М а н с у р. Пишу иногда.
Ф а р и д. Потом покажешь обязательно. (Еще раз смотрит на часы.) Черт, меня портной ждет… Надо бежать. Но мы еще поговорим с тобой обо всем этом. Ладно? (Уходит.)
Мансур идет к лестнице, чтобы подняться на второй этаж. Появляется А л и с бумажным свертком в руках. Он негромко, чтобы не услышал Нури, который продолжает стучать молотком, окликает Мансура.
А л и. Не уходи. Сейчас Энвер придет, посидим немножко, пока никого нет. Мы все, что нужно, купили…
М а н с у р (улыбается). Посидите без меня…
А л и (обиженно). Я столько тебя ждал. Каждый день отца твоего спрашивал, когда ты вернешься. По стаканчику выпьем.
М а н с у р. Я не пью.
А л и. За голубей моих… Я же тоже не пью. Жалко голубей.
М а н с у р (подходит к Али). А что с твоими голубями?
А л и. Свадьба завтра, места мало, они мешают. (Разворачивает сверток с покупками и расставляет на одном из ящиков с мебелью две бутылки вина, консервы, колбасу, хлеб.) Фарид женится. Красивая жена у него будет.
М а н с у р. А как ты живешь?
А л и. Ничего. Неплохо. Голубей у меня много.
М а н с у р. А как жена?
А л и. Она некрасивая.
М а н с у р. Ну что делать, не у всех же красивые жены.
А л и. Может, выпьем?
М а н с у р. Нельзя, я не пью.
А л и. Я тоже. Но Энвер попросил… Ты видел, он совсем лысый стал?
М а н с у р. А ты хорошо выглядишь.
А л и. У меня костюм новый был. Салех подарил.
М а н с у р. Знаю.
А л и. Ты все знаешь. Энвер идет.
Во двор входит Э н в е р, подходит к ним.
Э н в е р (Мансуру). Управдом сказал, чтобы ты зашел к нему завтра. (Садится рядом с Али на ящик с мебелью.)
Али откупоривает бутылку.
М а н с у р. Я посижу с вами, но пить не буду.
Э н в е р. Сперва надо поесть. Я с утра не ел.
А л и. У меня пирожки есть.
Э н в е р. Ну их, надоели.
А л и (Энверу). Разлей.
Энвер разливает.
М а н с у р. Мне не надо.
А л и (чокается с Энвером). Выпьем за возвращение Мансура.
М а н с у р. Выпейте лучше за твоих голубей.
Али и Энвер пьют.
А л и. Хорош пиво!
М а н с у р. Хотите, я расскажу вам сказку?
А л и. Сам написал?
М а н с у р. Да. Хотите?
Э н в е р. Расскажи.
М а н с у р. Жили два соседа. У одного было ружье, у другого нет. Однажды тот, у кого было ружье, сказал соседу: «Ты птица». — «Нет, — ответил сосед, — я не птица, я человек». — «Ты птица, — усмехнулся тот, что был с ружьем, — и я тебя застрелю». — «Какая же я птица! — взмолился сосед. — У меня два глаза». — «И у птицы два глаза». — «У меня две ноги». — «И у птицы две ноги». И навел на него ружье. «Я не птица, — просит сосед, — поверь мне», — а сам чувствует, что становится легче и легче и ноги его сами собой отрываются от земли. Схватил он тогда камни с земли и начал совать их по карманам, чтобы тяжелее стать, но и это не помогло, все сильнее и сильнее тянет его вверх. «Поверь мне, — в последний раз попросил он того, кто нацелился в него из ружья, — я человек, поверь мне». — «Не верю, — сказал тот, — ты птица». И тогда почувствовал сосед, что отрывается от земли и взлетает в воздух. И все выше и выше. А тот, у кого было ружье, усмехнулся: «А еще говорил, что не птица!» Прицелился и убил своего соседа…
А л и. Жалко.
Э н в е р. Грустная сказка…
А л и. Жалко, бедного. А почему он не ударил камнем? У него же камни были.
М а н с у р. Не знаю…
Э н в е р (Мансуру). Кажется, к вам идут…
Он показывает на вошедшего во двор Р а г и м о в а. Али поспешно прячет бутылку. Рагимов направляется к лестнице. На втором этаже он подходит к двери Дашдамирова, который с начала действия сидит за письменным столом у телефона. Рагимов стучится в дверь и, не дождавшись ответа, переступает порог. Дашдамиров, увидев Рагимова, теряется. Внизу Энвер и Али под впечатлением сказки, рассказанной Мансуром, сидят молча.
Р а г и м о в. Можно?
Д а ш д а м и р о в. Пожалуйста, пожалуйста, проходите…
Р а г и м о в. Ты звонил мне?
Д а ш д а м и р о в. Да… спасибо… Садитесь… Садитесь сюда. Здесь прохладно. Как ты нашел?
Р а г и м о в. Я же бывал у тебя перед войной… Садись ты тоже. (Увидев, что Дашдамиров вдруг направляется к буфету.) Ничего не надо, я спешу.
Д а ш д а м и р о в. Неудобно как-то получается. Сколько лет ты у меня не был. Хоть стакан чаю дам тебе.
Р а г и м о в. Спасибо, не надо.
Д а ш д а м и р о в (хлопотливо-взволнованно). Спасибо тебе, что пришел. Я знал, что ты не оставишь меня в беде… Ну как ты себя чувствуешь? Как жена, как сын?
