Теперь, когда известно, что наши ДНК на 98% схожи с ДНК Малыша Джо и его сородичей, мы можем пересмотреть наши отношения с гориллами. Я ведь уже говорил о вашингтонском зоопарке? Лет 15 назад я зашёл туда вместе со словенским анархистом Грегором Toмчем.6 Диссидент-антикоммунист, он особенно любопытствовал по поводу подаренных красными китайцами панд. (Никто больше не называет их «красными китайцами». Почему? Они ведь не изменились.) Обезьяний вольер расстроил его: «Они слишком человечны», – сказал он.
Я понимаю, что он имел в виду. Я постоял минуту в одиночестве перед гориллой в клетке. Я посмотрел ему в глаза, и он посмотрел мне в глаза. Любой мог видеть смышлёность и боль – и это было в его глазах тоже. Томч был совершенно прав, но я хотел бы перефразировать его. Правильным будет сказать: «Мы слишком животные». Неволя Малыша Джо и многих других животных устрашающе напоминает нашу собственную, действительно указывает на нашу неспособность примириться с нашей собственной природой, животной природой. Приручив животных, мы окончательно превратили себя в домашних животных. Устроить себе побег, индивидуальный, от цивилизации – от государства, рынка, классовой системы, от религии и морали – всё это едва ли более реалистично, чем Малышу Джо пережить тёплую зиму в Бостоне, где он был пойман «около футбольного стадиона».
Но у нас есть действительно важное отличие от родственных нам животных. У нас есть язык. Недавние исследования установили, что язык не является тем эволюционным прорывом, каким считался на протяжении долгого времени. У горилл, оказывается, тоже есть элементарный язык, и в контролируемых условиях их даже можно обучить английскому языку жестов. Ноам Хомский не верит в это не потому, что это не так, а потому, что это опровергает его картезианскую лингвистическую теорию. Он похож на тех прелатов в XVII веке, отказывавшихся смотреть в телескоп Галилея, потому что они могли там увидеть то, что не может быть правдой. В честь схоластической глупости Хомского исследователи, изучающие Коко и её сородичей,7 назвали самую тупую гориллу Ним Химский.
Язык, особенно письменный, служил орудием господства. Подобно большинству жизненных истин, эта кажется экстравагантностью, преувеличением или метафорой, но это оттого, что очень трудно дистанцироваться от нашей языковой жизни (если только мысленно), чтобы увидеть её такой, как она есть. Отрезвляющий археологический факт: первую тысячу лет существования письменности (в древнем Шумере – теперь это Ирак) она использовалась исключительно для государственных записей и эпизодического восхваления диктаторов в духе Озимандиаса, которые всё ещё хозяйничают в Колыбели Цивилизации, только на этот раз это американцы. Грамотность настолько была прерогативой чиновников, что сам Хаммурапи, вероятно, не мог прочитать Свод законов Хаммурапи. Слово соединяет, но оно же и разделяет. Сначала стало возможным, а затем и реальностью, словом заменить обозначаемое в действительности, или даже заменить обозначаемое там, где заменять нечего (сразу приходит на ум «Бог», но также и «Страна»).
Вопрос в том, существует ли иной способ, если не с помощью языка, противостоять тому, к чему нас привёл язык. Даже те, кто говорят «да», могут противоречить этому самим говорением. Язык провозглашает единственную возможность, если таковая имеется, Великого побега. И это должен быть Великий побег, коллективное приключение, потому что всё меньшее этого является побегом Малыша Джо – куда? к чему? Вот в чём дело.
Малыш Джо убежал, но, зная, откуда бежать, он не знал, куда бежать. Интересно, что он думал об улицах Бостона, по которым скитался в течение двух часов. Вряд ли он мог найти там то, что искал, даже если он и задумывался об этом. Я по себе знаю, что сам я никогда об этом не задумывался.
Я сомневаюсь, что Малыш Джо вышел из себя, но даже если так, то выйти из себя – это то, что обезьяны никогда не делают ни в дикой природе, ни в обществе (а таковое существует) других обезьян. Выйти к людям звучит лучше, но всё равно это неверное объяснение того, в чём его обвиняют. Наши тюрьмы – наши человеческие зоопарки – заполнены людьми, вышедшими из себя, что на самом деле просто означает: психованными. Они испытывают на себе одомашнивание буквально, в полном смысле этого слова. В других местах, в школе или на работе, это обычно не так очевидно. Но ваш начальник сделал из вас такую же обезьяну. Александр Поуп написал рифмованное двустишие – про собаку, не про обезьяну, но он говорит о том же, о чём и я:
Я – принца крови чистокровный пес. А вы-то чей? – простите за вопрос?
Свободу Малышу Джо и всем остальным политическим заключённым! Зоопарк и цирк – эти слова являются не только эффектной метафорой для нашего цивилизованного общества, они действительно превосходят метафору, гранича с прямым репортажем, гораздо более объективным, чем репортажи Associated Press и Daily News. Неслучайно, что мы так часто пользуемся одним из этих слов, критически комментируя некоторые особенности политической или общественной жизни. В этом случае они чрезвычайно уместны.
Не требуется доказательств ДНК, чтобы заметить: животные, по праву называющиеся высшими приматами, удивительны, как и мы. Я никогда не понимал, как может идиот-креационист приходить в зоопарк, смотреть на обезьян и оставаться непреклонным в своём библейском фанатизме. Я думаю, что такой человек – это наш вариант Нима Химского. К сожалению, наши Нимы Химские имеют право голоса.