– Вера, позволь представить тебе родителей твоего ильмира, – сказал Квазик и назвал два труднопроизносимых имени, в которых Вера запомнила только окончание: эти представители рода имели уровень дел.
– Здравствуйте, – кивнула Вера, и ей кивнули в ответ.
Родители Тана волосы имели каштановые, а глаза были сине-черные у женщины и темно-серые у мужчины. Рога и хвосты в комплекте, а печать большого ума еще не изменила лица: их черты были точеными, клыки малозаметными, полосок на лице мало, черными узорами больше покрыты руки.
– Извини, что мы без личин, но глава рода сказал, что ты предпочитаешь видеть истинные облики, – сказала женщина, явно чувствующая себя неудобно с ничем не прикрытым лицом.
– О, если вам самим комфортнее в личине, то я совсем не против, – смущенно заверила Вера, чувствуя себя тираном, лишившим даму законного права на косметику.
– Спасибо, – бледно улыбнулась хранительница и обзавелась не родным, но прекрасным, большеглазым личиком, лишившись при этом хвоста и рогов.
«Какая болезненная зависимость от чужого мнения о прекрасном, – подивилась Вера. – Они же отдельная раса, так зачем маскируются под людей? По идее, им следовало бы гордиться своими ярко выраженными доказательствами ума и образованности. У них щелкнуть крепким хвостом – это как у нас махнуть красным дипломом, так зачем его прятать?»
– Ты действительно планируешь остаться с Таном… на длительное время? – спросил мужчина, сохранивший свое истинное лицо.
– Для начала я планирую с ним познакомиться, – сдержано улыбнулась Вера.
– Тогда не обнадеживай его, пока не будешь абсолютно уверена, – попросил мужчина.
– О, он хороший мальчик, я убеждена – вы с ним отлично поладите и сойдетесь характерами, как мы с мужем, – затараторила хранительница и кивнула супругу. Тот сделал пасс руками и в гостевой зале появился тот самый юноша, которого видела (как казалось – давным-давно, хоть в реальности прошло лишь несколько циклов) в стерео-трансляции Вера.
Молодой синеглазый красавец из ее видения на Земле восторженно посмотрел на Веру, воодушевленно воскликнул: «Как я рад тебя видеть!», бросился к ней, подхватил ее на руки и в эйфории закружил по залу.
Ой-ей-ей! Вот только не говорите, что ее пустые, злые размышления о страсти с первого взгляда вдруг реализовались, да еще и в одностороннем порядке: у нее этот красавчик никакого восторга не вызывал, и радости от встречи она отнюдь не испытывала!
Ошеломленная натиском Вера забилась в его крепких руках, пискнула «Квазик!», но никто не отозвался. Прекрасный принц носил ее на руках, а единственное, о чем думала несчастная жертва межмировых договоров – как избавиться от такого «счастья». Беглый осмотр местности подтвердил мрачнейшие предположения Веры – все другие хранители коварно бросили ее наедине с незнакомым ильмиром.
Глава 2. Принц для бабушки
– Пусти! – буркнула Вера, и ее поставили на пол.
Верин ильмир хвоста и рогов не имел и был в точности таким, как она запомнила: неправдоподобно прекрасен, каштановые локоны (как у родителей), чистые синие огромные глаза (наверняка, как были в молодости у матери), идеальное лицо (не искаженное интеллектом). Наибольшие подозрения у Веры вызвали глаза: такой светлый, простодушный и бесхитростный взгляд она видела либо у младенцев, либо у самых отпетых мошенников, которых по Москве гуляет немало, и в бухгалтерский бизнес они наведываются часто (пожалуй, именно таким мог бы быть взгляд Остапа Бендера). Ясно, что оба варианта мало годились на роль отца и мужа.
– Ты мой ильмир? – прямо и членораздельно спросила Вера, коря себя за то, что ни разу не задала этот простейший прямой вопрос Квазику – скольких неясностей она могла бы тогда избежать! Пора ей перестать изображать из себя великого отгадчика значений всех слов хранителей, а спрашивать их обо всем четко и прямо. И не полагаться впредь на свои «очевидные» предположения и выводы!
– Да, – просиял белозубой улыбкой парень. – Меня зовут Тан.
Клыков у него во рту не было, но этот факт почему-то не обрадовал Веру, а напротив – еще сильнее насторожил.
Чем страшнее – тем умнее, а чем прекрасней – тем…?
Напрашивающаяся рифма «дурнее» Вере совсем не нравилась.
– А ты меня не запомнила? Я тебя сразу запомнил – ты стояла с двумя пакетами и смотрела на меня совершенно круглыми глазами. Я тогда еще удивился – зачем сильфиде пакеты, почему у нее такой старый вид и куда делись крылья? – зачастил Тан. – А потом глава рода сообщил, что мне досталась низшая человечка, и я вначале расстроился, но ребята сказали, что это ничего, может и лучше, что не сильфида, сильфид-то еще много будет. – Тут Тан запнулся, ему хватило совести немного покраснеть и виновато покоситься на Веру, но чувство неловкости быстро покинуло парня, и он продолжил: – Ты хорошо лицо омолодила, мелкие складочки на нем выглядели странно, а теперь – все красиво. А почему ты не в том наряде, что по стерео вчера показывали? Тот прикид круче, знаешь, как все ребята в группе завидовали, что мне такая клёвая низшая человечка досталась! Веселая, главу моего рода не боится, а его, вообще-то, даже я побаиваюсь, хоть я и племянник. Слушай, с кем ты вчера в открытом космосе в догонялки играла? Сама этот круглый мячик вообразила? Он такой увертливый был потому, что полуразумный? А как ты сумела его полуразумным сделать, если ты не творец миров? Про творцов миров у нас еще лекций не было. Так что это за шарик у тебя был?
