Принцесса лилий
Часть перваяКоролевское сватовство
Помнится, — четками из разноцветных камней
Звезды Стожар надо моей головою мерцали.
Глава I
Стоял самый глухой час осенней, холодной ночи.
В гостинице местечка, находящегося в шести часах езды от маленького города Этревиль, все постояльцы спали беспробудным сном, кто тревожным, кто безмятежным.
Тревожным был сон у хозяина гостиницы, и во сне его не отпускали убытки, долги, займы, сделки и счета. Безмятежней всей округи спал рыжий пират, чья жизнь еще утром висела на волоске от гибели.
Не спала только Жанна. Она лежала в объятиях Жерара, который обнимал Жанну и во сне, как будто боялся отпустить. Он был твердый, словно из канатов сплетенный: мышцы, жилы, кости. Жанна слышала его дыхание — то ровное, то прерывистое.
Жанна легонько гладила его щеку, когда дыхание сбивалось, — и тогда Жерар успокаивался. Снова начинал дышать ровно.
Жанна вспоминала Шатолу, оставшийся позади, вспоминала Ренн, ждущий где-то впереди.
Даже без нравоучений рыжего пирата, видевшего сейчас неизвестно какой по счету сон за стеной, она прекрасно знала, что потерял Жерар, когда покинул сеньора ради нее. И еще потеряет, дай срок. Лучше кого-либо в этом мире Жанна знала, что молодой оруженосец спасает свою погибель.
Жанна высвободилась из объятий юноши, накинула белую рубашку тонкого полотна. Села на ложе рядом с оруженосцем, чуть склонив голову, начала разбирать свои золотые пряди, спутавшиеся во время страстных объятий.
Длинные блестящие локоны золотыми волнами текли между тонкими пальцами. Лунный свет, пробивающийся в окошко с частыми переплетами, с маленькими стеклышками, заставлял их мерцать, словно речные струи на перекатах.
Жанна неторопливо заплетала волосы в косу, смотрела на спящего Жерара.
Она улыбнулась: еще чуть-чуть и они доберутся до Ренна. Инквизиционный розыск над ней не висит, она чиста и невинна, как Дева Мария. И уж конечно не знает ни о каких сожженных колдуньях. Безумный виконт, покалеченный на поединке рыжим пиратом, остался в своих французских владениях. Несколько дней — и она снова придворная дама герцогини Бретонской, графиня де Монпезá, вдова герцога де Барруа, божественная Жанна, чья красота, спорящая с рассветом, восхищает и Ренн, и Рим. И столько блестящих возможностей впереди… Скоро у нее появится платье, в сто раз роскошнее того, золотого, утопленного в водах сладкого Кипра. И такие, как Жерар, смогут лишь провожать взглядами ее, надменную, недоступную красавицу Жанну во главе блистательной свиты. Скоро нахлынет придворная жизнь с ее водоворотом событий, дел и развлечений. Закружит, заставит окунуться с головой в жизнь двора. Как будто бы ничего и не было…
Жанна тихо и мечтательно улыбалась. Потом губы ее плотно сжались.
Она выйдет за него замуж. Завтра же. В первой же церкви. В какие бы затраты это не обошлось.
Пока они не доехали до Ренна, пока он просто Жерар, а она просто Жанна.
Она, графиня де Монпезá, вдова герцога де Барруа, придворная дама Анны Бретонской. За беглого оруженосца.
Эту новость узнают все: и родители Жерара, и матушка, и Ренн, и Рим. Одну запись о бракосочетании нужно обязательно направить на хранение их фамильному нотариусу в Бордо. А может быть, и не только ему. Обязательно нужно проследить, чтобы этот брак невозможно было оспорить.
Потому что пока она жива, никто не сможет встать между ней и Жераром. Никто не посмеет нанести обиду ее законному супругу.
Герцог Барруа берег ее до последнего своего вздоха — она тоже так может.
…Утром был развилок, на котором пути Жанны и Жаккетты неожиданно разошлись.
И тихая церковь, крохотный приход которой заставлял кюре думать о плодах земных ничуть не меньше, чем о делах духовных.
В тот день он по обыкновению работал в саду, когда к храму подъехали золотоволосая красавица и пятеро мужчин, лишь один из которых мог считаться европейцем. Сначала кюре очень испугался, а потом — удивился. Но скоро дело уладилось к общему согласию.
Под сводами бедной деревенской церкви Жанна обвенчалась с Жераром, чтобы быть с ним и в горе, и в радости, и в бедности, и в богатстве, и в славе, и в забвении, чтобы отныне никто, кроме Бога, не мог встать между ними и ничто, кроме смерти, не в силах было бы их разлучить.
В час венчания Жанна узнала, что ничего сообщать родителям Жерара не нужно: несколько лет уже, как они покинули этот мир. И хоть это был грех — бесконечно обрадовалась. Виконт де Шатолу не сможет отомстить его родителям, их не затравят обученными охотиться на людей собаками, дом их не запылает, поля не вытопчут молчаливые всадники. Все беды для них окончились.
Кюре нашел свидетелей в близлежащем поселении, нашел и нотариуса, как хотела Жанна.
Нотариус робко спросил у красивой знатной дамы, к чему такая спешка, на что Жанна любезно ему объяснила:
— Конечно же, мы не хотели спешить, но волею судьбы сегодня утром я лишилась своей камеристки, а искуснее ее мастерицы в укладывании волос я не знаю. Этот день — последний, когда я причесана ее руками, поэтому именно такой я хочу пойти под венец, ибо найти столь искусную особу мне больше не удастся.
Если бы эти проникновенные слова слышала Жаккетта, она бы точно прослезилась.
Но Жаккетта была уже далеко.
Жаккетта смотрела на мир вокруг — и он был другим, не таким, как раньше. На дворе стояла хмурая осень — а Жаккетте казалось, что залитое солнцем лето.
Рыжий пират вез ее в Нант. Они засыпали вместе — и просыпались вместе.
— А что за дела у тебя в Нанте? — спросила Жаккетта в первый же день, когда они остановились на ночлег в гостинице и остались одни.
— Судостроительные дела, — улыбнулся пират. — Надо срочно размещать заказ на новые карраки, ибо все склоняется к тому, что свободная Бретань доживает последние денечки и надо успевать, пока Франция не наложила здесь лапу на все и вся.
— А зачем тебе еще корабли? — полюбопытствовала Жаккетта, водя пальцем по его подбородку.
— Пригодятся, я думаю, — уверенно сообщил пират и, наклонив голову, легонько прикусил ее палец.
Было щекотно и смешно.
Жаккетта подумала, что с тех пор, как они сбежали из Волчьего замка, рыжий значительно меньше балагурит. И ей это нравится.
— Так ты совсем теперь не вернешься в Африку, Жан? — спросила она в коротком промежутке между поцелуями.
— Еще чего! Конечно, вернусь! — опроверг ее слова рыжий пират и начал целовать с удвоенной силой.
Глава II
Счастливые свиньи беспрепятственно ходили по господским лесам, поедая желуди, — наступил ноябрь месяц, и это было святое свинское право: отъесться на желудях перед тем, как в декабре их заколют, чтобы накоптить окороков и приготовить праздничной еды к Рождеству.
У Жанны было чувство, что они выбираются из страшной сказки, из заколдованного Волчьего замка в обычный страшный мир, который встречает их радушно, кровью и войной.
Несколько дней они с Жераром, опьяненные друг другом, находились где-то между небом и землей, в мире, недоступном остальным, куда не проникали беды и несчастья.
Но Ренн был все ближе — и очень скоро они узнали то, что было хорошо известно всем: с весны этого года город находится в жесткой осаде. Сам французский король, молодой Карл Восьмой, с большой армией стоит у его стен. И в осажденный город не попасть.
Жанна растерялась — она уже считала каждый день, страстно желая поскорее попасть домой, в Аквитанский отель. А тут — такое…
Карл Французский не простил бретонской герцогине брака по доверенности, заключенного в нарушение мирного договора 1488 года, по которому дочери герцога Франциска Второго Бретонского не имели права выходить замуж без согласия Франции.
— Там голод, — шептались люди. — И защитников у маленькой герцогини почти не осталось.
Оставив Жанну в безопасном месте под охраной Али и Саида, Жерар с двумя остальными — Ахмедом и Махмудом, уехал на разведку.
Жанна смотрела им вслед и горько думала, что жестоко ошибалась, надеясь на то, что за время их с Жаккеттой безумного путешествия положение Бретани станет не таким безнадежным и австрийский император придет на помощь своей заочной жене. А оказалось — не придет. Воюет с венграми. Испанцы заняты Гранадой. А Ренн в кольце. И Нант в руках Франции, и Сен-Мало.
И они с Жераром попали из огня да в полымя.
Жанна ни за что не хотела себе в этом признаваться, но ей отчаянно не хватало Жаккетты. Словно ушла с пиратом — и унесла с собой радость, оставив лишь печаль и постоянную тревогу.
— Она же деревня! — злилась на себя Жанна. — Вот вернусь в Монпезá — и еще пять таких возьму, вот чесноком вонять будет…
А тихий внутренний голос предательски шептал: «Да хоть десять… Они будут другие, и ты это знаешь».
Жерар вернулся с новостями.
— Ренн вот-вот принудят к сдаче. Герцогине Анне придется выйти замуж за французского короля. Люди шепчутся, что Людовик Орлеанский уже ведет переговоры от имени короля.
— Так он же арестован? — слабо удивилась Жанна.
— Уже освобожден. Специально для этой миссии. И даже назначен наместником Нормандии в качестве извинения за все неудобства.
— Человек, который сам был тайно обручен с герцогиней Анной, едет просить ее руки — руки замужней женщины, чье бракосочетание совершил сам епископ реннский, — для своего короля, у которого есть юная невеста, дочь супруга той самой дамы, чьей руки и земель он добивается… — Жанна печально улыбнулась. — Хорошенький компот.
— Из-за войны и осады у вилланов сорвался сев, — немного невпопад сказал Жерар. — Голодно. Анна сдастся.
Он был прав.
Пятнадцатого ноября одна тысяча четыреста девяносто первого года в часовне на границе города состоялась помолвка Анны Бретонской и Карла Французского.
Свидетелями с обеих сторон были четырнадцать тысяч воинов герцогини и сорок тысяч — короля.
Осада Ренна закончилась.
Был хмурый ноябрьский день, когда Жанна и Жерар въехали в Ренн через ворота Порт-Мордлез. Те самые, через которые в город для коронации въезжали бретонские герцоги.
Две массивные круглые башни-стражи по бокам, полукруглая арка-тоннель, в которой гулко процокали копыта, — и конь вынес Жанну в город, который она покинула год назад. В город, потерявший свою свободу.
Узкими улочками, стараясь не привлекать излишнего внимания, они двинулись в сторону Аквитанского отеля. И замерли на одной из площадей. Там горестно рыдали волынки, угрюмо бухали барабаны. А молчаливые горожане на каменном пятачке яростно танцевали кастрават. Левая нога, правая, левая, левая. Прыжок на правую, прыжок на левую, захлест левой на правую. Правая, левая, левая…
Жанна повернула коня и постаралась объехать это место стороной.
Силы покинули ее, словно отчаянный кастрават вытянул последнее. Жерар, увидевший, как она клонится с седла, успел подхватить ее, пересадил к себе. Жанна прижималась к нему, как к единственной опоре в зыбком, неверном мире. Лопнула ветхая завязка дорожного чепчика, и тяжелые волосы, неумело забранные Жанной утром в узел, высвободились, хлынули вниз.
Али, Махмуд, Саид и Ахмед окружили их, Саид поймал повод Жанниной лошади.
Так они и подъехали к Аквитанскому отелю, похожему на маленькую осажденную крепость посреди осажденного города. Со стены их увидели.
Распахнулись ворота — Большой Пьер лично снял запоры. Все обитателя отеля высыпали во двор, чтобы увидеть так долго отсутствовавшую госпожу, которую простоволосой привез на своем седле молодой незнакомый шевалье, окруженный мрачными мусульманами.
— Мы дома, Жерар, — только и хватило сил сказать у Жанны.
Долгое путешествие закончилось.
В Нанте, неподалеку от порта, на улочке, где располагались особняки солидных судовладельцев, у рыжего пирата, оказывается, был целый дом. Пусть и небольшой.
— Теперь ты здесь хозяйка, правь! — ввел он Жаккетту в новое владение.
За домом в отсутствие рыжего наблюдала пожилая семейная пара, живущая по соседству. Жаккетта не захотела пугать их своими восточными покрывалами и попросила Жана сначала приодеть ее так, как положено быть одетой добропорядочной домовладелице. Рыжий пират долго смеялся, но общими усилиями в лавочках около площади Шанж они выбрали подходящий наряд, а какие-то мелочи даже заказали.
Пока Жаккетта не то чтобы правила новым домом, а больше присматривалась к нему. Ее поразили запасы оливкового масла в подвале.
— Это с Джербы, — пояснил рыжий пират. — Там отличные оливковые рощи еще с римских времен, и мне джербийское масло очень нравится. Поэтому немножко запас.
— Немножко? С таким количеством масла годичную осаду можно выдержать, — заметила Жаккетта. — А какими делами ты будешь заниматься в Нанте? Зачем эти люди тебя нашли?
— Самыми разнообразными, — хитро прищурился рыжий. — Сейчас надо успеть разместить заказ на несколько кораблей. Свободная Бретань доживает последние денечки, но еще есть маленькие лазейки, в которые нужно просочиться. Подготовить почву для грядущих дел. Вдобавок к этому требуется завершить пару-тройку торговых операций, которые идут под моим патронажем.
— Ты такой важный? — удивилась Жаккетта.
— А ты думала!
— А я думала — бродяга… — простодушно призналась Жаккетта. — Ну, как из этой песенки твоей. Про беглого монаха.
— Что? — удивился рыжий. — Ты думала, что я голь перекатная, и, не моргнув глазом, пошла со мной?
— Ну, пошла, ну и что! — обиделась, что попала впросак, Жаккетта. — У меня-то ремесло, спасибо госпоже Жанне, есть, не пропали бы уж.
— Спасибо, солнце мое! — Рыжий поцеловал ее в макушку. — Не волнуйся, мы и так не пропадем. Я тоже имею в запасе несколько ремесел.
— Ну и хорошо, — буркнула Жаккетта. — Пойду овощи на похлебку порежу.
— Не сердись, — попросил ее рыжий пират. — Ты не представляешь, как мне приятно было услышать такое.
Жаккетта повеселела.
Рыжий ушел по делам. Жаккетта занялась похлебкой и, очищая морковку, все думала, как там госпожа Жанна…
Вечером в Аквитанском отеле были и охи челяди, и слезы Аньес, и праздничный ужин для всех обитателей.
