Пусто и тихо в стане мирмидонян. Ворота настежь открыты; не видно ни воинов, ни их боевых коней, только перед воротами расхаживают воины стражи, оставшейся в лагере. Возле палатки Ахиллеса на утоптанном песке стоит ложе Патрокла. Простертое тело героя укрыто белым полотном. Над телом склонилась печальная Фетида.
Богиня целый день провела у ложа. Она с тревогой прислушивалась к неясным звукам, доносившимся с поля битвы.
Наконец издали послышался частый стук колес и копыт – это боевая колесница, могучие кони Ахиллеса! Крики ахейцев встречали ее приближенье. Колесница появилась в воротах стана; сверкнула на солнце медь поручней, вспыхнули яркие блики на щите и шлеме героя. Ахиллес обеими руками поднимал снятые с врага доспехи, чтобы все могли узнать о его победе. Колесница покатилась по лагерю; Автомедон с силой натянул вожжи и остановил колесницу у самого смертного ложа. Ахиллес, окровавленный, страшный, бросил добытые доспехи на руки подбежавшей стражи, а сам спрыгнул на землю и тяжелыми шагами подошел к изголовью Патрокла. Он откинул покров с головы мертвого друга и положил свои кровавые руки на его грудь. Слезы покатились из глаз Ахиллеса; он заговорил глухим голосом:
– Радуйся, Патрокл! Даже сходя в обитель Аида – радуйся! Вот я приволок сюда тело Гектора, твоего убийцы. Я брошу его на растерзанье псам, чтобы отомстить за твою смерть!
Быстро подошел Ахиллес к колеснице, отвязал ремень, которым было привязано бездыханное тело Гектора с кровавой, запекшейся раной на шее. Ахиллес подтащил его к ложу Патрокла и бросил тело на песок.
Ахейцы столпились вокруг ложа, не зная, чему больше дивиться – неистовой злобе Пелида или его безмерной скорби. А безутешный Ахиллес с рыданьем приник к изголовью друга, и мирмидоняне рыдали вместе с ним.
Розовый свет божественной Эос озарил лагерь ахейцев. Отовсюду, со всех углов лагеря, стекались воины в медных латах и шлемах; густые толпы направлялись к мирмидонскому стану. Вдоль лагеря слышался скрип колес, протяжные крики погонщиков. Сильные мулы попарно тащили нагруженные бревнами повозки; концы бревен волочились по песку. Вереница таких упряжек двигалась из лагеря к Сигейскому мысу. Бревна посылал царь Агамемнон для погребального костра. Огромная куча их выросла на берегу моря. Тогда из стана мирмидонян медленно поползло погребальное шествие. Впереди согласным строем катились колесницы; боевые товарищи Патрокла, в сверкающих латах и шлемах, сдерживали горячих коней. За ними друзья несли тело Менетида Патрокла. Голову его поддерживал Ахиллес; он провожал своего друга в обитель Аида. Позади шли пешие дружины мирмидонян, сомкнув щиты и ощетинясь копьями, как на бой. По дороге к ним присоединялись нескончаемые толпы вооруженных ахейцев. Все они хотели почтить павшего героя.
У назначенного места друзья опустили на песок смертное ложе Патрокла. Воины Агамемнона раскатывали длинные бревна и уже кончали складывать громадный костер. Ахиллес остался возле тела. Он вынул нож и обрезал свои длинные кудри. Тяжело вздохнув, он устремил глаза на бурное море и воскликнул:
– Сперхий, священный поток моей далекой родины! Напрасно я обещал с молитвой, что посвящу тебе свои волосы, когда вернусь с полей Илиона! Нет, никогда не принесу я тебе пышной гекатомбы, никогда не увижу милую родину. Пусть же Патрокл унесет кудри Ахиллеса в могилу.
Среди друзей героя, как эхо, прокатилось рыданье, когда Ахиллес положил свои обрезанные волосы в мертвые руки Патрокла. Послышался повелительный голос Агамемнона: вождь приказывал всем ахейцам вернуться в лагерь и оставить Ахиллеса с друзьями у погребального костра.
