Клэр все еще стоит за стойкой регистрации, когда я возвращаюсь в гостиницу, и она улыбается и машет рукой, когда замечает меня.
— Мисс Адэр! — зовет она, как будто мы не видели друг друга всего двадцать минут назад.
— Просто Лу, — напоминаю я ей.
— Ладно, извини. Как прошла твоя прогулка?
Я нахожусь где-то посередине между правдой и ложью, когда отвечаю:
— Было приятно, спасибо.
— Великолепно зимой, правда? Это мое любимое время года.
Я киваю в знак согласия, удивленная тем, что у нас есть что-то общее.
— Праздничное настроение, зимние фестивали, семейные узы — это так волшебно, так много надежды и любви.
Она мечтательно смотрит в окно, голубые глаза сверкают, и внезапно мы снова на разных волнах.
— Что-то вроде этого, да, — отвечаю я, забавляясь ее розовым и пушистым взглядом на вещи, похожим на сахарную вату, и начинаю поворачиваться к лестнице.
— Мисс…э — э, Лу?
Я оглядываюсь через плечо.
— Да?
— Если тебе понадобится компания или что-то еще во время твоего проживания, ты всегда можешь спуститься сюда.
В ее ярких глазах мелькают намеки на беспокойство, и теперь я понимаю, как это, должно быть, выглядело для нее, когда я два дня сидела взаперти в своей комнате. Интересно, знала ли она и о моем несчастном случае, учитывая, что город такой маленький.
— Просто, знаешь, если ты хочешь…
Мне требуется минута, чтобы ответить, но я искренне улыбаюсь ей, когда отвечаю.
— Спасибо.
Я чувствую ее взгляд на своей спине, пока поднимаюсь по лестнице. Я ожидала, что сочувствие меня разозлит, как обычно, но не могу отрицать, что это отчасти успокаивает. Мой новый ключ проскальзывает прямо в замочную скважину, и дверь легко открывается. Я запираю ее за собой и направляюсь в ванную, кладу ладони на край раковины и смотрю на свое отражение.
— Ты в порядке. Ты хороша.
Я никогда на самом деле не пробовала всю эту штуку ‘поговори со своим отражением’, но я привыкла подслушивать, как это делает бабушка. Стоит попробовать, верно? Черт возьми, зачем останавливаться на достигнутом?
— Ты замечательная. Отважная. Свехчеловек.
Я фыркаю и закрываю лицо ладонями. О боже. Я даже не знаю, почему я превратилась в британца в середине, но это должен быть новый минимум.
Мой свитер натирает мне лопатку, и я морщусь, когда он раздражает рубец на нежной коже. Я мало думала о травме с тех пор, как вышла из больницы, поскольку нужно было сосредоточиться на других вещах — или сосредоточиться на том, чтобы избегать их, — но теперь воспоминание всплывает в моей памяти: дождь барабанит по лобовому стеклу, деревья и темнота кружатся вокруг меня, гулкий треск разбитого окна и в меня летят осколки стекла.
Я стаскиваю с себя свитер. Закрыв глаза, я протягиваю руку через грудь и плечо, провожу кончиками пальцев по толстому, трехдюймовому порезу, который еще не совсем зарубцевался. Он гладкий под швами. Слишком гладкий, и он кажется чужеродным, часть моего тела, которую я не узнаю. Я всегда думала, что шрамы должны были символизировать силу, все, что делает этот, — это напоминает мне, что меня сейчас не должно быть в живых.
Что я заблудилась.
Находилась на волоске.
Мои веки распахиваются, и у меня перехватывает дыхание от внезапного прикосновения сильных, теплых пальцев, скользящих по моим собственным. Медленное, нежное поглаживание скользит по ране, но это не от моих рук. Этого не может быть. Моя рука застыла на месте над лопаткой, как будто не смея пошевелиться. Зеркало передо мной доказывает, что я одна в ванной, и все же я снова чувствую это, то же самое присутствие, которое я чувствовала несколько ночей назад. Тепло исходит позади моего тела, как будто кто-то стоит прямо там.
Еще одно прикосновение ласкает рану, и на этот раз оно еще легче, словно перышко коснулось меня. Ощущение прикосновения кожи к коже так же реально, как и все остальное. Я почти слышу, как бьется мое сердце в груди. Пальцы проходят мимо моей раны, не прерывая контакта с кожей, и медленно движутся вверх, к моей шее. Хотя текстура на ощупь крепкая и почти грубая, само прикосновение невероятно нежное, воспринимается мной как нечто хрупкое.
Независимо от того, насколько громко мой разум кричит бороться с этим, мои мышцы расслабляются, как желе, под тяжестью ощущения. Моя поднятая рука беспомощно падает вдоль тела. Теплое прикосновение касается моей шеи сбоку, поднимаясь еще выше, пока не оказывается почти у меня в волосах. Достаточно, чтобы вызвать дрожь в пальцах ног, и мои веки начинают закрываться сами по себе, голова слегка наклоняется вперед.
Присутствие позади меня на дюйм ближе, и я снова слышу дыхание. Как и прошлой ночью, оно глубокое и контролируемое, прямо у моего уха.
Я понятия не имею, что со мной происходит. Половина меня охвачена острым чувством страха, неловкости из-за невозможного опыта. И все же другая половина не может не быть успокоена покалываниями, пробегающими по всей длине моего тела. Есть доверие, которое я не могу объяснить, как нежная, бессловесная колыбельная, и я знаю, что я в безопасности. Жар, мужское прикосновение, теплое дыхание, мягкое, как шепот, которое поднимается и опускается у меня на затылке. Прямо сейчас я вообще не хочу думать. Я просто хочу чувствовать.