Жанна была измучена дорогой, но нашла в себе силы встать ночью, взять приготовленный с вечера заступ и спуститься вниз, уповая на то, что земля еще не успела промерзнуть.
Кувшин с драгоценностями был там же, где они его с Жаккеттой и Аньес закопали год назад. Он пах землей. Жанна спрятала кувшин под плащом и поднялась наверх.
Вот теперь можно было вздохнуть более уверенно.
В своей спальне Жанна разбила кувшин и принялась вынимать драгоценности и выкладывать их на туалетный столик, на краешке которого теплился свечной огарок. Жерар спал, и сейчас его не могли бы разбудить даже таранные удары в ворота.
Серьги, браслеты, перстни, камеи, оправленные в золото, ожерелья, цепочки с эмалями, гребни с самоцветами… Драгоценные камни в них — рубины, бриллианты, изумруды, бирюза — подмигивали свечному огоньку, жеманились, словно провинциалки, долгое время бывшие в опале, а теперь снова попавшие ко двору.
Жанна вспомнила те украшения, с которыми пришлось расстаться во время путешествия. Удивилась тому, как все-таки удачно оно сложилось — а ведь столько раз могла лишиться всего-всего…
И решила не разбирать пока свою волшебную нижнюю юбку.
Ласково протерев каждый камешек, каждую сережку и браслет, вернувшиеся из земляного плена, Жанна снова убрала их на привычные места.
И только тогда почувствовала, как она устала, как сон смыкает веки и хочется прижаться к горячему Жерару, чтобы спать, спать, спать…
Она загасила свечу и нырнула под выстеганное монашками одеяло. Прижалась к Жерару, согрелась.
— В хозяйстве порядок, — подумала Жанна и заснула.
А на следующий же день Жанна, одетая и причесанная Аньес, поехала к юной герцогине Анне. Жерар остался в отеле, Жанна попросила его заняться снаряжением в дорогу Ахмеда, Саида, Али и Махмуда, которым теперь предстояло добираться до дома. Они решили ехать через Нант — оттуда морским путем. Самое надежное было пристроить их в свиту какого-нибудь знатного лица, отправляющегося в Нант, чтобы по дороге не возникало ненужных вопросов, почему это сарацины шастают по христианским землям. И Жанна надеялась, что, снова окунувшись в жизнь двора, она это дело осуществит.
Герцогский двор был в трауре. Пока Жанну бросало от одного берега Средиземного моря к другому, умерла младшая сестра герцогини Анны, Изабелла.
— Я осталась совсем одна, — горько призналась Анна Бретонская, когда потрясенная Жанна выразила свои соболезнования. — Все складывается одно к одному, и никакого просвета… Я — замужняя женщина и при живом муже должна выйти замуж за другого человека. Правителя, который разорил мою землю, довел до голода мою страну, забрал один за одним мои города.
— Все наладится, все обязательно наладится, — пролепетала со слезами Жанна. — Бог насылает горькие испытания даже самым стойким, даже святым. Вспомните, как королю Филиппу Третьему в одно время пришлось потерять и младшего брата Жана-Тристана, вслед за ним отца, Людовика Святого, многих славных рыцарей в его окружении, свою жену, королеву Изабеллу вместе с нерожденным ребенком, брата Альфонса с женой Жанной Тулузской и в довершение свою сестру Изабеллу… И король, вместо блистательного возвращения из Туниса с победой, привез во Францию большую часть своей семьи в гробах…
— Я знаю, что страдание и терпение наш удел, но мне так тяжело, — призналась Анна Бретонская. — Уже и не верю ни во что хорошее. Расскажите мне про свое путешествие, ведь были вести, что до дома вы не добрались.
Чтобы без помех выслушать рассказ Жанны обо всем, что с ней произошло, герцогиня Анна отправилась на прогулку в крохотный садик, отослав всех прочь.
Оставшись наедине с юной герцогиней, Жанна рассказала ей все без утайки — все, кроме колдуньи. И про корабль, и про плен, и про Марина, как бы тяжело это не было. Поведала о путешествии из Рима через Альпы, через Французские земли. И о странном замке Шатолу…
— Я обвенчалась с этим человеком, который вырвал меня из рук безумного виконта, — закончила рассказ Жанна. — Это единственное, чем я могла выразить к нему свою любовь и свою благодарность. И дать хоть какую-то защиту… Но я не имею права выходить замуж без разрешения моей госпожи, и я это знаю…
Герцогиня Анна несколько минут молчала. Несмотря на юный возраст, она была правительницей, умела принимать решения, карать и миловать.
— Я даю разрешение на этот брак, — сказала она, обдумав услышанное. — Если уж я выхожу замуж, повинуясь грубой силе, то пусть хоть вы, Жанна, выйдете замуж по любви. Я прослежу, чтобы подготовили все бумаги.
— Благодарю, ваша светлость! — У Жанны камень с души упал.
— А я возьму на свою свадьбу две кровати! — вдруг решительно сказала герцогиня Анна. — Пусть этот француз не думает, что я так просто сдалась вместе с городом!
— Госпожа, когда воюют государства, это одно, а люди — совсем другое, — заметила Жанна. — Может быть, ваш будущий супруг как человек и мужчина совсем не так плох? Может быть, вам будет хорошо и в одной кровати? Но вы правы в том, что теперь Карл Французский обязан завоевать вас уже как галантный кавалер, и пусть он не думает, что взять эту крепость так же просто, как нашу столицу.
И они обе рассмеялись.
— Я ему понравилась, — призналась герцогиня Анна. — Я поняла это еще при первой встрече в часовне. Его не смутила даже моя хромота.
— Ну, какая же это хромота?! — искренне возмутилась Жанна. — Ничего подобного! Да сам король, прямо скажем, не красавец. Ну, раз так, то вы очень скоро дадите ему бой на другом поле, и еще неизвестно, кто победит. И не горюйте, королева Франции все равно сможет сделать для Бретани очень и очень многое, надо только подождать, освоиться. И чем в более хороших отношениях вы будете со своим супругом, тем больше сможете сделать для родной страны.
Глаза Анны Бретонской блеснули — слова Жанны ей понравились.
— А кровати я все-таки возьму, — упрямо сказала она. — Пусть не думает!
— Обязательно возьмите! — поддержала ее Жанна. — И сделайте так, чтобы об этом узнало как можно больше народу.
— Я так рада, что вы вернулись, — улыбнулась герцогиня Анна. — Когда я увижу вашего супруга?
— Когда вам будет угодно, ваша светлость.
— Жду вас завтра, не будем откладывать. Кто знает, когда меня увезут во Францию…
Беседу прервала старшая придворная дама, доложившая, что прибыли для очередных переговоров посланцы короля и герцогине надо их принять, канцлер и прочие лица уже ждут.
— Опять будем торговаться по пунктам брачного контракта, — погрустнела Анна. — Боже, какая тоска. Передайте, сейчас подойду, только сменю наряд на соответствующий приему столь высоких гостей, — велела она придворной даме, а Жанне сказала:
— Отправляйтесь домой и отдохните. Жду вас завтра.
Жанна проводила Анну Бретонскую до ее покоев и решила пройти через приемную, чтобы посмотреть, не найдется ли там человек, который в ближайшем будущем отправится в Нант.
Но не успела она толком оглядеть зал — как от французской делегации отделился, прихрамывая, человек и Жанна с ужасом поняла, что перед ней склоняется в изящном поклоне сияющий от удовольствия виконт де Шатолу.
— Какое счастье вас лицезреть, прекрасная донна Жанна! — промурлыкал он, наслаждаясь ужасом в Жанниных глазах. — Неожиданно встретить старого друга — это же такое счастье! Разрешите мне пригласить вас на небольшой променад, ибо я горю желанием узнать от вас самые последние новости.
Он почтительно предложил Жанне руку и повел ее, точнее попытался повести в безлюдное место. Но Жанна дала увлечь себя только до выхода из зала и там застыла, больше всего на свете боясь остаться с виконтом наедине.
Виконт понял, что дальше дама не пойдет, хоть ее четверкой лошадей сдвигай, — поэтому завернул к окошку, где и продолжил беседу.
Со стороны казалось, встретились сердечные друзья.
— Я так и знал, божественная Жанна, что найду вас здесь, поэтому и встал со смертного одра и, как истинный крестоносец, отправляющийся в Святую землю, напросился сопровождать братца Луи в его великом походе. А где наша несравненная госпожа Нарджис, так разочаровавшая меня при последней встрече?
— Понятия не имею, — сказала чистую правду Жанна. — Я думаю, она на половине пути к белому верблюду, так полонившему ее сердце. Шевалье де Сен-Лоран повез ее к господину.
— Этот мерзавец и прохвост? — пропел виконт. — Бог воздаст ему за мои раны. Но кто бьется во имя прекрасных дам, тот уже в раю, ведь, как говорится:
Так что не расстраивайтесь, прекрасная донна Жанна, я все равно сделаю вас «принцессой лилий». Мы совершим умопомрачительное путешествие в страстную Тулузу, очищенную, слава Аллаху, от еретической заразы и благоухающей теперь, как роза, и там мой любезный братец-бастард Гектор, епископ Тулузский, сделает все в лучшем виде. А там и госпожу Нарджис вернем, хотя мне упорно кажется, что я буду иметь наслаждение увидеть ее значительно раньше. А как поживает мой добрый Жерар?
— Кто, простите? — удивилась Жанна.
— Ну, тот смешной мальчик, с которым вы ездили в лес.
— Это вы меня, виконт, спрашиваете? — улыбнулась Жанна. — Как интересно!
— О, вы оживились, — заметил виконт. — Славно, славно! Увы, похоже, мне пора присоединиться к братцу Луи — мне нельзя оставлять его надолго, он такой баловник, такой ветреник. Мы увидимся завтра, моя донна, и будем видеться каждый день.
И виконт повел Жанну обратно, радостно сообщая всем попадавшимся по пути:
— Я верный рыцарь прекрасной донны Жанны, владычицы моего сердца, и трубадур ее неземной красоты! Загнав несколько коней, я мчался сюда, чтобы увидеть ту, при виде которой я живым возношусь в куртуазные райские кущи.
Вид у прекрасной дамы при этом был настолько похоронный, что в куртуазную любовь верилось слабо, но виконта это ничуть не смущало.
Вырвавшись от него, Жанна кинулась в покои герцогини Анны и просидела там до возвращения госпожи.
Анна Бретонская вернулась уставшая, переговоры были тяжелыми.
Увидев Жанну в полуобморочном состоянии, она встревожилась:
— Что случилось, почему вы не дома?
— Он здесь, — пролепетала Жанна. — Он здесь, виконт де Шатолу! Он в составе делегации.
— Покажите его мне, — потребовала решительно герцогиня.
Они прошли на галерею.
— Вот он, — показала Жанна на виконта, любезничающего внизу с дамами. — Он угрожал мне, что сделает из меня «принцессу лилий», он из дома Бурбонов.
— Я знаю, кто это, — маленькая герцогиня, рассмотрев виконта, вернулась в личные покои. — Это соглядатай регентши, госпожи де Боже, ее племянник. Он, как и другие члены свиты, следит за Людовиком Орлеанским. Орлеанский теперь не пленник и даже наместник Нормандии, но о каждом его шаге, о каждом его слове тут же докладывают старшей сестре короля. А в силу близкого родства с королевским домом виконт может быть там, где остальных и на порог не пустят. Разумеется, здесь он в этой роли только ради вас. Теперь я верю во все, что вы рассказали.
— А раньше не верили, моя госпожа? — несколько удивилась Жанна.
— Все это было похоже на роман или страшную сказку о Синей Бороде, — призналась юная герцогиня. — Но виконт и правда сумасшедший, об этом все шепчутся. Мне о нем рассказывал сам герцог Луи, раньше, когда отец был жив и обещал Орлеанскому мою руку… Это сын старшего брата Пьера де Боже, супруга регентши, Жана де Бурбона. Его единственный законный сын от первой жены, Жанны де Валуа, дочери Карла Седьмого. От двух других браков дети умирали, едва родившись. Герцог де Бурбон тоже скончался — в том же году, что и мой отец. А его последняя жена, Жанна де Бурбон, одного возраста со своим пасынком. И люто его ненавидит. Виконт — внук короля и наследник одного из самых благородных домов Франции, поэтому все, зная о его безумии, не смеют произнести это слово вслух и лишь радуются, когда виконт путешествует инкогнито вдали от Французских земель либо сидит в своем охотничьем замке, подальше от людей. Он — настоящее чудовище, и вам несказанно повезло. Я более чем уверена, что когда Господу будет угодно призвать виконта, его имя постараются стереть из памяти людей, дабы не порочить благородный род.
— Но почему же его нельзя осудить, как того же Жиля де Ре? — прошептала Жанна, которой после жизнерадостного рассказа герцогини Анны ярко представилось, что она жена Синей Бороды и висит, подвешенная за волосы, в его черной комнате, липкой от крови.
— Синяя Борода не был внуком короля, — мудро сказала маленькая герцогиня. — Не бойтесь, вы же под моей защитой.
«Под защитой четырнадцатилетней сироты, которую саму выдают замуж, как военный трофей…» — горько подумала Жанна.
Но герцогиня Анна продолжила очень уверенно:
— Вашего супруга надо укрыть. Завтрашний визит отменяется. Не бойтесь, здесь, при нашем дворе, виконт не посмеет вас обидеть, хотя, конечно, будет пугать. Ступайте.
Жанна вернулась в Аквитанский отель в глубокой задумчивости.
Она не знала, сказать ли Жерару, что виконт появился, или скрыть.
Пока она раздумывала, разбирая с помощью Аньес прическу, переодеваясь в домашнее платье, наступил серый осенний вечер, а за ним и глухая ноябрьская ночь.
Жерар был занят: Большой Пьер знакомил молодого хозяина с домом. Жанна была этому рада — она боялась даже произнести имя виконта в Аквитанском отеле.
Она сказала себе, что обязательно все расскажет Жерару — завтра. А пока лишь нашла их обоих в конюшне и попросила Большого Пьера усилить караулы, сказав, что в городе тревожно: война еще не для всех закончилась.
Ужин опять сделали общий, как в старое доброе время, когда обитатели замка собирались в большой зале и пировали от мала до велика. (Жанна читала, что именно так оно и было.) Самым большим был зал, где проходила та самая «бордоская вечеринка».
Жанна сидела с Жераром и Большим Пьером за столом на возвышении, радовалась шуму и веселью, но в одно мгновение поняла, что у нее сами собой слипаются веки. День выдался нелегким, и хотелось спать. Мужчины о чем-то горячо спорили, а она, прихватив свечу и сделав знак Аньес следовать за собой, покинула зал. (Градус веселья после ее ухода, конечно же, сразу повысился.)