Побережье опустело. Друзья Ахиллеса стали готовиться к погребенью. Ложе с безжизненным телом подняли наверх, и Ахиллес установил его посредине костра. Друзья героя подтащили к костру окровавленные туши заколотых быков и овец, предназначенных для погребальной жертвы. Ахиллес разбросал туши по всему костру, а срезанными пластами белого жира покрыл тело Патрокла. Вокруг ложа он расставил длинногорлые кувшины с медом и светлым елеем. Затем к Ахиллесу подвели двух его лучших собак и четырех статных коней. Ахиллес сам заколол одного за другим бьющихся в ужасе животных и бросил их на костер. Все это, по обычаю предков, отдавалось умершему герою. Кроме обычных жертв, Ахиллес возложил на костер вокруг тела своего друга трупы двенадцати убитых троянских юношей – их он не пощадил в своем ожесточенье...
Глашатай Ахиллеса, стоя у костра, держал в руках горящий смоляной факел. Солнце уже клонилось к закату, когда Ахиллес, наконец, вымыл окровавленные руки, взял у глашатая факел и, обходя кругом сложенного костра, поджег мелкие сучья. Огонь быстро разгорался и бежал по вздыбленным сучьям; тлели и вспыхивали сухие бревна; над костром заклубился черный дым. Ахиллес встал в отдаленье от палящего пламени и, возливая на землю кубком вино, начал громко молиться ветрам. Он обещал им богатые жертвы и просил их раздуть посильнее погребальное пламя.
Вот резкими порывами налетели ветры; солнце померкло и скрылось за облаками. Это могучий Борей и шумный Зефир примчались, гоня перед собой тяжелые тучи. Волны ринулись на берег, разливаясь по отмели: огонь на костре рванулся ввысь и загудел. Сумерки становились все гуще; наступила мрачная ночь. Всю ночь неистово выли ветры; они раздували погребальный костер великого героя; пламя пожирало сухие бревна. Всю ночь Ахиллес возливал вино на землю вокруг костра и со стоном призывал своего бедного друга.
К утру, когда истлели последние бревна, ветры умчались обратно, в свою пещеру в диких Фракийских горах, и море бушевало под ними.
Когда утихли ветры и стало совсем светло, к костру снова собрались ахейцы. Их встретил Ахиллес.
– Царь Агамемнон и вы, мужи ахейцы, – сказал он, – пора погасить костер. Залейте багряным вином все пространство, где горел костер. Мы соберем драгоценные кости Менетида: их нетрудно найти посреди костра; остальные лежат в стороне. Мать моя Фетида принесла золотой сосуд для их погребенья. Но повремените насыпать над ними высокий курган. Скоро уже и я сойду в обитель Аида; тогда вы сложите мои кости вместе с костями Патрокла и воздвигнете над нами общий курган.
С глубокой печалью выслушали его ахейцы. Золотой сосуд с костями Патрокла укрыли тонкой пеленой и отнесли в палатку Ахиллеса, а на месте костра поставили сруб и засыпали его рыхлой землей. Здесь со временем будет насыпан могильный курган...
Впоследствии долго вспоминали ахейцы состязания, которые устроил Ахиллес в честь умершего Патрокла Менетида. Самые прославленные герои участвовали в них, желая почтить память погибшего Патрокла. В песнях аэды воспевали доблесть участников и щедрость Ахиллеса. Ни один участник, даже побежденный, не ушел без богатого дара.
Сначала Ахиллес вызвал лучших возниц на участие в колесничном беге, который считался главным состязанием. Ахиллес объявил, какие награды он даст победителям. Первому назначалась молодая рабыня, искусная в рукоделье, и вдобавок – новый медный треножник, второму – неукрощенная кобылица из царских табунов; третьему – серебряный рукомойник с вычеканенным узором; четвертому – два таланта золота и последнему – новый кубок. На вызов Ахиллеса вышли пять искуснейших возниц. Первым был укротитель коней Диомед, затем – Менелай; он надеялся не столько на свое искусство, сколько на быстроногих коней; с ними выехали еще двое возниц. Последним присоединился к ним юный сын Нестора – Антилох. Он знал, что его пилосские кони тяжелее других на бегу, но рассчитывал на свое уменье. Искусству править конями он учился у своего отца Нестора, в свое время знаменитого конника.