– Это была Мими в скафандре, – чудом выдавила из себя внятный ответ потрясенная Вера. Что за странные речи?!
– Мими?! Настоящая Мими?! – Тан закрутил руками, показывая нечто круглое.
– Настоящая. Серая, пушистая, с золотистыми глазками, – ответила Вера, стараясь спокойно во всем разобраться. Вот сейчас она все поймет. Еще миг – и все станет нормально и понятно…
– Круто! – выдохнул Тан и восхищенно уставился на Веру, как фанат на рок-звезду, хлопая длинными черными ресницами, оттенявшими дивный глубокий цвет его прекрасных глаз.
– Слушай, Тан, а в парколе как учатся? Сколько лет?
– Что значит лет? – пожал плечами Тан. – Каждая группа занимается четыре арта, а потом переходит на следующий этап.
Вера тряхнула лингвой и перевела так: в каждом классе хранители учатся два человеческих года. Лингва сообщила, что всего в парколе двадцать этапов, то есть учатся в этой школе примерно сорок земных лет. Потом идут индивидуальные факультативы и различные специализации, это уже типа нашего института.
– А с какого возраста берут в паркол?
– С возраста ста пятидесяти артов, как только закончится физическое развитие.
– То есть, с семидесяти пяти лет, – вслух подсчитала Вера.
В переводе на земную человеческую жизнь это где-то четырнадцать лет должно быть. Гм-м, физическое развитие в этом возрасте закончится, а умственное только начнется? Хотя лингва сообщает, что до паркола юные хранители учатся в обычной школе, где получают основные сведения о Вселенной, учатся читать, писать, изучают общие науки, а в парколе уже начинают приобретать знания и умения, необходимые им как хранителям миров, то есть паркол – это скорее не школа, а профессиональное училище.
– А у тебя где занятия проходят? Я не заметила тебя на первом этаже, мы стояли там возле лабораторий…
– Нам еще нельзя в лаборатории, мы на третьем этаже в правом крыле занимаемся – там самые безопасные помещения, – покачал головой Тан.
– И в каком же ты классе? Я хочу спросить – ты на каком этапе обучения? – вкрадчиво спросила Вера.
– На третьем. Мы пока не сдавали экзамен на первую ступень, поэтому я еще красивый. Ну что, я тебе нравлюсь? – потормошил Веру ильмир.
Боженьки, ее действительно сватают за паренька-малолетку?!! Это для него изначальная материя Веру выбрала?? Дурища их изначальная материя, вот кто! Разумности в ней ни на грош нет, в этой изначальной материи!
– Угу, – на автомате откликнулась впавшая в ступор Вера. Что там насчет договора? Если не выполнишь – рассыплешься на кванты? Другие варианты есть?! Потому что такой ильмир – вообще не вариант, Вера Ивановна Птичкина педофилией никогда не страдала. – Сколько тебе лет? Артов?
– Сто шестьдесят артов. По-твоему получается – восемьдесят лет, я верно понял? Мне пять последних артов ильмиру выбрать не могли – изначальная материя не отвечала на запросы главы.
Этому пареньку восемьдесят земных лет? Н-да, ребенком его не назовешь, но для него это всего шестая часть жизни, даже меньше, то есть как она и прикидывала раньше: пятнадцать-шестнадцать земных лет. Верно она тогда прикидывала, где-то на такой возраст он себя и ведет сейчас. Максимум, сколько ему можно дать – семнадцать, как учащимся первых курсов профессиональных училищ на Земле.
– А тебе сколько лет? – полюбопытствовал Верин ильмир.
– Это смотря с какой стороны посмотреть, – пробормотала Вера, чувствовавшая себя сейчас самой настоящей старенькой бабушкой, даже более старой, чем чувствовала в тот момент, когда Ванечка впервые назвал ее «ба».
– Я узнал, что у тебя на планете жизнь людей короткая, ты, наверное, взрослая была – там, у себя?
– Пожалуй, что так, – вздохнула Вера.
– А почему ты вздыхаешь? Ты можешь еще моложе стать, и в свой мир вернешься такой же молодой и красивой – считай, у тебя будет вторая жизнь, это же здорово!
«Мне и с первой жизнью никак не разобраться, а он про вторую толкует», – усмехнулась Вера.
Она смотрела на удивительно красивого и довольного жизнью паренька и решительно не знала, о чем с ним разговаривать. Он же фактически младше ее дочери! Чем интересовалась Люда три года тому назад?
– Чем ты занимаешься в свободное от учебы время? – спросила Вера.
– Учеба оставляет очень мало свободного времени, – недовольно фыркнул Тан. – Нам домашнего задания задают – ого-го! Все вечера в учебных классах просиживаем.
По мере рассказа Тана Вера узнала, что в парколе молодые хранители живут, как в интернате: десять циклов находятся в нем постоянно, ночуют тут, у каждой группы свои помещения, а домой их отпускают только на три цикла, после чего они снова возвращаются в паркол, а длительные каникулы лишь после окончания очередного этапа обучения.