Надо было отдать свечу Аньес, но Жанна в задумчивости несла ее сама, так и мучаясь в душе вопросом: говорить или не говорить Жерару о хозяине Шатолу. Мягкий, теплый, расплывчатый круг света выхватывал из темноты плиты пола, стены, окна в глубоких нишах. Отражался в стеклышках частых переплетов.
Аньес шла позади, боясь чем-либо побеспокоить госпожу.
Жанна придерживала правой рукой подол мягкого бархатного платья, на темном, растворяющем в себе свет бархате белое полотно рукава сорочки смотрелось особенно ослепительно. Завтра — новый тревожный день… И нельзя выглядеть ни испуганной, ни усталой…
Свеча озарила еще один фрагмент коридора, до спальни осталось несколько шагов.
Блеснули стеклышки очередного окна, за которым разлилась темная ночь, осенняя, непроглядная… На широком подоконнике стоял и радостно улыбался Жанне разукрашенный странными узорами черный череп.
Ужас перехватил Жанне горло, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть, так и стояла с полуоткрытым ртом, глазея на череп.
Черный череп в ответ глазел на нее: глазные впадины, носовая дыра были обведены толстой золотисто-зеленой линией. Зеленый отсвет был таким же, каким светят полуночные кладбищенские огоньки. Этой же странной краской было расписано темя черепа, странные узоры и знаки сходились на нем.
Череп скалился светящимися обломками зубов и всем своим видом говорил Жанне: «Я все про тебя знаю, ты водишься со злыми колдуньями, моя золотоволосая девочка, моя чистая фея…» И пахло от него преисподней.
Аньес не сразу поняла, в чем дело, но когда выглянула из-за спины госпожи, увидела черный узорчатый череп, то завизжала так отчаянно, что услышали даже караульные на улице.
Под ее визг Жанна потеряла сознание и рухнула на пол. Свеча погасла. Наступила темнота.
В этой темноте в отель ворвался холодный осенний ветер, скользнул по лежащей Жанне, по севшей в изнеможении на пол Аньес.
Когда к ним прибежали с факелами Жерар, Большой Пьер, Ришар и все остальные, подоконник был чист и девственно бел, никакого черного черепа на нем не было. Лишь сквозила неплотно закрытая створка и тревожный факельный свет дробился в мелких свинцовых переплетах окна.
— Он вернулся, — исступленно шептала Жанна Жерару, который держал ее в своих объятиях, сидя на кровати. — Он все знает. Он от нас не отвяжется. Он сведет меня в могилу.
— Мы справимся, — уверял ее Жерар. — Не бойся, любовь моя, мы справимся.
— Он дьявол, он исчадие ада.
— Он — больной, жалкий человек, — возражал Жерар.
— Этот больной переживет нас с тобой, а тебя, здорового, отправит на плаху, — страх за Жерара вспыхнул в Жанне с новой силой.
— Зато свое сердце ты отдала мне, а не ему, — напоминал Жерар. — Мне теперь и плаха не страшна.
— Мне страшно! — возмутилась Жанна. — Я ему тебя не отдам.
— Давай ложиться спать, — воззвал к доводам рассудка Жерар. — Мы в безопасности, кругом охрана. Да, Саид?
— Это точно, — с непередаваемым акцентом отозвался из-за плотного кроватного полога Саид. — Аллах свидетель!
Саид и Ахмед сторожили окно, Махмуд и Али — дверь.
Парчовый кроватный полог был плотно задернут, не мешая Жанне и Жерару чувствовать себя в полном одиночестве.
Далеко не сразу, долгими поцелуями и крепкими объятиями Жерару все-таки удалось усыпить Жанну. В любой другой день эти меры привели бы к совершенно обратному результату и прогнали бы самый крепкий сон.
Утром в Аквитанский отель не пришла кухарка Филиппа.
После известия о пропаже кухарки Жанна дала себе слово не дергаться, какие бы неприятности ни обрушились. Хотя бы потому, что надо беречь силы — все только начинается. Она решила быть твердой, спокойной, хозяйственной. Заниматься делами своего отеля, быть внимательной к людям, посвятить себя служению другим (хотя бы до отъезда к герцогскому двору).
Из всех людей, о которых можно было бы позаботиться прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик, поблизости оказалась только Аньес.
Впервые после возвращения домой Жанна пригляделась к своей камеристке и заметила:
— Странно, не могу понять, в чем дело, но мне кажется, ты изменилась.
Аньес посмотрела на госпожу с легким недоумением.
— Ты какая-то другая стала, — продолжала гнуть свою линию Жанна. — Раньше была совсем девочкой, а теперь, даже не знаю, остепенилась, что ли…
— Через девять месяцев после вашего отъезда я родила Ришару сыночка, — просто объяснила Аньес.
— Да ты что? — искренне удивилась Жанна. — Правда?
— Да, госпожа. Вы же сами разрешили нам пожениться…
— У тебя ребенок? — не могла поверить Жанна. — Настоящий?
Аньес кивнула.
— Мы теперь живем в каморке близ конюшни, он сейчас там.
— Ой, покажи!
Аньес привела госпожу в свою каморку. Там, в плетеной корзинке, посапывал упитанный малыш.
Жанна смотрела на него опасливо и недоверчиво. С маленькими детьми она почти не сталкивалась, они были где-то там, на окраине ее жизни. Сначала, в своих пеленках, они похожи на поленья, а потом начинают ползать на четвереньках, тащат все в рот и орут по всякому поводу. А теперь тут, поблизости, живет младенец. Сын конюха. Как в таких условиях заботиться о людях, непонятно. Странно все это.
— Хорошенький, — осторожно сказала она. — Сразу видно, что мальчик. Повезло Ришару. Мои поздравления. Пойдем, мне нельзя опаздывать к герцогине Анне.
Чтобы двор будущей королевы Франции привыкал к своему новому положению, французская делегация появлялась в городе каждый день. И сегодня ничего не изменилось.
Виконт де Шатолу был самым обворожительным гостем двора герцогини Анны. Локоны его в этот раз поражали тщательностью завивки, роскошному наряду мог бы позавидовать король.
— Вы что-то печальны, прелестная донна, — заметил он сочувственно Жанне. — Неужели плохо спалось?
— Отнюдь, — возразила надменно Жанна, решившая обороняться. — Я видела замечательный сон.
— А я, я был в вашем сне? — обрадовался виконт. — Ваш верный рыцарь и паладин?
— Увы, — вздохнула Жанна. — Мне снился мой прадед Гюго, славный крестоносец.
— Я знаком с вашим благородным семейством, — подтвердил виконт. — И наслышан об этом буйном воине.
Похоже, владелец замка Шатолу был наслышан даже о прозвище Буйного Гюго.
Отчаявшаяся Жанна решила от обороны перейти к нападению.
— А почему вы, дорогой мой рыцарь, носите столь малый титул при такой славной фамилии?
— Ах, графиня, — вздохнул куртуазно виконт. — Наша семья проклята, это ужасная история.
Успешная карьера придворного предполагает, помимо прочего, наличие чутких ушей. Вокруг Жанны и виконта тут же образовался небольшой кружок.
— Мой отец путался с колдуньями, — начал виконт, пристально глядя на Жанну. — Испытывал к ним непреодолимый интерес. Что, конечно же, не могло довести до добра христианина. Увы, он настолько запутался, привороженный тайными зельями, что только хороший костер смог освободить его от наведенных чар. Но из пылающего костра ведьма в последние минуты жизни прокляла его и его потомство. Сначала, конечно, над этим все посмеялись. Но проклятье начало сбываться. Великий казначей Франции, каким был мой отец, был неграмотной ведьме, конечно же, не по зубам, но зато уж на нас, детях, она отыгралась. Лишь по воле моей драгоценной матушки я не получил при рождении титул графа Клермон — иначе я бы сейчас с вами не разговаривал. А вот оба моих сводных брата, положенные в колыбельки под графской короной, умерли во младенчестве. Да и мое здоровье в детстве было постоянно под угрозой. И это при том, что многочисленные бастарды моего батюшки отличались редкостной живучестью в отличие от нас, законных отпрысков. Как тут не увериться, что проклятье довлеет над нашим родом? Вот почему мне так дорог скромный плащ виконта де Шатолу, суровый, нравственный образ жизни, лишенный всяких искушений и подчиненный лишь долгу, отечеству и королю.
Виконт расчувствовался от собственного рассказа и, похоже, сам поверил в то, что наплел.
— Да, господа, — подчеркнул он. — Проклятье — бремя королевское. А вы, прекрасная Жанна, сталкивались когда-нибудь с колдуньями?
— Упаси боже, — отмахнулась Жанна.
— А говорят, в Ренне их предостаточно… — невинно заметил виконт. — Говорили, что совсем недавно нашли и сожгли еще одну…
— Не знаю, — отрезала Жанна в отчаянии.
Ее спасла герцогиня Анна, как и обещала, вызвав к себе по важному делу.
У Жанны тряслись руки, когда она самым быстрым (подобающим придворной даме) шагом удалялась от мило улыбающегося виконта.
Вернувшись в Аквитанский отель, Жанна села за письмо Жаккетте. (А через нее — и рыжему пирату.)
«Без твоей помощи мы пропадем. Мне без тебя очень плохо», — написала Жанна без всяких прикрас.
Впрочем, самое главное должен был сказать на словах Жерар.
Жанна попросила выехать его в дорогу, не теряя ни мгновения, покинуть город как можно раньше.
Жанна рассудила так: надо вывести Жерара из-под удара, а там будет видно, хуже, чем сейчас, все равно не станет. История с раскрашенным черепом — явно дело рук виконта. Филиппа так и не нашлась, а ведь это именно она указала путь к колдунье Мефрэ. Кому еще, кроме безумного Бурбона, потребовалась бретонская кухарка Аквитанского отеля?
Жерар не хотел ехать, не хотел оставлять Жанну, предлагал отправить Большого Пьера, Ришара, кого угодно. Говорил, что подробно расскажет, как искать рыжего пирата в Нанте. Жанне с трудом удалось его убедить в том, что чем меньше людей будет знать о происках Волчьего Солнышка, тем лучше.
Жерар уехал, и Жанна долго молилась Пресвятой Деве.
Глава III
Зима стояла на пороге, и в Нантский порт прорывались последние в эту навигацию корабли.
Дела требовали присутствия рыжего и в городе, и в порту, везде, где только можно.
Жаккетте было скучно сидеть дома, поэтому она увязалась с рыжим пиратом в порт.
— Жан, а зачем мы туда? — спросила она.
— За испанским серебром.
— Почему за испанским?
— Потому что в обмен на зерно сюда идет поток серебра. Через Лиссабон, через Севилью. А мы отведем маленький ручеек в свою пользу.
— А-а-а… — глубокомысленно сказала Жаккетта.
Ну что же, испанское серебро — это хорошо.
— А корабль твой?
— Похоже, мы его еще долго не увидим. Ничего, скоро построят новые, будем, маленькая, понемногу расширять наш флот. Зиму эту проведем как добропорядочные горожане, тихо и скучно, а там, глядишь, снова увидим африканские берега, — пообещал рыжий пират. — Доберемся и до нашей плавучей крепости.
«Звучит заманчиво», — подумала Жаккетта, которая ничего не имела против и скучной зимы, и нескучного лета.
Ей нравилось, что теперь не надо прятаться в порту, как мышь.
Всюду ощущался скорый приход зимы.
«Еще чуть-чуть, — подумала Жаккетта, — и носа из дома не высунешь. Как хорошо, что у рыжего есть дом, а в нем очаги, и запас оливкового масла с Джербы, и теплые одеяла… Я буду вышивать всю зиму, сидя у окна… Пусть и не так красиво, как госпожа Жанна, когда она вышивала Пресвятую Деву».
— Подожди меня тут, маленькая, — попросил рыжий пират и чмокнул ее в макушку. — Мне нужно сейчас полазить по таким берлогам, где хорошеньким девушкам лучше не появляться.
— А ты долго?
— Постараюсь как можно быстрее. Заскучаешь — выходи в город и укройся в лавочке, что торгует тканями, в которую мы вчера заходили. Подбери там что-нибудь к своим глазам.
— Попробую, — уклончиво сказала Жаккетта.
Она пока не хотела в город, хотела смотреть на воду, на корабли.
В этот час у пристани было одно судно, второе только готовилось встать у причала.
С первого выгружали багаж знатной, но одинокой дамы, чья свита состояла всего лишь из одной камеристки. Что даму, похоже, ничуть не смущало.
Она цепким взглядом следила за грузчиками и попутно успевала торговаться с носильщиками.
Увидев вышедшую на причал Жаккетту, дама придирчиво ее осмотрела, а затем вдруг несказанно обрадовалась:
— О, полудрагоценная Нарджис! А где твоя госпожа?
Жаккетта поняла, что попала в цепкие лапки баронессы де Шатонуар, которая снова путешествует по миру с какими-то своими темными целями.
— Госпожа в Ренне, — объяснила Жаккетта, надеясь, что баронесса отстанет.
— А ты почему тут?
— Теперь здесь живу.
Баронесса де Шатонуар на мгновение задумалась, еще раз осмотрела Жаккетту, особенно ее наряд почтенной домовладелицы, а потом милостиво разрешила:
— Хорошо, так и быть, мы остановимся у тебя.
— Это очень маленький домик! — возмутилась Жаккетта.
— Не расстраивайся, даже иные королевские дворцы не способны соответствовать в должной мере моему статусу, — утешила ее баронесса. — Но я привыкла к страданиям и лишениям. Милейший, если вы уроните этот сундук, я вам глаза выцарапаю, — без перехода пригрозила баронесса грузчику, который покачнулся на сходнях, согнувшись под тяжестью огромного сундука.
— А вы надолго в Нант? — с отчаянием в голосе спросила Жаккетта.
— Ну конечно же нет, — отмахнулась баронесса. — Мне нужно в Ренн к Жанне.
Жаккетта очень обрадовалась, что баронесса не навсегда.
И с любопытством спросила:
— Как там мессир Марчелло поживает?
— Хорошо, — удивилась баронесса, покинувшая замок Монпезá, потому что пыл утомленного итальянца несколько угас. — А тебе-то какое дело до его здоровья?
— Так ведь он мой учитель по куаферному делу, — пропела довольная Жаккетта, которая все прекрасно поняла.
Настроение у нее улучшилось: ничего, свалившаяся как снег на голову баронесса ненадолго. Придется лишь немного потерпеть.
Второй корабль тоже причалил. С его борта раздавалась звонкая, словно пропитанная солнцем, испанская речь. Жаккетта повернулась в ту сторону, чтобы посмотреть, что там происходит интересного.
Накануне в городе они проходили мимо часовенки странного облика — и рыжий пират сказал, что она выстроена на средства испанских торговцев. И Жаккетта подумала, а может быть, этот корабль привез испанское серебро, которое нужно рыжему?
Как оказалось, корабль привез нечто более ценное.
За спиной Жаккетты разносился над пристанью резкий голос баронессы де Шатонуар, командующей направо и налево.