Ласка скользит вниз по правой стороне моей шеи, почти скользя вдоль ключицы, когда останавливается. Отстраняется. Я слышу заминку в дыхании, дрожь на мимолетный миг, малейший намек на усилие, которое требуется, чтобы отстраниться. Затем прикосновение возвращается, но только к моему шраму, путешествуя вниз по всей длине с невероятной медлительностью, не торопясь. Как будто наслаждаясь каждым моментом контакта со мной так, как я никогда не испытывала. Вздох срывается с моих губ, и когда моя голова откидывается назад, ее ловит твердое тепло позади меня. Это достаточно реально, чтобы я могла поклясться, что прямо сейчас я прижата к присутствующему, который, черт возьми, ощущается как мужчина — высокий, сильный, крепкий. Чувство настолько яркое, что я ловлю себя на том, что думаю о нем.
Дрожь снова нарушает его ровное дыхание, еще одна теплая струйка у моего уха, и я чувствую, как напряженность его тела поднимается и опускается с каждым вздохом.
Я отпускаю себя, расслабляя каждую частичку, пока единственное, что удерживает меня в вертикальном положении, — это его тело, и когда я это делаю, твердые изгибы мышц напрягаются на моей спине.
Что-то в воздухе меняется, и присутствие позади меня колеблется. В одно мгновение оно абсолютно твердое, а в следующее — текучее, как будто меня поддерживает не что иное, как сильный ветерок. Вскоре это даже не ветерок, просто дуновение воздуха, и я хватаюсь за край стойки обеими руками, чтобы не упасть назад.
Мои ноги подкашиваются, изо всех сил пытаясь поддержать остальную часть меня. Когда сейчас смотрю на свое отражение, мое лицо горит. Я громко выдыхаю, когда вспоминаю, как дышать, и приказываю себе взять себя в руки. Я все еще чувствую себя расплывшейся лужей, когда снова натягиваю свитер через голову и тащусь к входной двери своей комнаты, отпираю ее и распахиваю.
Мне сейчас нужен свежий воздух, как наркотик, и я не могу, спотыкаясь, спускаться по лестнице достаточно быстро. Я слышу жизнерадостное приветствие Клэр, когда пролетаю мимо стойки регистрации, но не останавливаюсь, пока не оказываюсь на тротуаре, наклонившись вперед, положив руки на колени и впитывая свежий зимний ветерок.
Что, черт возьми, происходит? Это не может быть только в моей голове. Я знаю, что была немного не в себе с тех пор, как умерла бабушка, но я ни за что не смогла бы выдумать что-то настолько чертовски реальное.
Это было здесь. Он был здесь.
Кто бы он ни был.
Глава 5
— Эй, Лу? — голос Клэр раздается позади меня, тихий и неуверенный. — С тобой все в порядке?
Мне требуется секунда, чтобы попытаться взять себя в руки, надеясь, что я выгляжу собранной к тому времени, когда оборачиваюсь и не даю ей правдивого ответа.
— Просто вышла подышать свежим воздухом.
Она не отвечает, поэтому я пожимаю плечами и краду ее предыдущие слова.
— Ну, знаешь, волшебство зимнего сезона и все такое.
Хмурый взгляд Клэр переходит в милую улыбку, и ее плечи немного расслабляются.
— Это красиво, не так ли? — она поднимает подбородок и задумчиво оглядывается вокруг.
— Конечно.
Я обхожу ее и проскальзываю в открытую дверь гостиницы. Я слышу, как она закрывает ее за нами, когда я останавливаюсь у подножия лестницы, неуверенная, готова ли я подняться обратно.
Что, если он вернется?
Нервы трепещут у меня в животе от предвкушения. Этого почти достаточно, чтобы заставить меня взбежать по ступенькам, но для чего? Требования ответов? Звук его ровного дыхания у моего уха выходит на первый план в моем сознании, жар его тела вдавливается в меня. Я не могу пошевелиться, все еще дрожа от шока и замешательства.
— Итак…
Клэр уже вернулась за стойку регистрации. До сих пор я не замечала рождественско— красную заколку, стягивающую верхний слой ее светлых волос, и она накинула кардиган в тон поверх белого топа.
— Есть какие-нибудь планы на сегодня?
Мои ноги все еще приклеены к полу у подножия ступенек. Я забываю подумать, прежде чем ответить:
— Запрусь в ванной. Буду плакать. И возненавижу весь мир и заведу воображаемых друзей.
Тишина заполняет комнату. Я, наконец, оглядываюсь через плечо и вижу ее широко раскрытые глаза и отвисшую челюсть.
Слишком много?
— Шучу, — говорю я, молча напоминая себе, почему лгать легче — вежливые вопросы вроде ее плохо сочетаются с честностью.
Подтверждая правдивость моих слов, все ее тело расслабляется, и она издает неловкий смешок.
— Да, конечно, — ее взгляд перемещается на лестницу, перед которой я застыла, и она пытается снова. — Ну, эм, Эшвик действительно большой любитель городских мероприятий и прочего, и в ближайшие пару недель будет много зимних праздников, если тебе, типа, скучно или ты ищешь чем заняться, пока находишься здесь. Это веселее, чем кажется.