Пять колесниц выстроились в ряд; возницы разом занесли бичи, разом хлестнули коней и громко крикнули; и разом помчались кони, подымая облака пыли, по ристалищу. Вдали виднелось воткнутое в землю копье – назначенная мета. Вскоре кони по очереди обогнули мету и поскакали обратно. Среди ахейцев поднялись крики и споры; самые пылкие бились об заклад. Но уже всем было ясно, кто победитель: вперед вынеслись жеребцы Диомеда. Они летели, расстилаясь по полю, и далеко опередили всех остальных. Вторым мчался Менелай; изо всех сил он погонял своих легконогих кобылиц. За ним неслись не отставая кони Антилоха. Вдруг, на ухабистой части дороги, Антилох диким криком и ударами стал понукать своих коней; они вырвались вперед, сравнялись с конями Менелая. Спартанский царь видел, что на первом же ухабе колесница его будет опрокинута. Поневоле он придержал коней и пропустил вперед юного возницу. Торжествующий Антилох проскакал мимо Атрида, не обращая внимания на его гневные жесты.
Восторженные крики встретили первого победителя. Диомед остановил колесницу и спрыгнул на землю. Друзья поспешили к нему навстречу и приняли за него первую награду, а сам он стал распрягать вспененных коней.
Одновременно пригнали свои колесницы оба соперника; впереди Антилох, сразу же за ним Менелай. Антилох уже готовился принять от Ахиллеса вторую награду, но тут с гневными словами выступил вперед оскорбленный Менелай.
– Ты, Антилох, только хитростью оттеснил моих коней и помрачил мою славу! Твои кони несравненно слабее моих. Я требую, чтобы ты поступил по обычаю: возьми в руки бич и, касаясь бичом своих коней, поклянись конеборцем Посейдоном, что неумышленно задержал мою колесницу!
Умный Антилох кротко ответил раздраженному герою:
– Не сердись, светлый Атрид! Ты знаешь, что молодость часто поступает опрометчиво. Ты выше меня и летами и доблестью; смягчи свое сердце, Менелай, я отдаю тебе мою награду – кобылицу. Я отдал бы тебе все, что имею, лишь бы ты не считал меня бесчестным!
Менелай смягчился и благосклонно ответил юноше:
– Я верю тебе, Антилох. Я верю, что ты, всегда столь рассудительный, увлекся порывом молодости. Я прощаю тебя и уступаю тебе свою награду. Пусть никто не упрекнет меня в надменности.
И Менелай передал кобылицу другу Антилоха, а сам взял серебряный рукомойник.
Ахиллес предложил новые награды – за состязание в борьбе: победителю – большой медный треножник, еще не бывший в огне; для побежденного он вывел за руку молодую рабыню-рукодельницу. Ахейцы осмотрели награды и оценили их: треножник – в двенадцать волов, а рабыню – в четыре вола; прекрасные награды!
На вызов Ахиллеса немедленно встал могучий Аякс Теламонид; против него, к общему удивлению, вышел хитроумный Одиссей. Все знали его силу, но все же с сомнением смотрели, как сходились оба борца. Несмотря на свои широкие плечи и крутые мышцы, Одиссей был ниже и меньше своего противника.
Скинув одежду, борцы обхватили друг друга крепкими руками; захрустели спинные хребты, крупный пот заструился по их телам; на боках и спине отпечатались багровые полосы. Наконец Аякс с силой поднял Одиссея на воздух, но итакийский вождь ловко ударил противника пяткой сзади под колено. Аякс упал навзничь; Одиссей упал сверху. Во второй схватке Одиссей также попытался поднять огромного Аякса, но только повалил вместе с собой на землю. Они схватились бы и в третий раз, но Ахиллес остановил их. Он признал их силы равными и присудил им равные награды – одинаковые медные треножники.