Но Жаккетта его уже даже и не слышала — потому что, раскрыв рот, смотрела, как по зыбким сходням уверенно, чуть ли не пританцовывая, спускается на бретонскую землю необъятная, закутанная в белое покрывало, а сверху — еще и в меховую шубку — восточная женщина.
Густо подведенные черные глаза весело осматривают новый мир.
— Слава Аллаху высокому, милосердному, — пророкотала Фатима. — Он провел нас над морской пучиной и привел на твердую землю. Слава держателю власти. Мой цвэточек, ты ли это?
И Жаккетта поняла, что да, она видит госпожу Фатиму. Здесь, в холодном ноябрьском Нанте.
— Аллах знал, что я скучаю по тебе, жемчужина сердца моего, — сказала Фатима. — И привел тебя сюда сегодня. Как хорошо. Где твой дом?
Вслед за Фатимой сошел закутанный в тысячу одежек евнух Масрур.
Увидев Жаккетту, он воздел руки кверху и начал пританцовывать вокруг нее, издавая радостные гортанные звуки.
Баронесса де Шатонуар с глубоким неодобрением смотрела на эти дикие, некуртуазные пляски.
— Они тоже будут жить у нас, — спокойно объяснила ей Жаккетта. — Это мои друзья.
Баронесса поджала губы, но говорить что-либо поостереглась. Лишь смерила госпожу Фатиму выразительным взглядом сверху донизу и обратно.
Фатима в ответ безмятежно улыбнулась так, что ее большие темные глаза превратились в две узенькие щелочки над розовыми щеками.
— Мой цвэточек савсэм похудел, — заметила она. — Какой непорядок!
Рыжий пират появился как раз вовремя, чтобы спасти Жаккетту.
Трагедии из создавшегося положения делать не стал, сказал просто:
— Милости просим.
И занялся вещами путешественниц, нарочито не замечая, как почтенные дамы сверлят его взглядами, словно стараясь разобрать на части и проникнуть в его самые потаенные глубины.
Разобрались с повозкой, сундуками и мешками, устроили на ней же и дам. Жаккетта прикидывала, на сколько человек ей придется готовить обед. И где разместить двух таких разных особ, которых одну от другой нужно держать как можно дальше.
И дернул же черт им сойтись в этот час в одном месте!
— Не тревожься, — тихо сказал ей на ухо рыжий. — Места хватит. А не хватит — найдем.
— Твои дела удачны?
— Более чем.
— Ты не злишься на них?
— Это забавно. К тому же мне не терпится узнать, какой ветер занес сюда достопочтенную госпожу Фатиму.
— Мне тоже интересно, — шепотом призналась Жаккетта.
Дома рыжего и Жаккетту ждал новый сюрприз — осунувшийся Жерар в компании с Саидом, Ахмедом, Махмудом и Али.
Жерар не сразу, но нашел дом рыжего пирата по приметам, который тот сообщил при расставании.
Такое количество народа уже не поддавалось никакому размещению, надо было что-то решать — и рыжий пират решил.
Он устроил баронессу де Шатонуар в гостиничке по соседству. Узнав, что ночлег будет за счет рыжего — баронесса снизошла. Но напомнила, что ей нужно в Ренн, и как можно скорее. Пират покивал и клятвенно заверил, что бросит все силы для решения этого дела.
С оставшимися людьми дела обстояли куда проще.
Госпожа Фатима первым делом обошла весь дом и придирчиво, как не снилось даже опытному таможеннику, осмотрела все. Ничего не сказала, но поцокала языком благосклонно.
Мужчины занялись лошадьми. Даже не входя в дом, прямо в конюшне Жерар передал письмо рыжему пирату и рассказал на словах, как обстоят дела в Ренне.
— Надо было его добить… — хмыкнул рыжий. — Да времени не было… Ничего, хорошо, что ты приехал. Вот и повод в Ренн наведаться. Только, боюсь, придется туда же везти и наших почтенных дам. У меня такое чувство, что аж две тещи свалилось на голову.
Убитый горем Жерар немного развеселился.
В кухне кипела работа. Фатима с Масруром готовили сытную гороховую похлебку с копченостями. Жаккетта резала грудинку. Масрур поставил горох на огонь.
Госпожа Фатима наведалась в кладовку и вернулась не с пустыми руками.
— Хорошее масло, — заметила она. — С Джербы. Молодэц.
— А почему вы покинули Триполи? — наконец-то задала Жаккетта самый интересующий ее вопрос.
— Ах, мой цвэточек… — протянула Фатима. — Месть — сладкое блюдо, но от него потом долго горчит на языке. Я рада, что проучила эту Бибигюль, ее надо было поставить на мэсто. И случись по воле Аллаха высокого опять все то, что случилось, — я бы снова сделала из полуживой дэвочки цветущую розу! Но Бибигюль, как все слабые люди, не умеет ценить красивую борьбу.
Фатима шумно вздохнула и принялась замешивать тесто для лепешек.
— Она поставляет свой плохой, некачественный товар всем важным людям Тарабулуса. И торговым гостям. А мы с Масруром — чужаки. Мы перебрались дальше, в Алжир. Потом в Тунис. Но Бибигюль не успокоилась. Молва ведь бежит быстро, быстрее корабля. Люди ведь говорили: о-о, в наш город прибыла достопочтимая госпожа Фатима, ах, какой у нее прекрасный мул, какие кисточки на его уздечке! Один купец рассказывал это другому, тот третьему, изо рта в уши, и весть доходила до этой мерзавки, ядовитой как скорпион. Надо было бы уходить на восток, но Аллах, да воссияет его величие, вел меня на запад, видно, читая книгу моей души. Мы перебрались в Танжер. Думая, раз он попал в руки португалов, то Бибигюль нас не достанет. Но ее убийцы нашли нас и там…
Евнух кивнул.
— Они опять потерпели неудачу — но сколько же можно? В ту ночь мы сели с Масруром думать — куда на пороге зимы направить стопы таким почтенным и уважаемым людям, как мы? А утром в порт пришел испанский корабль. Это был знак судьбы. Мы решили оставить Бибигюль в дураках, пусть исходит от ярости и бессильной злобы, гадая, куда же исчезла Фатима, так ловко щелкнувшая эту зазнайку по носу!
Фатима лихо подбросила вверх увесистый ком теста.
— И мы сели на этот корабль, корабль, идущий в Нант. То была воля Аллаха милосердного, милостивого, как ты сама видишь. Ибо смертным не дано предугадать дороги, которые он предначертал, и что хочет Аллах, то бывает, а что не хочет Аллах, прохлада сердца моего, того не бывает. В счастливый час, моя дэвочка, я увидела тебя на берегу Тарабулуса. И печень моя сейчас сжимается от радости, ведь я снова вижу твои бирюзовые глаза, пусть они не накрашены правильно — так как надо украшать бирюзу! Масрур, засыпай специи!
Лысый евнух начал колдовать над котлом, заправляя его привезенными с собой пряностями, и в кухне бретонского города жарко запахло Востоком.
— Хорошо!.. — благостно вздохнула Фатима.
— А разве вы не могли обратиться к кому-нибудь за помощью? — спросила потрясенная рассказом Жаккетта.
— Я могла попросить помощи только у шейха Али, — усмехнулась Фатима. — Ведь в Тарабулусе я успела купить и продать только тебя. Так и Бибигюль просит помощи у купцов, чьи гаремы она обслуживает. Но пока шейх был жив, моя звездочка, Бибигюль сидела, затаившись, как гюрза в расщелине. И выволокла свой расписной хвост наружу только тогда, когда запылал его черный шатер. Ты меня понимаешь?
— Ага, — кивнула Жаккетта. — Она вас теперь до конца жизни будет преследовать?
— Куда ей! — отмахнулась пухлой, испачканной в муке ладонью Фатима. — Жизнь длинная, а воля у Бибигюль короткая. Немножко времени — вот что нам надо. Она еще три раза подсылала убийц под нож Масрура, мерзкая скорпиониха.
Масрур оскалился, махнул своим тесаком над дымящимся котлом.
— Зря подсылала, только деньги теряла, — подтвердила Фатима, раскатывая лепешки. — Глупая, глупая крашеная ослица. Фатима не лезет в драку, Фатима, как и пророк, да славится он во все времена, любит мир и достаток. Но Фатима не любит, когда ей мешают жить. Бибигюль никак это не поймет! Расскажи лучше, услада моего сердца, как поймал тебя в свои сети рыжий раис?
— Не сразу, — честно сказала Жаккетта. — Но он вывез нас из Триполи.
— Большими делами ворочает этот молодой человек, — вскользь заметила Фатима. — И одной с тобой веры. Это важно. Неплохая партия для моего синеглазого цвэточка. Но все, все провэрю!
— Что все? — удивилась Жаккетта.
— Достаток, влияние, уважение сильных мира, — дотошно перечислила Фатима. — Нам пустозвон не подходит.
— Он мне нравится, и он не пустозвон, — осторожно заметила Жаккетта. — У него слова с делами не расходятся.
— Хвала Аллаху! — воздела припудренные мукой руки кверху Фатима. — То, что у него есть собственное жилье там, где делаются его дела, — очень хорошо. Но я поинтерэсуюсь о нем у достойных людей, не волнуйся, моя звездочка.
Масрур закивал в подтверждение.
— А этот светловолосый малыш кто? — продолжила допрос Фатима.
— Какой? — насторожилась Жаккетта.
— Тот, что встретил нас у дома на загнанной лошади и сейчас не отлепляется от рыжего раиса?
— А-а, это Жерар, — объяснила Жаккетта. — Госпожи Жанны сердечный друг.
Фатима приподняла бровь.
Тут в кухню заглянул рыжий и сказал:
— Маленькая поправочка, милые дамы: не сердечный друг, а законный супруг. Вот так-то! Пахнет так вкусно, что сил нет…
— Сейчас уже будем есть, — пообещала Жаккетта. — А какие новости Жерар привез?
— Не сказать, чтобы хорошие. Впрочем, как на это посмотреть. Мы едем в Ренн.
— Зачем?
— Чтобы сделать из тебя честную женщину, — объяснил рыжий. — Я намереваюсь попросить твоей руки у госпожи Жанны. По-моему, самое время.
И исчез, оставив Жаккетту с Фатимой в полном недоумении.
Фатима задумчиво выложила на сковороду лепешку, поставила сковороду в очаг. Лицо ее было сосредоточено.
— Рыжий раис берет замуж мой синеокий цвэточек, — сказала она нараспев. — Какой молодэц! Хорошо, не буду интерэсоваться у достойных людей…
И добавила, как припечатала:
— Пусть сначала возьмет. Да.
Ели тут же, в кухне, за огромным столом.
Пока добрались с пристани, пока приготовили еду — короткий день завершился. Зажгли свечи. Развешанные по стенам кухни начищенные медные сковороды и котлы мягко отражали свет.
За одним столом собрались совершенно разные, не знакомые друг с другом люди. И все же они были не чужими друг другу.
Жаккетта сидела рядом с рыжим пиратом, смотрела на людей, которых свела судьба в их доме, и думала: «Вышивку зимней порой у окна придется, похоже, отложить».
А ночью она спросила у рыжего:
— Почему ты хочешь взять меня в жены именно сейчас? Почему ты сказал «самое время?»
— Как почему? — возмутился рыжий пират. — Я боюсь, что промедли я хоть день, и Фатима тебя снова продаст в какой-нибудь солидный гарем, чтобы устроить твою судьбу наилучшим, с ее точки зрения, образом. А я не для того вытаскивал тебя из Волчьего замка, чтобы вот так запросто лишиться.
Жаккетта фыркнула.
— Ну а если серьезно, обратись я к госпоже Жанне с подобным предложением сразу после Шатолу — она бы даже разговаривать со мной не стала. Сейчас же она будет вынуждена согласиться. И это очень упрощает дело.
— А моего согласия ты спросил? — поинтересовалась Жаккетта.
— Ты согласна? — спросил рыжий.
— Я подумаю, — важно сказала Жаккетта и зевнула.
— Думай, — разрешил рыжий пират, обнял ее, и они уснули.
Глава IV
Жанна и не надеялась пережить ту ночь, когда Жерар уехал в Нант.
Потому что раскрашенный череп лежал на кровати, прямо на покрывале, и радостно скалился, как и тогда, стоило только ей ступить на порог собственной спальни.
И Жанне показалось, что за плотной шторой угадывается человеческий силуэт.
Она сползла по дверному косяку без чувств, а когда очнулась — как в прошлый раз, — уже ничего не было, ни силуэта, ни черепа. И опять — ни караулы, никто ничего не заметил.
Жанна была уверена, что в следующий раз она обнаружит череп на собственной подушке.
Возможно, в компании с ласковым и страстным виконтом.
И это окончательно сведет ее с ума.
Ночь Жанна провела без сна, сидя в кресле и смотря на огонь. Время от времени она впадала в странное полузабытье-полуявь, но стоило птичьему крылу прошуршать за окном или мышке заскрестись в норе — она вскакивала и хватала старинную алебарду, принесенную из углового зала.
Утром надо было ехать к герцогскому двору.
Стиснув зубы, Жанна поехала, сказав себе, что виконт ее не запугает.
Волчье Солнышко был свеж и безмятежен.
— Как я рад вас видеть, звезда моя рассветная, — завладел он узкой Жанниной ладонью. — Каждое мгновение, проведенное рядом с вами, для меня драгоценней изумруда!
— Я не устаю поражаться, виконт, как молниеносно вы превратились в поэта, — заметила Жанна.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — назидательно сообщил виконт. — Когда после турнира я отлеживался в постели, приказал читать себе сборник стихов, нашедшийся в библиотечном шкафу. Подарок покойного отца, между прочим. Решил клин клином выбить. Чуть с тоски не умер, слушая все эти охи и вздохи. Только Бертран де Борн и умеет разогнать хандру:
Люблю я дыханье прекрасной весны
И яркость цветов и дерев;
Я слушать люблю сред лесной тишины
Пернатых согласный напев
В сплетеньи зеленых ветвей;
Люблю я палаток белеющий ряд,
Там копья и шлемы на солнце горят,
Разносится ржанье коней,
Сердца крестоносцев под тяжестью лат
Без устали бьются и боем горят.
Люблю я гонцов неизбежной войны,
О, как веселится мой взор!
Стада с пастухами бегут, смятены,
И трубный разносится хор
Сквозь топот тяжелых коней!
На зáмок свой дружный напор устремят,
И рушатся башни, и стены трещат,
И вот — на просторе полей —
Могил одиноких задумчивый ряд,
Цветы полевые над ними горят.
— Там-там, та-да-там, как же там… А!
Люблю, как вассалы, отваги полны,
Сойдутся друг с другом в упор!
Их шлемы разбиты, мечи их красны,
И мчится на вольный простор
Табун одичалых коней!
