам объяснят свои знания о будущей катастрофе? Сам ведь знаешь, что даже в моём времени сейсмология сродни шарлатанству. Все сейсмологи мира молчат, а наши учёные вдруг заявят, что такого-то числа произойдёт землетрясение и сметёт Неаполь с лица Земли.
— В таком случае я бы решил, что у Советов откуда-то появились сведения о предстоящих мировых событиях и потребовал, чтобы эти данные были оглашены всему миру, — заключил Гоша, — Ну, а в случае отказа ввёл бы такие санкции, что несостоявшийся бойкот Олимпиады показался бы коммунистам детским садом. Тут не только противники, тут и все сателлиты в позу встанут.
— Вот чтобы этого не произошло и нужно предупредить итальянцев о надвигающейся катастрофе, сославшись на всех сейсмологов мира, кроме советских, — многозначительно ткнул я пальцем в потолок, — То, что наше руководство страны точно знало о предстоящем катаклизме рано или поздно станет известно за пределами страны и могут возникнуть ненужные вопросы. Когда же об этом будет предупреждён весь мир — это уже совсем другой коленкор получится. В этом случае про наших партийных бонз никто и не вспомнит, даже если они на весь мир начнут трубить, что мы, мол, знали обо всём загодя. Думаю, у них хватит ума не "светить" фотографии с руинами Неаполя, которые мы им предоставили. Так что спамьте с Ганей все новостные ленты от имени разных сейсмических центров мира, а мне в Москву собираться нужно. Ну, а итальянцы пусть сами решают, как быть с предупреждением о будущем землетрясении.
— Что-то я чересчур рьяно принялся за переустройство страны, — пожаловался я Гоше, собираясь в дорогу, — Все личные дела побоку пустил. А если разобраться, с чего бы меня так на изменения пробило. Телевизионные передачи? Так они мне и в моём времени никуда не упирались.