Р а г и м о в. Спасибо, хорошо… Я прочитал твое заявление и ознакомился с положением дел в техникуме…
Д а ш д а м и р о в. Они хотят спихнуть меня с должности… (Спохватившись.) Нет-нет, я понимаю, что у меня были ошибки, в конце концов, я не педагог, но…
Р а г и м о в (мягко перебивает). Габиб, я очень хочу тебе помочь, но против тебя весь коллектив…
Дашдамиров удивлен словами своего гостя. Изучающе всматривается в него. Затем мрачнеет.
Почему бы тебе не пойти на пенсию?
Д а ш д а м и р о в (угрюмо). Я хочу работать.
Р а г и м о в. Тебе уже шестьдесят три года.
Д а ш д а м и р о в. Тебе тоже за шестьдесят.
Р а г и м о в. Да… (Не знает, что сказать.) Как твой сын? У тебя ведь один сын?
Д а ш д а м и р о в (угрюмо). Один.
Р а г и м о в. Что он делает? Чем занимается?
Д а ш д а м и р о в. Сидит во дворе.
А л и (Энверу). Разлей.
М а н с у р. Вы ешьте, ешьте, а то опьянеете…
Энвер разливает вино по стаканам, чокается с Али, и они выпивают. Следуя совету Мансура, старательно едят.
Р а г и м о в. А мой в Москве… Пойми меня правильно, Габиб. Я очень хочу тебе помочь. Как только мне сказали о твоих затруднениях, я ознакомился с твоим делом… Не обижайся, но по бумагам получается очень неприглядная картина…
Д а ш д а м и р о в. Я всю жизнь отдал работе…
Р а г и м о в. Я знаю, ты добросовестный человек, Габиб… (Ему неловко.)
Д а ш д а м и р о в. У каждого бывают ошибки. Я прошу тебя, чтобы мне дали возможность оправдаться своим трудом. Я же не педагог…
Р а г и м о в (мягко, стараясь не обидеть). Но ты работал и в других местах.
Д а ш д а м и р о в. Куда меня посылали, там я и работал.
Р а г и м о в. Это правильно. Но… я понять не могу, как это произошло… У тебя как-то (подыскивает слово) неудачно складывались дела везде, куда бы тебя ни послали…
Д а ш д а м и р о в. Я делал все, что мне говорили. Сам знаешь, какие указания давали, то я и делал…
Р а г и м о в. Я понимаю.
Д а ш д а м и р о в. Зачем же меня награждали? Зачем давали ордена, медали, благодарности? Зачем сорок лет держали на руководящей работе, если я был негоден? Я не отрицаю, у меня были ошибки — у кого их нет, — но я никогда не зазнавался. Когда мне указывали на мои недостатки, я всегда их исправлял. И куда бы меня ни посылали, я проводил принципиальную линию… Ты же помнишь…
Р а г и м о в. Пойми, Габиб, никто не сомневается в твоей честности, но ты же… ты даже не учился нигде.
Д а ш д а м и р о в. Времени у меня не было учиться. Пока другие учились, я работал…
Р а г и м о в. Правильно. Но сейчас уже не то время. Чтобы руководить людьми, надо много знать.
Д а ш д а м и р о в. Не я один такой. У нас своя учеба была — жизненная, нас жизнь учила… Мы, конечно, не академики, но у нас опыт есть, мы людей знаем, народ… А этому в институтах не учат. Да что я тебе говорю, ты сам все это знаешь… Сам ведь такой же…
Р а г и м о в. Да, мы вместе начинали, но… это трудно объяснить. Я многое понял, Габиб. И очень много работаю над собой. (Усмехается.) Ты знаешь, я даже педагога нанял — английский язык изучаю… Сын надо мной смеется. Он у меня уже скоро доктором наук будет…
Д а ш д а м и р о в. Сейчас все доктора наук. Сделали из науки кормушку. Куда ни посмотришь — доктор наук. А откуда время на это? Раньше таких вещей не было: если ты руководитель, то у тебя ни минуты времени нет. Поэтому и ученые были настоящие, и руководители… Ты тоже небось диссертацию защитил?
Р а г и м о в. Нет. Но институт окончил. Индустриальный, а потом, заочно, философский факультет университета… А помнишь, я еле писал?
Д а ш д а м и р о в. Помню.
Рагимов смотрит на часы.
(Усмехается.) Спасибо, что навестил.
Р а г и м о в. Они хотели передать твое дело на дальнейшее расследование, но я не позволил. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности… И поверь — если бы я мог сделать для тебя больше, я бы сделал. Но тебе действительно пора уйти на пенсию. Ты понимаешь, есть вещи, на которые невозможно пойти даже во имя дружбы.
Д а ш д а м и р о в (горько усмехается). Да, конечно, ты же принципиальный человек. Сейчас легко быть принципиальным. Это поощряется. А помню, в тысяча девятьсот сорок девятом году один мой знакомый за свою принципиальность чуть головы не лишился… если бы не его друг, который плюнул на все, не посмотрел на то, что сам может сильно пострадать, и спас этого принципиального человека… Вот как раньше поступали люди, и наша сила была именно в том, что мы, кадровые работники, поддерживали друг друга в трудную минуту.
Р а г и м о в. Я понимаю, о чем ты говоришь, но ты же знаешь, что я ни в чем не был виноват тогда, это было недоразумение.
Д а ш д а м и р о в. Был ты виноват или не был, но твои друзья все равно помогли тебе.
Р а г и м о в. Еще раз повторяю — я благодарен тебе, но я принял тогда твою помощь только потому, что знал, что за мной нет никакой вины.
Д а ш д а м и р о в. Но я этого не знал! Я помог тебе потому, что мы были друзьями. И ты хорошо знаешь, как сильно я мог пострадать за это…