Героем умрет, кто героем зачат!
О, как веселится мой дух и мой взгляд!
Пусть в звоне щитов и мечей
Все славною кровью цветы обагрят,
Никто пред врагом не отступит назад![24]
— Каково? В его времена слово «преданность» не было пустым звуком. Не то что сейчас — люди измельчали. Вы не находите?
— Отнюдь! — ощетинилась Жанна. — И тогда, и сейчас есть как подлецы, так и святые!
— Отрадно, отрадно такое слышать, — подхватил виконт, весь вид которого говорил, что уж он-то, несомненно, святой. — Беседы с вами — всегда услада для моих ушей. Чувствую, что мы созданы друг для друга.
— Не сомневаюсь! А знаете что, виконт, — вспомнила вдруг Жанна. — Когда я была в плену в Триполи, в доме торговки живым товаром, мне в руки попалась рукописная тетрадь со стихотворными строками, арабскими и французскими, видно, пленниц до меня развлекали. А может быть, учили. И одно мне, представьте, запомнилось:
Я, словно девушку и светлую весну,
Когда-то прославлял кровавую войну.
Но ужас я познал теперь ее господства —
О, ведьма старая, что держит всех в плену,
Что хочет нравиться и скрыть свое уродство,
И отвратительную прячет седину…[25]
— Сильно, — заметил виконт. — Даже и не знаю, что сказать. Я подумаю, моя звезда.
И отошел.
Эту схватку Жанна выиграла.
В Нанте рыжий пират начал готовиться к отъезду. День было решено посвятить неотложным делам, а на следующее утро выехать.
Первым делом требовалось посадить на корабль Саида, Махмуда, Али и Ахмеда. Пират выполнял данное обещание. Потом нужно было собраться — и решить, каким образом перевозить из Нанта в Ренн двух почтенных дам. И запас еды, памятуя о том, что после осады в столице герцогства голодно.
Чтобы не терять времени — осенние дороги не мед, — было решено воспользоваться конными носилками, которыми не брезгуют даже лица духовного звания. Причем двумя: ибо представить, что благородная баронесса де Шатонуар сядет рядом с уважаемой госпожой Фатимой, было решительно невозможно! (Жерар попытался было робко спросить, а зачем вообще тащить с собой этих двух переч… э-э-э-э… почтенных особ, но рыжий пират ему доходчиво объяснил, что проще их взять с собой, чем не брать. И пользы для дела будет больше.)
Рыжего заботило не то, как разместить дам. Людей было мало. Надежных людей.
— Люди есть в Аквитанском отеле, — успокоил его Жерар. И тихо добавил: — Скорее бы вернуться…
Отправив четверку мусульман, рыжий принялся обихаживать госпожу Фатиму: он повел их с Масруром в лавку, чтобы обеспечить одеждой в преддверии грядущей зимы.
Жаккетта, оставшись дома, собирала немудреные пожитки и изредка растроганно всплакивала: пират ей прочел письмо госпожи Жанны. Шмыгая носом, Жаккетта думала: «Вот беда-то… Но ничего, я скоро приеду».
Пирату пришлось подзадержаться: покупкой одежды дело не ограничилось, госпожа Фатима возжелала немножко познакомиться с городом.
Они прошли к замку герцогов Бретонских (в котором и родилась герцогиня Анна). Осмотрели его бастионы. Прошли к собору Святых Петра и Павла. А потом прошли к улочке Святого Жана, где стоял монастырь Кордильеров. Там, на выходе из испанской часовни, Фатима и Масрур встретили людей с корабля, что их привез. Поговорили и между делом решили несколько важных дел.
В новом мире госпожа Фатима держалась очень уверенно. Она с любопытством смотрела по сторонам через щелку в своем покрывале.
— Мир открытых лиц, как интерэсно, — заметила она. — Вот он какой… То-то так сложно было приучить мой бирюзовый цветочэк правильно ходить по улицам!
Выехали в путь так рано, как только возможно. Мужчины — верхом.
В первых носилках с видом великого одолжения ехала баронесса де Шатонуар.
Во вторых — госпожа Фатима с Жаккеттой. (Лошади были этому не рады. Фатима снова принялась откармливать Жаккетту, как в старые добрые времена.)
— Дорога — время новостей, — довольно сообщила госпожа Фатима. — Ты знаешь, слеза моего глаза, что пала Гранада?
— Это где? — удивилась Жаккетта.
— Вах, не знать Гранады, этой светлой звезды, упавшей на землю! — всплеснула руками Фатима. — Если бы не бедствия, обрушившиеся на Гранаду, я могла бы укрыться именно в ней.
— Какие бедствия?
— Фердинанд и Изабелла, — коротко отрезала госпожа Фатима. — Король и королева. Они воюют страшным оружием — голодом. А у Гранады слабый, невезучий эмир. Мне рассказали это вчера испанские моряки. А тепэрь ты рассказывай, почему мы вдруг покинули прекрасный, хоть и небольшой, дом и трясемся по раскисшим от грязи дорогам.
— Нам нужно как можно быстрее к госпоже Жанне, — объяснила Жаккетта. — Там беда. Мы не смогли убежать от одного безумного человека, он объявился в Ренне.
— Откуда убежать?
— Из его замка в лесах.
— А как вы попали в замок? Ты, прохлада моего сердца, ничего еще не говорила. Рыжий раис увез вас из Тарабулуса. А потом?
— Потом мы были на Кипре. На Родосе. Попали в Рим… — дотошно перечисляла Жаккетта. — Там госпожа Жанна встретилась с баронессой — ну той, что в носилках впереди нас трясется. Они решили выдать меня за восточную пленницу. Ну, то есть как будто я попала маленькою на Восток, там воспиталась, а потом госпожу Жанну продали в тот же гарем, что и меня, и мы бежали. Обозвали меня Нарджис.
— Фу-у-у… — скривилась госпожа Фатима, тонко чувствующая разницу между именем, данным Жаккетте шейхом, и именем, полученным от аквитанских дам.
— Ну вот, эту Нарджис они водили по всем домам в Риме, как ученого осла, — продолжила Жаккетта так, словно это не ее водили. — Всем показывали. И допоказывались — там гостил один сумасшедший француз, виконт. Он нас с госпожой Жанной и заприметил. И на обратном пути похитил, в замок свой увез.
— Какой горячий господин! — заметила Фатима, не то одобряя, не то осуждая виконта. — Он был совсем безумный, да?
— Да нет. Только временами, — начала вспоминать Жаккетта. — Днем вроде человек как человек, а вот ближе к ночи начинает чудесить… То воет, то на дудочке играет, то таскает нас с госпожой Жанной по замковой стене — по холоду! Или прикажет нас на подносе по замку носить… А потом ревность в нем взыграет и он душить меня пытается… — Жаккетта потрогала шею. — Ужас какой-то. Пока не стукнешь его — не отвяжется. А стукнешь — вроде присмиреет.
— Прямо одна из сказок Шахерезады, — заметила одобрительно госпожа Фатима. — Как вы спаслись от этого иблиса?
— Нас вытащил рыжий пират, — улыбнулась Жаккетта. — Снова спас. Он примчался, с бородой как у султана, с Али, Махмудом, Ахмедом и Саидом. В замке мы подружились с Жераром, оруженосцем виконта, он помог с побегом и сбежал вместе с нами. А теперь, оказывается, госпожа Жанна вышла за него замуж — я бы нипочем не подумала! Он же не богатый и не знатный — как она любит.
— Мне этот малыш нравится, — пророкотала госпожа Фатима, приоткинув занавесь носилок и в щелочку посмотрев на Жерара, весь вид которого говорил: скорее, скорее!
— Мы укрылись в маленьком городке, — продолжала Жаккетта. — Но виконт и там нас нашел. И предложил турнир. Кто победит — тот нас и забирает. Они бились там, на поле у Этревиля. Виконт не смог нас отбить, рыжий его победил. Но мы думали, что теперь в безопасности. А оказывается, виконт в Ренне вместе с французским королем. И мучает госпожу Жанну. Поэтому мы едем туда на помощь.
— Как интерэсно, — заметила госпожа Фатима задумчиво. — Очень, очень трогательно. А почему ты его не отравила? А? Яда не было? Непорядок.
— Нашла я яд, — отчиталась провинившаяся Жаккетта. — Траву арбалетчиков. Да все решиться не могла.
— Не расстраивайся, моя звездочка, — утешила ее госпожа Фатима. — Значит, Аллаху так было угодно. Всэгда лучше, когда нас, слабых женщин, спасают мужчины. Это хорошо, это правильно.
В Ренне же дела обстояли следующим образом.
Воодушевленная победой Жанна по пути домой додумалась до самого простого решения, как же избежать встречи с черным черепом, который стараниями Волчьего Солнышка упорно появляется в Аквитанском отеле по ночам.
Это же так просто!
Надо только вступить в схватку, чтобы липкий страх отпустил душу, — и решение приходит само собой.
Пусть череп, мерцая в полутьме узорами на темени, сколько угодно дожидается ее на кровати, а она будет ночевать в другом месте! Помещений в Аквитанском отеле, слава богу, хватает…
Жанна ехала и улыбалась — впервые за эти дни.
Баронесса де Шатонуар покачивалась в конных носилках и злилась. На всех.
Привечают тут каких-то нехристей, а она, дама благороднейших кровей, чуть ли не на роли приживалки.
Но надо спешить в Ренн — раз Бретань теперь в руках Франции, пора делать большую политику.
…К Аквитанскому отелю подъехали уже в темноте.
Жаккетте даже не верилось, что она снова здесь, приехала в носилках важная, как знатная дама. Было так странно — и не передать. То друзья — Аньес, Ришар, Большой Пьер — были далеко-далеко, а то вот, прямо тут, осталось только выбраться из носилок.
А она, кто теперь она, Жаккетта? Уезжала она просто камеристкой, способной к укладке волос, а теперь она невеста рыжего пирата, восточная звезда и вообще.
Еще мгновение — и она окончательно вернется в Аквитанский отель…
— Приехали, мои дамасские розы, — пират открыл дверцу носилок, помог спуститься Жаккетте и госпоже Фатиме.
Кони переступали ногами, фыркали: им хотелось поскорее освободиться от ноши. От них пахло потом. От конюшни спешил Ришар — обиходить коней. Увидев Жаккетту, замер на месте. Потом закричал:
— Вернулась! Вернулась! Аньес, она вернулась!
Начались праздничные суета и суматоха. Белая головная повязка Аньес слабо светилась в темноте. Так же мерцало белое покрывало госпожи Фатимы.
Жаккетта только и могла, что улыбаться во весь рот, глядя на старых друзей. И гадать, где же лучше всего представить им друзей новых.
— Какая хорошая должна быть кухня у такого роскошного дворца… — невозмутимо заметила госпожа Фатима. — Там, навэрное, тепло-о-о-о…
— Это точно, — заметил подошедший Большой Пьер. — Кухня у нас знатная. Только кухарка вот пропала…
— Господин покажет мне дорогу? — мягко улыбнулась госпожа Фатима, стреляя в Большого Пьера подведенными глазами поверх расшитой золотом повязки, закрывающей половину лица.
Госпожа Жанна была занята приемом баронессы де Шатонуар. Надо было бы уже привыкнуть к ее путешествиям и неожиданным появлениям, но все равно Жанна вздрогнула, услышав знакомое:
— Здравствуй, девочка моя ненаглядная!
— Какими судьбами? — только и смогла сказать она.
— Для перелетных птиц нет преград! — резко рассмеялась баронесса. — Правда, у меня такое ощущение, что я попала в восточный караван. Твои гости — они такие стра-а-анные…
— Мои гости? — удивилась Жанна, присматриваясь к Фатиме и Масруру. — Да я первый раз их вижу!
— Все понятно, — мурлыкнула удовлетворенно баронесса. — Гости твоей камеристки. Пойдем, моя дорогая, и вели подать с дороги вина и сыра. Да и от жаркого я бы не отказалась…
— У меня пропала кухарка, — мрачно сказала Жанна. — Поэтому жаркого нет. Сейчас пошлю кого-нибудь в трактир за едой, но придется подождать.
— Тогда вино и сыр, — улыбнулась баронесса. — Вино и сыр. И самые свежие новости.
Жанна с баронессой поднялись в парадные покои, госпожа Фатима с Жаккеттой отправились прямо на кухню.
Аньес в двух словах рассказала, что Филиппа загадочно исчезла, найти ее не удалось и в кухне разруха.
Жаккетте, госпоже Фатиме и Масруру снова пришлось приниматься за дело.
А между тем на улице совсем стемнело. В Аквитанском отеле, замершем за темной стеной, светились лишь кое-какие окна: полуподвальные кухонные, куда мало-помалу стянулись все свободные обитатели Аквитанского отеля, окно малой столовой, где Жанна с баронессой неторопливо беседовали о жизни за бокалом вина.
Темный экипаж медленно ехал по темной улице.
Он миновал Аквитанский отель и остановился у соседнего дома. Экипаж ждали — споро растворились ворота, впуская гостей. Юркая фигурка, угодливо склонившись, открыла дверцу. Из экипажа вышел высокий человек, одетый по итальянской моде. Только в отличие от жизнерадостных средиземноморцев, предпочитающих яркие, сочные цвета, его одежда была темной, вплоть до рубашки черного шелка.
Виконт де Шатолу — а это был он — в руке держал любовно завернутый в обрывок рыбацкой сети черный череп, чьи узоры уже начали мерцать в темноте.
Подручный проводил Волчье Солнышко в пустынный дом, откуда на днях срочно съехали хозяева. Голод, царивший в городе во время осады, сделал их очень сговорчивыми, и они без колебаний приняли предложение людей виконта. Там, в комнате, скудно освещенной подмаргивающей свечой, Волчье Солнышко поставил череп на стол, сам сел в резное кресло и принялся слушать отчет соглядатая.
— Гости из Нанта прибыли, — доложил почтительно подручный, боясь вымолвить хоть одно лишнее слово. — Жерар с ними.
— До этого сопливого щенка я еще доберусь, — мечтательно улыбнулся виконт. — Живьем кожу сниму, прикажу тонко выделать и сделать мне безрукавку. С вышитой гончей на спине. Хорошо, что они тут. Теперь, мой друг, все станет куда интереснее.
Человечек знал, что виконт говорит не с ним, а с черепом.
Поэтому, молча пятясь задом, он покинул комнату.
Виконт с удовольствием потянулся так, что все косточки хрустнули. Положил ноги в мягких замшевых башмаках на стол. Поставил череп на огарок свечи так, чтобы в темноте светились глазницы и челюсть мертвой головы.
— Вот теперь мы повеселимся, — сообщил черепу Волчье Солнышко. — Теперь, когда все в сборе. Пугать трепетную графиню слишком просто. Хорошо хоть она огрызаться начала, все не так скучно. Но вот теперь, когда обе пташки здесь, теперь мы устроим гон на славу. Мы еще поиграем в Синюю Бороду, о да!