Затем Ахиллес предложил награды за состязание в беге – всего три награды: первую – изящную серебряную чашу финикийской работы, вторую – откормленного вола и третью – полталанта золота. Встали быстрейшие из ахейцев: быстроногий Аякс Локрийский, Одиссей и Антилох, который не раз побеждал в беге других юношей. Ахиллес указал им далекую мету; герои помчались. Впереди бежал маленький Аякс; Одиссей следовал за ним по пятам, дыша ему в затылок; так они обогнали мету. Они бежали быстро и ровно почти до конца, но тут Одиссей взмолился Афине:
– Услышь меня, дочь громовержца, даруй мне победу!
И, как видно, Афина услышала мольбу своего любимца: Аякс поскользнулся на бегу и упал лицом и руками в грязь. Одиссей примчался первым и подхватил чашу – свою награду. Аякс прибежал следом. Часто дыша и счищая с лица грязь, он говорил смеющимся ахейцам:
– Это Афина повредила мне ноги, друзья! Она всегда приходит на помощь Одиссею!
Антилох прибежал последним. Он взял свое золото и с улыбкой признал превосходство старших товарищей.
Ахиллес вынес тяжелый железный диск и предложил его в награду лучшему метателю диска. Немедленно вышли могучий Эпеос, Аякс Теламонид и еще два сильных воина. Аякс метал третьим. Его диск упал дальше двух первых, и герой уже считал себя победителем. В метании диска он не встречал себе равных. Но тут выступил четвертый, Полипет, простой воин, мало известный своими подвигами. Он подхватил тяжелый диск и метнул его дальше, чем кто-либо мог ожидать. Ахейцы вскричали и толпой бросились к диску. Диск Полипета оставил позади знаки Аякса. Обрадованные друзья Полипета приняли его награду.
Тем временем Ахиллес вынес награду для лучших стрелков из лука: десять двуострых топоров из темного железа и десять простых топоров. Он установил на песке цель – мачту корабля; на вершине мачты он привязал голубку и сказал:
– Кто попадет в голубку, унесет с собою двуострые топоры, кто перервет только шнур, тот как побежденный получит топоры простые.
Встал Тевкр Теламонид, брат Аякса, знаменитый лучник; за ним поднялся Мерион, критянин, сподвижник критского царя Идоменея. Тевкру выпал жребий стрелять первым. Он натянул лук и, прицелившись, послал стрелу. Но, видно, великий стрелок не пообещал принести гекатомбу стреловержцу Аполлону, и раздраженный бог помешал ему попасть в птицу. Стрела только пересекла шнурок у самой ноги; освобожденная голубка встрепенулась и взлетела, трепеща крыльями. Мерион быстро выхватил лук из рук опечаленного Тевкра, наложил приготовленную стрелу и, призвав Аполлона, выстрелил в кружащуюся птицу. Все видели, что стрела ударила птицу под крыло; голубка тотчас опустилась обратно на мачту. Затем голова ее поникла, крылья распустились, и она упала мертвая с мачты на землю. Все изумлялись выстрелу Мериона. Победитель же взял двуострые топоры и понес их к своему кораблю, оставив простые топоры Тевкру.
Тогда Ахиллес вынес длинное копье и последнюю награду, назначенную для метателей копья, – серебряный рукомойник, украшенный пышным узором. Вышли могучие копьеносцы: пространнодержавный Атрид Агамемнон и Мерион, только что победивший в стрельбе из лука. Но Ахиллес не захотел, чтобы гордый Атрид, который накануне был ранен в руку, рисковал потерпеть поражение. На тризне были бы неуместны раздоры или обиды. Поэтому он встал между соперниками и сказал:
– Царь Агамемнон, мы все знаем, насколько ты превосходишь всех ахейцев в метании копья. Прими, Атрид, награду, а копье отдадим герою Мериону, если ты согласен.
