Сидни ожидает, скрестив руки на груди.
— Ты ведь помнишь Джули, — говорит миссис Эдвардс.
Виктория мимоходом обнимает девушку и в процессе встречается взглядом с Сидни. Сидни улыбается и делает шаг вперед, протягивая ей руку.
— Меня зовут Сидни Скляр, — говорит она.
— Сидни здесь ради Джули, — быстро произносит миссис Эдвардс, демонстрируя ошеломляющую бесцеремонность, которую мистер Эдвардс тут же стремится загладить.
— Ради всех нас, я надеюсь, — говорит он.
Миссис Эдвардс этого как будто не слышит. Воцарившееся на мгновение неловкое молчание нарушает вовремя подоспевший Бен.
— Я отнесу это наверх, — говорит он, показывая на сумку Виктории.
«Куда именно?» — думает Сидни.
Виктория бормочет невнятные извинения и выскальзывает из окружившей ее толпы. Хоть она и согласилась ехать на автобусе, но, судя по всему, не смогла воспользоваться предоставляемыми этим видом транспорта удобствами.
Из расположенной рядом ванной комнаты доносятся журчание, отчетливый вздох облегчения и шорох разматываемого рулона туалетной бумаги. Чтобы заглушить эти звуки, мистер Эдвардс откашливается, а затем сморкается в белый носовой платок, который всегда носит в заднем кармане брюк.
— А вы быстро доехали, — обращается он к Джеффу.
Сидни обнаружила прискорбную акустику ванной комнаты на первом этаже вскоре после приезда к Эдвардсам и с тех пор тщательно избегала пользоваться ею.
Когда Виктория возвращается к собравшимся, она застенчиво улыбается. Она направляется к двери, ведущей на веранду. Джефф идет за ней.
— Бог ты мой! — восклицает она, восхищаясь видом, который, должно быть, видела уже тысячу раз.
Стоя в прихожей, Венди и Арт, а также миссис Эдвардс изучают узкую спину Виктории.
— Она прелестна, — говорит Венди.
— Красотка, — соглашается Арт.
— Мы с Марком надеемся, что либо на этих выходных, либо на следующих… — доверительно шепчет миссис Эдвардс.
— Помолвка? — интересуется Арт.
— Правда? — изумленно спрашивает Джули.
Миссис Эдвардс бросает встревоженный взгляд на дочь, о присутствии которой, видимо, забыла. Она прижимает палец к губам, призывая Джули к неразглашению тайны.
Сидни тоже не может оторвать глаз от прелестной женщины в дверном проеме. Что может не нравиться в Виктории? Или, скорее, в Вики, которая нисколько не напоминает свое компьютерное изображение, несмотря на многочисленные поправки. Виртуального художника придется уволить.
Мистер Эдвардс провозглашает, что стол будет накрыт на веранде. Он удаляется на кухню, и Сидни охотно к нему присоединяется. Похоже, мистеру Эдвардсу нравится процесс приготовления пищи со всеми сопутствующими подводными камнями. Это искусство он освоил сравнительно недавно. Ее отец в Трое никогда не появлялся на кухне.
Закончив чистить клубнику, Сидни предлагает накрыть на стол, что подразумевает перетаскивание гор тарелок, стаканов и серебряных столовых приборов на круглый тиковый стол в углу веранды. Приходится иметь дело с коварной сетчатой дверью, которая норовит зацепиться за ее щиколотку. И очень важно удержать салфетки, не позволив им разлететься на свежем морском ветру.
Во время последней ходки Сидни обнаруживает, что Бен, Виктория и Джефф уже сидят на тяжелых тиковых стульях вокруг стола.
— Тебе помочь? — спрашивает Виктория.
— Спасибо, я уже закончила, — говорит Сидни.
— Тогда присоединяйся к нам, — приглашает Бен.
Сидни встречается глазами с Джеффом. Приглашение или предостережение? Прежде чем она успевает понять, момент уже упущен.
Сидни садится, хотя ей и не нравится такая арифметика. Джефф и Виктория, Бен и Сидни. Она жаждет вторжения хотя бы еще одного человека, пусть даже миссис Эдвардс (может быть, особенно миссис Эдвардс с ее талантом делать из Сидни невидимку), чтобы изменить это уравнение.
С момента прибытия Виктории Сидни отдает себе отчет в смене конфигураций. Миссис Эдвардс со сцепленными на груди руками, слегка отклонившись назад, преподносит Викторию, как если бы эта молодая женщина приходилась дальней родней королевской династии. Мистер Эдвардс небрежно обнимает за плечи Джули. Джефф сдержан, не похоже, чтобы он стремился быть поближе к своей девушке, касаться ее (может быть, они страстно целовались в «ленд ровере» по дороге с автобусной остановки). Бен с диетической колой в руке примостился на ступеньках лестницы и сверху наблюдает за происходящим.
Из-за яркого солнца темные очки являются необходимым аксессуаром во время ленча на веранде. Вся семья инкогнито. Сандвичи, которые подает мистер Эдвардс, божественны — сочетание моцареллы, помидоров, базилика и оливкового масла между ломтиками хрустящего хлеба. Миссис Эдвардс смотрит на бутерброды, которые кладет на ее тарелку супруг, как будто вопрошая: «И что я должна с этим делать?» Вне всякого сомнения, ей очень хочется разделить ломтики хлеба и выскрести только сыр, но она не может себе этого позволить в такой изысканной компании. Только не в присутствии Виктории.