Череп светился, всем своим видом подтверждая слова хозяина.
Виконт убрал со стола ноги, сунул за пазуху войлочный колпак, лежавший на столешнице. Снял череп со свечи, погасил ее и стал ждать, когда глаза привыкнут к темноте. Снова увязал череп в обрывок рыбацкой сети.
— Пойдемте, мой друг, — обратился он к слабо мерцающему узорами черепу, — пора нанести дамам визиты.
Выйдя из дома, виконт, пользуясь пристройками, прилепившимися прямо к стене, разделяющей две усадьбы, забрался наверх. Со стены он перемахнул на старую узловатую яблоню, по которой ловко, как большая рысь, добрался до крыши. Нырнул в слуховое оконце и очутился на чердаке, где в свое время скрывался Абдулла.
Здесь до сих пор пряно пахло травами, собранными Жаккеттой несколько лет назад. Неслышно ступая, виконт подошел к лестнице. Несколько шагов — и он оказался внутри Аквитанского отеля.
Поставив череп на подоконник ближайшего окна, виконт вытащил из-за пазухи колпак, расправил его и натянул на голову. Колпак оказался таким же, какими иногда пользуются палачи, но только черным, а не красным. Он полностью закрыл лицо, лишь отверстия для глаз и рта белели на черном сукне.
Высвободив череп из рыбацкой сети, виконт убрал сеть за пазуху, на место колпака. Подхватив череп, он пошел по коридору, ступая бесшумно, как призрак. Виконт был счастлив, как никогда в жизни.
Безлюдным коридором черный призрак шел по направлению к малой столовой. В темноте казалось, что мерцающий зелеными узорами череп плывет на отрубленной бледной руке мертвеца, как в страшных историях Аньес.
Дамы в малой столовой тихо беседовали. Жанна, надо признаться, немного переборщила с вином: и от облегчения, что пират с Жаккеттой вернулись, и от досады, что баронессу черти принесли. Но было так приятно расслабиться, зная, что пройдет совсем немного времени — и она уткнется лбом в твердое горячее плечо Жерара, услышит, как стучит его сердце.
Жанна и баронесса сидели за столом, на котором горело всего лишь три свечи в старинном подсвечнике. Венецианского стекла бокалы отражали свет, сырные ломтики казались кусочками луны. Вяленый итальянский виноград, чудом сохранившийся в кладовой паштет из гусиной печени — вот и все, что кроме сыра Жанна смогла поставить на стол.
Когда дверь со скрипом приоткрылась, Жанна подумала, что наконец-то принесли долгожданное жаркое.
И когда вместо жаркого в щели появилась бледная рука с черным черепом, Жанна не столько испугалась, сколько разгневалась и крикнула возмущенно:
— Опять?!
А вот баронессе де Шатонуар все было в новинку. Поэтому именно она завизжала так, что даже ангелы бы заткнули уши, находись они поблизости.
Жанна запустила в череп серебряным блюдом с остатками сыра. Блюдо ударилось о дверь и отскочило от резной створки со звоном.
— Промахнулась… — с сожалением сказала Жанна.
Баронесса завизжала еще громче.
Первым истошный визг услышал Большой Пьер.
— Опять началось, — неодобрительно сказал он и, подхватив алебарду, поспешил на крики.
За ним — остальные.
В кухне остались только Жаккетта, госпожа Фатима и Масрур. Масрур вращал вертел с каплуном над очагом, Жаккетта резала овощи, а госпожа Фатима считала, что негоже уважаемой женщине носиться сломя голову по чужому дому, и поэтому просто грелась у очага.
Дружный топот ног возвестил виконту, что в этот раз будет погоня.
Череп исчез из малой столовой, оставив дам одних.
Для начала виконт отступил в темный угол, повернулся к стене лицом и прикрыл мерцающий череп собственным телом.
Люди, спешившие в малую столовую на помощь госпоже, его не заметили.
Виконт начал отступать к чердаку.
— А-а-а-а!!! Мертвая рука!!! — перекрыл вой баронессы отчаянный визг зоркоглазой Аньес, углядевшей в конце коридора узорчатый череп и бледную руку.
Виконт, как раз заворачивавший за угол, вздрогнул и перешел с шага на быстрый бег.
— В клещи его берите! — рявкнул Большой Пьер своим копейщикам.
Но от тех было мало толку — они скучились в коридоре, больше мешая друг другу, чем помогая. А вот рыжий пират, привыкший к малым, неустойчивым пространствам на кораблях, незаметно просочился вперед.
Он догнал виконта у лестницы на чердак. Но Волчье Солнышко прибавил ходу и стрелой влетел на чердак. Не замедляя бега, он добрался до слухового окна и выбрался на крышу. Здесь уже было не побегать, двигаться следовало осторожно, слишком велик был риск неудачно ступить в темноте и полететь вниз, на вымощенный брусчаткой двор.
Этим воспользовался рыжий пират, догнавший призрака уже на крыше.
Черные одежды виконта делали его почти неразличимым в темноте, а вот белая рубашка рыжего пирата была хорошо заметна. В руке рыжего поблескивал широкий палаш. Виконт тоже не был безоружен, но сойтись здесь с рыжим пиратом, как в прошлый раз на турнире, отнюдь не желал.
Поэтому он с силой запустил рыжему пирату в лицо черный череп, а сам в несколько невообразимых прыжков достиг края крыши, перемахнул на яблоню, с нее на стену — и был таков.
Пират еле успел отбить летящую мертвую голову в сторону. Мерцающий череп обрушился на камни и разбился на черные черепки.
Экипаж уже уносил виконта прочь от Аквитанского отеля. Он проехал город, именем короля Франции заставил открыть закрытые на ночь ворота и выехал в лагерь французских войск. Потому что король, не желая причинять лишние оскорбления и без того униженной Бретани, стоял под городом, официально не входя в столицу герцогства.
Жить в палатках хорошо во время летних кампаний, а когда на дворе ноябрь, все живое старается забраться под крышу, поближе к пылающему очагу.
Виконт, от которого во время военных действий не было никакого проку, сейчас по праву Бурбона и ближайшего королевского родственника занимал хороший крестьянский дом. Войдя в свою походную спальню, виконт сбросил устрашающие черные одежды и облачился в более привычный наряд.
— Какая досада, — коротко обозначил он свое разочарование.
Рядом с кроватью стоял запертый на несколько замков шкаф-поставец, грубый и крепкий. (В таком зажиточные поселяне обычно хранят самую дорогую посуду в доме, открывая его дверцы лишь по большим праздникам, чтобы соседи смотрели на красоту и завидовали.) Виконт достал ключи, отворил дверцы.
На полках вместо кубков и чаш стояло и скалилось еще двенадцать черных, расписанных узорами черепов. Разбившийся череп был тринадцатым.
— В нашем доме потери, — горестно объяснил им виконт и достал дудочку, сделанную из берцовой косточки журавля, лежавшую тут же на полке.
Затворив дверцы и закрыв снова все замки, он забрался на кровать с ногами, сел по-восточному и принялся задумчиво выводить стонущие, заунывные звуки, так разозлившие в свое время Жаккетту.
В Аквитанском отеле дела шли своим чередом.
Баронессу де Шатонуар отпоили хорошим вином. Икая от ужаса, она пошла спать.
Жанна осталась в малой столовой, решив во что бы то ни стало дождаться жаркого.
Ужин был готов, и в кухне Аквитанского отеля снова стало тесно от народа.
Жаккетта тихонько шепталась с Аньес — они прикидывали, куда можно поселить госпожу Фатиму с Масруром. Госпожа Фатима просила каморку потеплее. Выходило — что лучше всего им отвести комнаты над кухней, где проходит труба очага, и уж там они точно не замерзнут. Потом Аньес принесла малыша — и он стал самым главным человеком на кухне. Ришар сиял от гордости.
— Я буду нянчить твоих детей от рыжего раиса, — мечтательно пообещала госпожа Фатима Жаккетте, делая пухлыми пальцами «козу» младенцу Аньес.
Рыжий пират дождался посыльного из трактира с блюдом, накрытым крышкой, отобрал жаркое и сам понес его Жанне в малую гостиную.
— А-а, это вы, — меланхолично приветствовала его Жанна. — Садитесь.
— Благодарю, — пират поставил жаркое, сел сам.
— Видите, что здесь творится. — Жанна задумчиво сняла крышку. — Я даже не за себя боюсь, за Жерара. Еще немного — и бретонский двор отправится во Францию на бракосочетание герцогини Анны и короля. Я — придворная дама и должна там быть. Но если здесь виконта хоть что-то сдерживает, то там мы с Жераром будем в полной его власти…
— Время еще есть. — Рыжий пират без особых церемоний выгрузил на тарелку баронессы солидную порцию жаркого. — Вам положить?
— Положите. — Жанна подвинула серебряное блюдо из-под сыра, которое подняли с пола, когда уводили баронессу де Шатонуар.
— Для того чтобы успешно противостоять виконту, мне нужно провернуть одно дело, которое без вашей помощи, госпожа Жанна, осуществить трудно, — начал издалека рыжий пират.
— Продолжайте, — поощрила Жанна. — Очень интересно.
— Я прошу руки вашей камеристки, дабы сделать из нее честную женщину и все такое, — объяснил рыжий пират. — Причем бракосочетание должно состояться в реннском соборе до отъезда двора герцогини во Францию, и об этом должен знать виконт.
— Зачем вам это?
— Хочется, — пожал плечами рыжий пират. — Ну и, не в обиду вам будь сказано, госпожа Жанна, Жаккетта нужна виконту даже больше, чем вы, точнее, вы обе ему необходимы, для полного наслаждения. И, признаться, сложно винить его за это желание. Но я, как вы понимаете, не смогу защищать Жаккетту должным образом, если она не станет моей законной женой. В любом другом случае виконт сразу получит все преимущества, снова тот фокус с бородой, как в замке Шатолу, уже не пройдет.
— Да вы же сами вне закона! — возмутилась Жанна.
— С чего это? — удивился пират. — Я дворянин, владелец и капитан корабля. Если уж на то пошло, то мой род ничуть не менее славный, чем род виконта. Среди подвигов его предков есть весьма сомнительные, вроде того, как отличился при Людовике Восьмом Аршамбо де Бурбон, предложив заболевшему смертельным поносом королю переспать с юной девственницей, дабы болезнь отступила.
— Я серьезно, а вы! — взвилась Жанна.
— И я серьезно.
— А король? — не смогла сдержать интереса Жанна.
— Король отказался нарушить обет целомудрия. И умер. Итак, вы согласны?
— А если я откажусь?
— Я знаю, что вы это не всерьез, — спокойно сказал рыжий пират. — В душе вы желаете нам любви и согласия.
— Но что скажет общество? — забеспокоилась Жанна.
— Общество будет ахать и охать, — пообещал рыжий пират. — Тем более если вы объявите, что эта госпожа Нарджис, освобожденная вами из гаремных оков, обрела с вашей помощью счастье и выходит замуж.
— Все равно не пойму, зачем вам это надо, — призналась Жанна.
— Да это же очень просто. Чтобы нанести вам удар, виконт будет бить по Жерару. Но если озадачить его замужеством Жаккетты, да еще со мной, человеком, который его унизил совсем недавно, он не станет распылять силы и счеты с Жераром отложит ненадолго. Постарается сорвать свадьбу. Это нам на руку. Потому что каких-то иных мер я все равно пока придумать не могу. Мне тоже нужно время, чтобы разобраться.
— Хорошо, — Жанна отложила вилку. — Я согласна на брак Жаккетты. Хотя мне и нелегко дать это согласие.
— Ваша жертва не будет напрасной, — пообещал рыжий. — Завтра я переговорю с епископом о дне бракосочетания, а вы при виконте расскажете придворным дамам об этом захватывающем событии.
— Сначала я расскажу герцогине. Она все знает, — твердо сказала Жанна. — Всю правду.
— Хорошо. Это нам на руку. Прекрасное жаркое. Спокойной ночи.
И рыжий пират ушел.
Не сказать, чтобы Жанна была очень рада такому повороту событий, но, с другой стороны, уж лучше так, чем остаться с виконтом один на один…
Аньес и Жаккетта не успели обсудить даже сотой доли того, что хотели. Но малыш потребовал внимания матери, друзья потребовали внимания Жаккетты. Спустилась мрачная (потому что голодная) камеристка баронессы де Шатонуар, которой понадобилась горячая вода для госпожи. Тысячи мелких дел, возникающих, казалось бы, из ниоткуда, цепко держали в своих оковах.
Но самую главную новость Жаккетта Аньес успела сообщить:
— Я теперь никакой святой о защите не молюсь, представляешь? Он меня защищает.
Аньес с полуслова поняла, о чем речь. Сказала:
— Ничего себе! — И, прижимая орущего сына, убежала его кормить и укладывать спать.
Когда Жаккетта добралась до постели, она ног под собой не чувствовала. Пирата не было — и Жаккетта знала, что сейчас он пытается получить у госпожи разрешение на их брак.
В эту ночь и Жанна, и Жаккетта очень долго ждали своих мужчин.
Разобравшись с делами, пират собрал вместе Жерара, Большого Пьера, Масрура, Ришара. Они вооружились факелами (и не только). И пошли в соседний дом, благо ворота после отступления виконта остались распахнутыми.
То, что хозяева его покинули в сильной спешке, было понятно сразу. Оставленные вещи, брошенная утварь… Рыжий пират ходил по дому и хмурился. Нашел комнату, в которой сидел виконт. Глянул в окно на Аквитанский отель. Сел в резное кресло и задумался.
Большой Пьер осмотрел дом, что-то прикинул, взял лом и пошел в подвал, сшибая мешающие запоры.
Там, внизу, в одном из закутков нашли связанную кухарку Филиппу. Слава богу, живую, хоть и побитую. Увидев Большого Пьера, Филиппа зарыдала.
Ее вынесли наверх, дали напиться. Филиппа и двух слов связать не могла, лишь заливалась слезами. Родной дом ее был далековато, поэтому кухарку перенесли в Аквитанский отель, устроили в кресло у теплого очага, налили вина. Того же самого, которым отпаивали баронессу де Шатонуар.
— Вряд ли он сюда вернется, — сказал Жерару рыжий пират. — Времени до отъезда герцогини Анны во Францию осталось совсем немного.
— Я бы не зарекался, — мрачно сказал Жерар. — Господин виконт способен на все. Пока он на удивление мягок…
— Но мы тоже еще зубы не показывали, — утешил его пират.
Жанна дождалась Жерара глубоко за полночь.
Пока Жерара не было, она лежала и думала, как же быть с баронессой де Шатонуар.