Агамемнон не противился, и Ахиллес вручил копье Мериону, а глашатай Агамемнона отнес рукомойник в палатку вождя.
Так закончились состязания героев в память Патрокла.
Глубоким сном забылись усталые ахейцы. Только у сторожевых костров сидели вооруженные воины. Но и они дремали, опустив голову на колени. Нечего было бояться нападения врага. Бездыханное тело троянского вождя лежало на песке в стане мирмидонян, и собаки тоскливо выли над ним, нарушая тишину ночи.
Во всем лагере не спал один только Ахиллес. Герой беспокойно ворочался на своем мягком ложе. Он то ложился на спину и закрывал глаза, стараясь заснуть, то садился, обхватив голову руками, и горестно стонал, вспоминая утраченного Патрокла, его мужество, его возвышенную душу, его дружелюбные речи. Потом он вдруг начинал прислушиваться к вою собак. Он знал, что собаки собирались вокруг мертвого Гектора, но не смели подойти к нему: возле тела убитого героя они видели бога, незримого для людей. Аполлон оберегал тело троянского вождя и не давал коснуться его ни тлению, ни свирепым псам. Даже глубокая рана закрылась на теле убитого.
Пелид думал о том, что каждое утро он волочит тело мертвого врага вокруг праха Патрокла, но не чувствует в своем сердце утешения и покоя. Месть не дает ему радости. Никто не говорит ему ни слова, но он чувствует, что все порицают его за неистовое надругательство над убитым. Ему и самому немило больше это жестокое дело, но как отказаться от него? Он поклялся над телом Патрокла отомстить за него полной мерой.
И, снова поворачиваясь на ложе, Ахиллес стонет: Патрокла нет, сам он выполнил все, что обещал. Что же делать дальше?
Вдруг Ахиллес приподнялся и сел на ложе: ему послышался шум шагов в сенях палатки. При неровном свете факела, прикрепленного к стене, он увидел вошедшего. Это был не знакомый ему старик с измученным и печальным лицом. С изумлением смотрел на него Ахиллес, а старик, подойдя к нему, упал на колени и схватил его руки.
Герой почувствовал на своих руках прикосновенье дрожащих губ старца и капли горячих слез. Старец заговорил:
– Вспомни своего отца, богоравный Ахиллес! Он, как и я, стоит на пороге скорбной старости. Но, по крайней мере, он знает, что ты жив, и надеется увидеть милого сына. Я же – несчастнейший из смертных. Пятьдесят сыновей было у меня, и многие из них уже погибли в этой истребительной войне. Один из них, славнейший, был нашей опорой и твердыней, но ты убил его, моего Гектора! Ради него я пришел сюда. Я привез тебе богатый выкуп. О храбрейший из героев! Сжалься над моим несчастьем! Я испытываю то, чего не испытывал смертный: я целую руки, убившие моего сына!
Ахиллес тихонько отстранил от себя рыдавшего старца. Вид этой седой головы, склонившейся у его ног, глубоко потряс героя. Он встал и поднял старца за руку.
– Несчастный, – сказал он, – как ты решился явиться сюда? Видно, у тебя в груди железное сердце! Но успокойся, сядь, Дарданион! Как мы ни грустны, заставим замолчать нашу горесть. Человек осужден жить в горе, одни боги беспечальны. Утешь свое сердце: я вижу, что должен вернуть тебе сына. Такова, видно, воля богов. Без их помощи ты не смог бы беспрепятственно миновать стражу, пройти к моей палатке и так легко отодвинуть тяжелые засовы. Подожди меня здесь!
И Ахиллес вышел из палатки в темноту ночи. Перед палаткой стояла колесница Приама и повозка, запряженная мулами. Возле них неясно белела фигура человека – это был глашатай, спутник Приама. Ахиллес велел ему идти в палатку, а сам разбудил Автомедона и еще одного из своих соратников. Втроем они выгрузили из повозки выкуп, о котором говорил Приам: тут было золото, чеканные кубки и блюда, тяжелые медные треножники, множество ковров и всяких тканей, – телу великого героя приличествовал богатый выкуп. Воины разбудили испуганных рабынь и велели им омыть мертвого Гектора, умастить его елеем и одеть в тонкие одежды. Тело героя уложили на устланное тканями ложе и подняли на повозку. Тогда Ахиллес вернулся в палатку и обратился к Приаму:
– Сын твой возвращен тебе, божественный старец; он уже убран и лежит в повозке.