Виктория уверенно поддерживает разговор о бейсболе, об острой миелоидной лейкемии и обанкротившемся ресторане на Сейнт-Ботольф-стрит. Бен заметно приободряется при упоминании о возможном появлении на рынке нового объекта недвижимости.
Сидни через стол наблюдает за Джули. Девушка выглядит подавленной. Возможно, она видит в Виктории женщину, которой ей никогда не стать. Может быть, она недовольна тем, что кто-то предъявляет права на ее брата. Или все дело в том, что она уже представляет, как все разбегаются по своим делам, так и не взяв ее с собой? Сидни решает после ленча пригласить девушку на прогулку.
Сидни редко прямо говорят о намечающихся в семье мероприятиях. Предполагается, что она сама сделает выводы, собрав в течение дня достаточно информации: глядя на дополнительные пакеты с продуктами на кухонном столе, из обрывков разговоров или еще более тонких намеков (таких, как второй душ миссис Эдвардс в три часа, чтобы к вечернему застолью у нее были свежевымытые волосы).
Сегодня за ленчем упоминаются две дополнительные бутылки «Шираза» к обеду. Ведется дискуссия относительно силы ветра и возможности принимать гостей на веранде. Фразы вроде «Феррис не пьет», «Марисса любит “Пеллегрино”», «Клэр сказала, что Уилл все-таки придет» позволяют Сидни остановиться на числе тринадцать задолго до того, как она за три часа до назначенного времени проходит через столовую. Стол замысловато накрыт (стаканы из вытравленного стекла, разнокалиберный древнекитайский фарфор, салфетки и скатерти из дамасского шелка и другие находки с Эмпории) именно на это количество персон.
Виктория изящным движением вытирает губы и хвалит ленч. Она, Джефф и Бен собираются играть в теннис. Джефф приглашает также и Сидни, но она уклоняется, ссылаясь на то, что отвратительно играет в теннис. Это утверждение недалеко от истины, но на самом деле ее опять не устраивает арифметика.
— Я пойду, — как всегда, приходит на выручку мистер Эдвардс.
Таланты взвешиваются и измеряются. Бен и мистер Эдвардс будут играть против Вики и Джеффа. Из этого Сидни делает вывод, что Бен — самый сильный игрок в компании.
Сидни моет посуду не чаще, чем раз в день. Это правило она установила сама и никогда его не нарушает, даже в таких жутких ситуациях, как в первую пятницу после своего приезда. Тогда импровизированная коктейль-вечеринка потребовала почти тридцать бокалов и десертных тарелок, не считая четырех покрытых засохшим сыром противней, на которых мистер Эдвардс спешно запекал гренки. Сидни в тот день уже выгружала и перезагружала посудомоечную машину, поэтому просто удалилась в свою комнату слушать по радио репортаж о матче «Сокс». Сегодня она совершает похожий маневр, зная, что от нее потребуется серьезная помощь после вечернего приема пищи. Она готова помогать, но в пределах разумного.
Сидни заходит к себе в комнату, прикрывает дверь, и внезапно на нее наваливается тоска по Дэниелу. Это простое действие с новой силой напоминает ей, что именно она потеряла. Ожидание нормальной жизни. Отсутствие депрессии во время стремительно приближающегося мертвого времени. Отсрочка необходимости перестраивать свое будущее, входить в на удивление другие миры — в жизнь незнакомых ей людей. Она прижимает ладонь к животу, который, похоже, принял на себя всю тяжесть удара.
Сидни вспоминает, как они с Дэниелом любили лежать вместе, отдыхая после любовных игр, ее белая нога проскальзывала между его ног, как будто их конечности были изначально предназначены именно для этой цели. Как Дэниел не мог пройти через комнату, не взглянув ей в лицо. Каким измочаленным он приходил домой после дежурства. Как начинал искать ее по всем комнатам, потому что только ее вид мог вернуть его к нормальной жизни.
Ощущение утраты проходит, оставив после себя лишь желание не оставаться в одиночестве. Сидни подходит к комоду с зеркалом. У нее было две свадьбы, одна в церкви, другая в синагоге. На одной ее мать плакала от счастья, на другой отец с трудом скрывал свое удовлетворение. Вне всякого сомнения, желать большего не может ни одна женщина. Она не должна жадничать и, пожалуй, даже смешить людей, устраивая еще одну свадьбу. Она не имеет права на белое платье, подарки, торжественный прием. Так значит, для нее все кончено? Все позади? И если это действительно так, что ей делать со своей жизнью? Стать врачом? Способна ли она сдать вступительные экзамены? Может ли она научиться летать?
На столе в углу гостиной рассыпаны пазлы. Джули склонилась над тысячей деталей. Честно говоря, Сидни терпеть не может пазлы. Чувство неудовлетворенности и доводящее до головной боли сознание того, что ей больше нечем заняться, разочарование в конце, когда оказывается, что перед ней вовсе не Боннар или Матисс, а какой-то слащавый пейзаж в стиле Томаса Кинкейда. (Отупляющая скука летних дней, проведенных на цементных ступеньках перед домом в Трое, классики и скакалка себя исчерпали, сдача, оставшаяся у нее после похода в магазин на углу, уже потрачена. Середина дня, мертвое время. Подруга Келли жалуется на жару, мать отдыхает наверху. В общественном бассейне скользко под ногами, Келли ни за что туда не пойдет.