Если герцогине Анне Жанна рассказала все без колебаний, то баронессе она пока ничего не сказала ни о Шатолу, ни о виконте, отделавшись общими словами, что путешествие было трудным. Ей ничего не хотелось говорить баронессе — ведь она, пусть и косвенно, подтолкнула их с Жаккеттой на это путешествие. И еще неизвестно, как отзовется любое слово, сказанное в присутствии госпожи де Шатонуар, чьих ушей оно достигнет. На кого она сейчас может работать? В какую авантюру ввязалась? Ведь не просто так появилась она в Ренне именно сейчас. Ох, не просто… Оставить родные края и пуститься в путешествие в преддверии зимы — баронессой должны двигать очень серьезные причины.
Жерар появился, когда Жанна уже задремала.
Он рассказал, что в соседнем доме обнаружили кухарку Филиппу.
— Какое счастье, что он ее не убил! — всхлипнула Жанна. — Я боялась самого худшего… Теперь она, наверное, не захочет переступить порог нашей кухни.
— А может быть, наоборот, — утешил ее Жерар. — Может быть, только здесь она будет чувствовать себя в безопасности, похитили ведь ее в городе.
— Может быть, — благодарно сказала Жанна, целуя Жерара.
И больше они не произнесли ни слова, потому что им было не до этого.
— Я таки сунул голову в петлю, — сообщил рыжий пират Жаккетте. — Госпожа Жанна дала согласие на наш брак.
— Очень хорошо, — безмятежно сказала Жаккетта. — Госпожа Фатима будет рада.
— А ты? — обиделся пират.
— Если сообщишь это по-другому. А то от твоих слов я чувствую себя виселицей, в чью петлю сунул голову невинный человек, — отрезала Жаккетта.
— Хорошо, я выразился неудачно, — не стал отрицать рыжий пират. — Сострить хотел. Ты меня простишь?
— Прощу, — не стала ломаться Жаккетта. — Я была бы больше рада, если бы все это произошло тихо и спокойно, а не так, как сейчас.
— Я бы тоже этого хотел, — согласился рыжий. — Но по-другому не получается. Потому что это часть нашей борьбы. И все-таки, я думаю, мы устроим достойный праздник, не хуже королевского, уверяю тебя. Венчание пройдет в соборе Святых Петра и Павла.
— Когда?
— Завтра узнаем. Хотелось бы, конечно, в ближайшую пятницу или субботу, нам нельзя откладывать — герцогиню скоро увезут во Францию.
— У меня странные чувства, — призналась Жаккетта. — Голова кругом идет от всего этого.
— У меня тоже, — кивнул рыжий пират.
— А ты потом не будешь жалеть? — в лоб спросила его Жаккетта. — Ведь я — это я, а ты знаешь, какой я уродилась.
— Я хочу засыпать и просыпаться с тобой вместе, — просто сказал рыжий пират. — Мне хорошо, когда ты рядом. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — подтвердила Жаккетта.
Глава V
Утром баронесса де Шатонуар решительно собралась ехать ко двору герцогини вместе с Жанной.
С одной стороны это облегчало задачу рассказать о предстоящем венчании.
— Я хочу устроить маленькую шутку, — объяснила Жанна баронессе, пока экипаж гремел колесами по мостовой. — Я выдаю камеристку замуж…
— А вот я бы нипочем не дала разрешения своей, еще чего! — ввернула тут же баронесса. — Этак они все под венец намылятся, с них станется.
— Да бог с ней, что теперь, в мире прислуги не останется, если она станет замужней дамой? — высокомерно отмахнулась Жанна. — Суть не в этом. При герцогском дворе я хочу представить дело так, что замуж выходит Нарджис — вы оцениваете соль, госпожа де Шатонуар?
— Ах, моя девочка! — оживилась почувствовавшая интригу, как гончая кровавый след, баронесса. — Ты такая проказница! Хочешь повеселиться так же, как в Риме?
— Да лучше, чем в Риме, — не моргнув глазом, заявила Жанна. — Теперь ведь у нас есть еще и настоящая госпожа Фатима, и настоящий восточный евнух. Все будет куда достовернее. Мне хочется немного развеселить этой шуткой герцогиню Анну — она так печальна после проигранной войны…
— Да-да, — поддакнула баронесса. — Несомненно, это наш христианский долг, поддержать бедное дитя… Отъезд уже скоро?
— Никто не знает, — насторожилась Жанна. — Пока продолжаются переговоры. Французы вытягивают из Бретани последние соки. Так, во всяком случае, шепчутся при дворе.
— О времена, о нравы! — искренне возмутилась баронесса.
— Только будьте осторожны, моя дорогая, — предупредила Жанна. — В свите короля есть человек, который присутствует при переговорах. Помните того тихого виконта, что сопровождал нас в путешествии из Рима? Так вот, оказывается, он Бурбон. Он просто любит путешествовать инкогнито.
— Да ты что! — восхитилась баронесса.
— Он здесь действует в интересах Анны де Боже.
— Мерзкий соглядатай! — почувствовала конкурента госпожа де Шатонуар. — А еще благородный человек!
— И он безумец, — подытожила Жанна. — Но об этом нельзя говорить вслух. Вы меня понимаете?
— Как никто другой! — прижала руки к груди баронесса. — Безумие преследует высокие роды, уж я-то знаю. Это истинно королевская печать. Достаточно вспомнить Карла Шестого и прочих.
— Так вот господина виконта она припечатала в полной мере, — мрачно сказала Жанна. — Не дайте себя провести. С виду он — сама любезность и галантность.
— А откуда столь шокирующие сведения? — заинтересовалась баронесса.
— Герцогиня Анна мне все рассказала, — поведала чистую правду Жанна. — А ей — ее жених, Луи Орлеанский. Уж он-то, как вы понимаете, знает, о чем говорит.
— Я все понимаю, — твердо сказала баронесса, чьи глаза загорелись от восторга и предвкушения. — Надеюсь, ты мне покажешь это чудовищное исчадие ада?
Чудовищное исчадие ада (в роскошном алом костюме, отделанном соболем и при тщательно завитых локонах, что было вдвойне удивительно, учитывая, что французы размещались в военном лагере) не замедлило появиться перед дамами, стоило им лишь выйти к обществу.
Жанну бесконечно удивляло умение Волчьего Солнышка оставаться свежим и бодрым днем, несмотря на бурные ночные приключения. Вот и сейчас — она точно знала, что именно этот человек пугал их с баронессой ночью страшным черным черепом, а потом убегал по крыше от рыжего пирата. А вот сейчас он стоит, галантно улыбается — и никто ведь не поверит, что такой изысканный кавалер способен на похищение людей.
Увидев Жанну, виконт сразу постарался отрезать ей путь к отступлению.
Но Жанна и не собиралась в этот раз отступать.
— Какое прекрасное утро, виконт, — улыбнулась она. — Разрешите вам представить старинного друга нашей семьи, отважную путешественницу баронессу де Шатонуар. Помните, вы встречались с ней в Риме?
По виконту было видно, что он, конечно же, ничегошеньки не помнит.
— Как же, как же! Разве можно забыть столь изысканную донну… — подхватил виконт.
— Баронесса прибыла из Нанта, — пояснила доверительно, как самому близкому другу, Жанна. — И не она одна.
Баронесса де Шатонуар обрадовалась, что теперь и ей можно блеснуть.
— Да, со мной приехала госпожа Нарджис. Вы, виконт, должны помнить по Риму эту несчастную девицу, вырванную из лап султана.
— Госпожа Нарджис?.. — принялся усиленно вспоминать виконт. — Рим… Это было так давно… Что-то припоминаю, но смутно, смутно…
— Я вам все расскажу! — пообещала счастливая баронесса. — Мы думали, что госпожа Нарджис после всех этих потрясений уйдет на родине в монастырь, чтобы в тиши и спокойствии врачевать раны, нанесенные ей бесчеловечными мусульманами, но все повернулось совсем иначе.
— Да вы что? Госпожу Нарджис не приняли в монастырь? — удивился виконт. — Если надо, я посодействую. Одно мое слово откроет очень многие двери…
— Госпожа Нарджис так юна и невинна, — вздохнула баронесса, — что, конечно же, растерялась в новом для нее мире. Чем и воспользовался господин, предложивший ей руку и сердце. Мы, конечно, были против столь скоропалительного решения, но, с другой стороны, госпоже Нарджис так нужна опора и сильная рука.
— Госпожа Нарджис выходит замуж? Как интересно, — процедил Волчье Солнышко. — И кто же та сильная рука и опора?
Баронесса запнулась и вопросительно посмотрела на Жанну.
— О, это ее давний знакомый господин де Сен-Лоран, — меланхолично объяснила Жанна, печально глядя на меховые отвороты на груди виконта. — Они вернулись из Нанта, где их настигло известие о том, что хозяин госпожи Нарджис скоропостижно скончался и везти ее теперь не к кому. И господин де Сен-Лоран был настолько благороден, что предложил девушке, оставшейся совсем беззащитной в чужой для нее стране — ведь ее увезли отсюда ребенком, — стать его супругой. А поскольку единственный близкий госпоже Нарджис человек — это я, ее подруга по бедствиям, то она захотела выйти замуж из моего дома. На что я, конечно же, как всякая истинная христианка, дала свое согласие. Бракосочетание состоится на днях в соборе Святых Петра и Павла.
— Как трогательно, — признался виконт.
— И не говорите, — подхватила баронесса. — Господь не оставляет своей милостью обездоленных.
Тут баронесса де Шатонуар увидела давних знакомых и, извинившись, отошла.
— Господин де Сен-Лоран — что за господин де Сен-Лоран? — хмыкнул виконт.
— Я вас обязательно познакомлю, — мило улыбаясь, пообещала Жанна. — Он судовладелец, в его роду как французские освободители Гроба Господня, так и греческие аристократы.
— Гасмул… — сплюнул виконт. — Понятно.
— Он пламенно любит госпожу Нарджис, — подлила с радостью яду Жанна. — Так, что мне даже немного завидно, хоть и грешно завидовать чужой страсти.
— Не огорчайтесь, звезда моя, ведь моя страсть к вам и мое предложение руки и сердца остается в силе, — оскалился виконт. — И я смиренно надеюсь, что вы ответите на мою страсть и подарите мне то, о чем я так горячо грежу холодными ночами.
— Не время об этом говорить! — с благочестивым гневом воскликнула Жанна. — Сначала я должна устроить счастье близких мне людей, а затем — последовать за госпожой герцогиней.
— Так будьте же последовательны до конца, — ехидно заметил виконт. — Ваша госпожа выходит замуж за короля, и не сказать, чтобы совсем уж добровольно. Так повторите ее подвиг самопожертвования, ибо я лишь немногим уступаю своему кузену в знатности, так что мы будем просто зеркальным отражением царственной пары.
— Я не готова сейчас об этом говорить, — твердо сказала Жанна, уже пожалевшая, что раздразнила Волчье Солнышко. — И вообще я должна идти — герцогиня Анна собирает нас, чтобы решить наиважнейший вопрос: в каком платье произойдет ее бракосочетание с королем.
— А что тут решать? — хмыкнул виконт и провел пальцем по соболиной опушке своего наряда. Темный блестящий мех заиграл под его рукой.
— У вашей герцогини, насколько я знаю, одно-единственное парадное платье, подходящее для свадьбы с королем. Ну то самое, из золотой парчи, отделанное соболями. Поскольку для добропорядочной жены при живом муже, пусть это и австриец, подобный брак несколько, м-м-м-м… скоропалителен, то, разумеется, о подготовке достойных нарядов речи здесь быть не может. (И, строго между нами, все это весьма напоминает нашу милую поговорку «Breton, larron»[26].) Но поскольку я верный вассал моей будущей королевы, то я тоже щеголяю соболями, как и подобает рыцарю. Боюсь только, не оказаться бы мне роскошнее новобрачных. Так что, по моему мнению, скорые браки это не тот идеал, к которому нужно стремиться. Но разве кто услышит меня в этот суетный век?
— И не говорите, — поддакнула баронесса, пропустившая все самое интересное. — Виконт, я вынуждена похитить вашу даму, герцогиня ее ищет.
— Одно мгновение, буквально одно мгновение, — попросил виконт и тихонько сказал Жанне, целуя на прощание ее тонкие пальцы: — Передайте господину де Сен-Лорану, что я ему шею сверну собственными руками.
— Он просил вам передать то же самое, — нагло улыбнулась Жанна. — Ровно то же самое.
Поздняя осень — излюбленное время для свадеб, когда завершены полевые работы, когда закрома ломятся от природных даров. Но не в вытерпевшем осаду городе.
Поэтому рыжий пират довольно быстро договорился о бракосочетании в пятницу, сразу после обедни.
Известие о том, что свадьба Жаккетты через несколько дней, вызвало в Аквитанском отеле оживление, сравнимое с ураганом.
Ведь столько нужно было сделать — и подготовиться для пира, и свадебное платье для невесты найти, да и вообще просто осознать это событие.
Сама же Жаккетта была пока занята другим: она заучивала то, что велела запомнить госпожа Жанна.
Волчье Солнышко — безумец. Это все знают. Но об этом нельзя говорить в обществе.
Госпожа Жанна замужем за Жераром. Но об этом нельзя говорить. В обществе и особенно баронессе и ее камеристке. Пока виконт тут.
Воскресшая госпожа Нарджис — прислуга госпожи Жанны. Многие знают. Но об этом нельзя говорить в обществе. Главное, чтобы баронесса молчала.
Господин де Сен-Лоран — пират. А не почтенный судовладелец. Но об этом здешнему обществу тоже знать необязательно.
И Жаккетта поняла, что с такими противоречивыми сведениями она будет держаться от общества как можно дальше.
Баронесса де Шатонуар, пробыв некоторое время при герцогском дворе, очень быстро поняла, что здесь говорят решительно обо всем, что угодно, только не о дате отъезда герцогини Анны во Францию. Разводят руками, мило улыбаются, начинают рассказывать об ужасах осады.
Попыталась разговорить виконта — но он, как только Жанна исчезла в покоях юной герцогини, потерял всякий интерес к ней, баронессе де Шатонуар. И вообще покинул двор, всячески раскланиваясь и извиняясь.
Единственное полезное, что удалось узнать в этот день: Вольфганг фон Польхейн, посол императора Максимилиана, знает о помолвке и в гневе покинул Ренн.
Среди мужской части населения Аквитанского отеля приготовления к свадьбе больше походили на подготовку к военному походу.
Большой Пьер, похоже, даже спать стал с арбалетом — он никак не мог пережить, что призрак ушел по крышам, хотя один хороший выстрел мог раз и навсегда положить конец этой головной боли.
Жерар ушел в глубокое подполье. Рыжий пират попросил его не высовываться из отеля все это время, не попадаться на глаза баронессе и не огорчаться. Все наладится.