Увидя слезы на морщинистых щеках Приама, Ахиллес поспешно добавил:
– Удержись от слез, Дарданион, у тебя будет еще время оплакать сына, когда ты вернешься в Трою. Теперь же раздели со мною трапезу: и в самом горе мы не должны забывать о пище.
С помощью Автомедона Ахиллес заколол белорунную овцу, развел огонь и стал жарить мясо на вертеле. Автомедон придвинул стол, поставил хлеб в корзинах и кубки с вином. Ахиллес разделил мясо и сел напротив Приама. Когда они насытились пищей и питьем, Ахиллес спросил:
– Скажи откровенно, Дарданид, сколько дней нужно тебе для погребенья твоего знаменитого сына? Столько дней я не вступлю в битву и удержу от битвы ахейские войска.
– Ты окажешь мне этим величайшую милость, – ответил Приам. – Ты знаешь, что лес от нас далеко, в горах. Мне нужно девять дней, чтобы приготовить все для погребенья и оплакать сына; на десятый день мы должны совершить сожженье, на одиннадцатый – насыпать курган. На двенадцатый день мы можем возобновить битву, если это неизбежно.
Ахиллес отвечал:
– Пусть будет по-твоему, богоравный старец. Я прекращу войну на столько времени, на сколько ты просишь.
И, ласково пожав руку Приама, Ахиллес отпустил его.
По улицам и площадям Трои слышались вопли и причитанья: троянцы оплакивали своего Гектора. В доме Приама на пышно убранном ложе покоилось тело героя. Подле него стояли певцы, начинатели плача. Скорбными голосами они пели погребальные песни. Женщины в черных одеждах с горькими стонами толпились вокруг ложа.
Первая подняла плач Андромаха, молодая жена Гектора. Она обнимала обеими руками голову убитого мужа и причитала:
– Рано погиб ты, мой цветущий супруг, рано покинул меня вдовою! Пал ты, защитник Трои. Что будет теперь с нами? Увы, все жены и дети троянцев плачут о тебе, Гектор. Но мне ты оставил жесточайшую скорбь: умирая, ты не мог даже проститься со мной, не мог сказать мне прощального слова, которое я бы вечно вспоминала, дни и ночи обливаясь слезами!
Так причитала Андромаха, и с нею рыдали все троянки. За нею подымает плач престарелая Гекуба:
– Гектор, из всех моих детей самый дорогой моему сердцу! Погубил тебя жестокий Ахиллес и надругался над твоим безжизненным телом. Но боги не позволили ему оставить тебя без погребенья. И вот лежишь ты у меня в доме, тихий и светлый, как будто спишь. Но не слышишь ты моих слов, не видишь моего горя...
Рыдает Гекуба, и общий плач отвечает ее рыданьям.
Третьей подымает горестный плач Елена Аргивская:
– Гектор, самый мне близкий из братьев моего мужа! О тебе и о себе я плачу, несчастная. Троянцы ненавидят меня и считают виновницей их бед. Ты же всегда заступался за меня и каждого, кто укорял меня, умел вразумить кротким словом. Но тебя не стало, и во всем Илионе не осталось у меня друга и утешителя. Вот почему плачу я о тебе, Гектор, и нет конца моей печали...
Так стонала Елена, и общий стон был ей ответом.
А с холмов лесистой Иды уже свозили сухие деревья для погребального костра, сгоняли быков и овец, готовили сосуды с вином для погребенья; несли золотой сосуд для благородных костей Приамида. Вооруженные воины собирались на площади, чтобы проститься с вождем Илиона.
Так погребали троянцы великого Гектора.