Большой Пьер и господин Жан — так звали в Аквитанском отеле рыжего пирата, безошибочно распознав в нем большого человека, — стряхнули пыль с копейщиков, несколько подразленившихся за время отсутствия госпожи.
— Нам нужно выйти из отеля. Живыми добраться до собора. Пережить венчание. И живыми добрать до дома, — жизнерадостно описал задачу рыжий пират. — Ничего сложного, я считаю. Это все нам вполне по плечу.
Копейщики мялись и переглядывались.
Среди дам все тоже было не слава богу.
Госпожа Фатима хотела, чтобы Жаккетта под венец шла в восточном наряде. Для красоты.
Эта идея одобрения, разумеется, не получила.
— Представляю лицо святого отца, — радостно пропела баронесса де Шатонуар, услышав захватывающую новость от своей камеристки. — Хорошенькое было бы венчание…
Благородная и великодушная Жанна хотела отдать Жаккетте для обряда какое-нибудь свое платье. Чтобы девушка из Аквитанского отеля, идущая под венец, выглядела прилично.
Но даже полностью расшнурованные, они никак не сходились на невесте.
— Это безнадежно, — вздохнула Жанна, потратив полдня.
Аньес, чьими руками были осуществлены все попытки, согласно кивнула.
По счастью, появился рыжий пират, узнал, в чем беда, пожал плечами и вызвал в Аквитанский отель торговца, который принес всякой красоты — и купил понравившееся Жаккетте платье.
Аньес сказала, что уж прической-то невесты займется она — и начинать, конечно, лучше с вечера.
Жанна тут же спохватилась и отдала суровый приказ, что сначала невеста причешет ее, свою госпожу, как-никак. А потом уже пусть причесывают саму невесту, как хотят и когда хотят.
К облегчению Жерара, баронесса де Шатонуар пропадала в городе: она не теряла надежды выведать дату отъезда герцогини Анны, дату и место предстоящего во Франции бракосочетания.
Филиппа, как и предсказывал рыжий пират, теперь побаивалась отлучаться из Аквитанского отеля даже домой. И, немного оправившись, принялась шкварить и парить к грядущему празднику.
Чтобы свадебный пир был совсем уж роскошным («как принято у нас, в Аквитании»), Жанна пригласила музыкантов.
Наконец решительно все было готово, и арбалеты, и волынки.
Глава VI
Наступил день свадьбы.
Аквитанский отель блистал, отдраенный от подвала до крыш.
Жанна, причесанная и одетая не хуже королевы, отдавала последние распоряжения, наблюдая, как Аньес с госпожой Фатимой суетятся вокруг невесты.
На Жаккетту надели шелковую рубашку, красивое платье. Когда рыжий пират вызвал торговца, тот уверил, что он принес наряды именно из той мастерской, что шила праздничное платье герцогини Анны. Было это правдой или наглой ложью — кто знает. Но парчовое, затканное цветами платье, хоть без шлейфа и соболей, смотрелось роскошно.
Госпожа Фатима, осмотрев, что получилось, сказала:
— И все равно мой бирюзовоокий цвэточек недостаточно красив… Ее синие глаза сияют не так ярко, как сияли бы, будь она одета правильно! Но Фатима, клянусь Аллахом, не допустит, чтобы моя дэвочка шла под венец блеклая, как ваши высокородные мыши.
Ни Жанны, ни баронессы в этот момент поблизости не было — и было понятно, что госпожа Фатима имеет в виду именно их.
— Я сэйчас приду, — грозно пообещала госпожа Фатима и, легко пританцовывая, скользящим шагом альмеи удалилась.
— Что она задумала? — шепотом спросила испуганная Аньес. (Госпожу Фатиму она побаивалась.)
— Не знаю! — так же шепотом ответила Жаккетта.
В комнату зашла Жанна со свежими новостями: из города приехала баронесса де Шатонуар в новеньком собственном экипаже. Который она (очень любезно) готова уступить новобрачным для возвращения из собора.
Вернулась и госпожа Фатима.
Она принесла замшевый мешочек, из которого на свет появилось роскошнейшее сапфировое ожерелье.
Госпожа Фатима самолично надела его Жаккетте на шею, и глаза невесты и правда стали куда синее.
— Ну вот, теперь мой цвэточек хоть немножко похож на дэвушку, идущую замуж, — решила госпожа Фатима. — Хоть и в глупых франкских тряпках… Это мой свадебный подарок.
Жанна в изумлении непроизвольно открыла рот: таких изумительных ожерелий даже не у всякой королевы можно найти.
Жаккетта тоже видела, что ожерелье красивое и дорогое.
— Откуда, госпожа Фатима? — пролепетала она.
Госпожа Фатима чуть дернула плечом, молниеносно окинула взглядом всех находящихся в комнате, убедилась, что ее внимательно слушают, и небрежно сказала:
— Когда я продала тебя шейху Али, моя звездочка, мне, хвала Аллаху, хватило не только на мула и упряжь с кисточками. Но когда я выбирала это ожерелье, Аллах высокий видел, что я думаю о тебе, о твоих синих глазах, поэтому я не выбрала ни рубинов, ни изумрудов, а взяла эти великолэпные сапфиры, при взгляде на которые душа загорается от радости. Потому что для моей любимой дэвочки мне ничего, — взмахнула она решительно рукой, как шамширом свистнула, — ничего не жалко!
И Фатима гордо покинула комнату, сообщив дамам напоследок:
— Пойду, поплачу в тишине от радости. Заодно приготовлю ПРАВИЛЬНУЮ комнату для молодоженов.
— Пора ехать, — только и сказала растерянная Жанна.
Потом, немного справившись с изумлением, добавила:
— Пойдем, звезда Востока. Госпожа баронесса уже ждет в моем экипаже, ее новое приобретение поедет следом. Могла ли ты подумать, что пойдешь к алтарю в таком высоком обществе?
— Никогда бы не подумала! — обиделась Жаккетта, которая не хотела, чтобы баронесса сидела рядом с ней.
…Жанна, Жаккетта и Аньес спустились вниз. Из-за нового, тяжелого платья, зашнурованная и затянутая где только можно, Жаккетта сначала шла несколько скованно, но потом освоилась.
У нее было странное ощущение: вроде бы она сейчас — самое главное действующее лицо на свадьбе. Ведь так? Но почему именно невеста чувствует себя на свадьбе не человеком, а деревянной статуей в праздничной пасхальной процессии, когда все остальные вокруг веселятся от души? Дверца экипажа Жанны была призывно распахнута.
Дамы сели.
— Как интересно, — заметила баронесса де Шатонуар, опытным взором ювелира рассмотрев украшение на груди невесты. — У меня такое чувство, дорогая, что свадьба нашей Нарджис куда роскошнее, чем была твоя, извини уж меня.
— Очень может быть, — мило улыбнулась Жанна, наблюдая в окошечко, как гарцуют вокруг экипажа вооруженные до зубов жених и стражники Аквитанского отеля. — Но герцог тогда постарался на славу.
— Трогай с богом, — попросил Ришара, сидевшего на козлах, рыжий пират. — Пора.
Под роскошным нарядом у него был укрыт металлический нагрудник.
Свадебная процессия двинулась.
Большой Пьер зорко осматривал улочки, проверяя, не видно ли где на пути арбалетчика или стрелка из лука. Впереди, гомоня, бежали уличные мальчишки, радуясь развлечению.
Жанна и Жаккетта молчали, переживая каждый проворот колес и напряженно слушая — не раздастся ли шум нападения.
Баронесса, не подозревая об их терзаниях, болтала без умолку.
Гордостью Реннского собора Святого Петра был чудный алтарь фламандской работы.
Около алтаря новобрачных уже ждал сам епископ.
Рыжий пират вошел в собор первым, как и полагается жениху. Большой Пьер и Ришар исполняли роль дружек.
Все трое внимательно осмотрелись — засады вроде бы не было.
Когда они направились к алтарю, в пустом соборе на одной из скамей обнаружился чинно сидящий виконт с молитвенником в руке. Совершенно один. Одетый богато, но сдержанно. Лицо его было задумчивым и умиротворенным.
Когда рыжий пират проходил мимо виконта — мужчины вежливо раскланялись.
— Не выпускайте его из виду, — сквозь растянутые в улыбке губы сказал жених. — Рожу бы сейчас ему начистить, да нельзя…
На пороге собора появилась невеста, которую вели Жанна и баронесса де Шатонуар. Заиграл орган.
…Перед Жаккеттой расстилалась дорога из разноцветных узоров, созданная солнцем, пробивающимся сквозь витражи.
Жаккетта сделала шаг, окунулась в разноцветное воздушное море — и легко пошла по этой волшебной, волнующей до глубины души дороге.
Подхватив игру света витражей, загорелись ярче сапфиры, подаренные госпожой Фатимой.
Засияли, как бездонное небо, синие глаза Жаккетты.
Виконт обернулся — и замер, глядя на нее, словно видел в первый раз.
В соборе вершилось чудо — и Жаккетта была частью этого чуда.
Золотые и алые отсветы падали на буйную гриву рыжего пирата, заставляя ее гореть расплавленным золотом. К нему надо было дойти сквозь череду разноцветных воздушных слоев, почти что ощущаемых телом. И темной фигурой на пути к алтарю застыл виконт.
Когда Жаккетта проходила мимо, она услышала в спину:
— Какая!
Это было восхищение.
Надменная Жанна, гордо несущая головной убор, сделала вид, что не заметила виконта.
Баронесса же чуть не разахалась вслух, поражаясь, что такой важный гость забыл в соборе в этот час.
Жаккетта дошла до алтаря, и там епископ соединил их с рыжим пиратом руки.
И это было так просто — на первый взгляд ничего и не изменилось.
Но спину сверлил спокойный взгляд Волчьего Солнышка. Жаккетта не боялась — ведь рядом был муж. Какое странное, непривычное слово!
Она чуть-чуть повернула лицо к рыжему пирату — и они поцеловались взглядами раньше, чем устами.
— Только ради твоих сияющих глаз и стоило это сделать, — сказал ей негромко рыжий пират. — Странное чувство — словно я сейчас не на земле.
Жаккетта чуть склонила голову, соглашаясь — у нее самой было ровно такое ощущение, что она парит в цветном воздушном океане, плывет по тягучим волнам величественной музыки.
Обряд длился, длился — а потом прозвучало: «…in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti!»
Волчье Солнышко не шелохнулся ни разу.
Опираясь на твердую руку рыжего пирата, Жаккетта пошла к выходу, туда, где над дверью сияла витражная роза, льющая причудливый свет.
Они вышли на ступеньки — и чуть не ослепли, настолько ярким показался день за стенами собора.
Зеваки, оказавшиеся поблизости, приветствовали их радостными воплями. Нищие, почувствовавшие богатую поживу, потянулись к ступенькам.
Из-за четы новобрачных выдвинулся Большой Пьер и начал сурово швырять монеты — словно зерно сеял.
Ришар помог жениху и невесте дойти до нового возка баронессы. Пока все было подозрительно тихо и гладко.
Жанна с баронессой, важно выплывшие из собора, сели в экипаж, на котором приехали. И свадебная процессия с теми же предосторожностями поехала обратно в Аквитанский отель.
Виконт остался в соборе.
Всю дорогу рыжий пират целовал Жаккетту. Губы его чуть отдавали терпким вином.
А потом вздохнул:
— Дорога короткая!
От Аквитанского отеля пахло праздником: запеченным на угольях мясом и пирогами, умопомрачительным гасконским маслом, приготовленным лично Аньес, горячими лепешками, испеченными госпожой Фатимой, копчеными окороками, присланными в подарок хозяйкой «Жирной хавроньи». И многими, многими другими яствами.
Эта свадьба словно вобрала в себя те праздники, которые тихо и незаметно прошли недавно: венчание Аньес с Ришаром, брак Жерара и Жанны.
Новобрачных на выходе из экипажа осыпали просом, целым водопадом проса.
А в разукрашенном зале пылал камин, длинные столы ломились от яств, и румяная от волнения и кухонного чада Филиппа несла огромный свадебный пирог с пылу с жару.
Резко запела двойная флейта, застрекотал ручной тамбурин с кручеными нитями, забухал барабан, повела свою мелодию виола. Пир начался!
Жанна с баронессой, выпив по бокалу вина за здоровье молодых, предпочли удалиться в малую гостиную, чтобы там посидеть спокойно.
Баронесса заметила Жанне:
— Какой милый молодой человек сидит около жениха! Кто это? Так и хочется взять его под крыло…
— Это приятель капитана, проездом, — отмахнулась Жанна, твердо решив в душе подлить баронессе крысиного яду, если она еще хоть раз посмотрит в сторону Жерара.
— У вас такой красивый экипаж, — вслух сказала она. — Я даже удивилась, где вы здесь смогли такой найти.
— А! — небрежно воскликнула довольная баронесса. — Пустяки!
Жанне как-то сразу припомнилось, что еще пару дней назад баронесса и не помышляла о покупке экипажей и лишь сетовала с утра до вечера на тяжелую жизнь и стесненность в средствах. Не к добру это…
Вообще-то сегодня Жанна и не думала скучать в малой гостиной, когда все пируют до упаду в зале. Но после слов баронессы она решила ни под каким соусом не подпускать госпожу де Шатонуар к Жерару.
В большом зале между тем веселились от души.
Танцы начали с чинной паваны, приличествующей свадебному пиру, которая совершенно незаметно перешла почему-то в конский бранль. Хотя ни один знаток танца не поверил бы, что такое возможно.
Может быть, виной всему послужили осенняя темнота, холод, вино и хлещущая через край радость…
А потом госпожа Фатима пошепталась с Масруром, а Масрур пошептался с музыкантами.
— Хорошо, я покажу вам настоящие танцы альмей! — пообещала госпожа Фатима, ушла и вернулась уже в звенящем подвесками наряде.
Снисходя к невежеству неверных, она не стала пугать общество своим голым животом. Опять же, понимая, что грубые уши не оценят тонкостей изысканных мелодий, сочтя их заунывным воем, госпожа Фатима выбрала самую простую, незатейливую мелодию, в которой упор был сделан на ритм, на четкие удары барабана. Под которые госпожа Фатима лихо закружила перед камином. Зрелище все равно было незабываемым.
— А ты так можешь? — спросил пират у Жаккетты.
— Конечно!
— Покажи!
Жаккетта тоже быстро переоделась в восточный наряд — как и госпожа Фатима.
Встала напротив альмеи, и, к восторгу зрителей, они начали плести узоры танца под затейливую мелодию, выводимую Масруром, то сходясь почти вплотную, то расходясь в разные концы зала.
В это время на двор Аквитанского отеля въехал экипаж. Из которого выбрался виконт в сопровождении людей, несущих объемные сундуки.
— Проводите меня к хозяйке дома, — надменно велел он выбежавшей Аньес. — Я привез важные вести и подарки для новобрачных.
Аньес, робея перед странным гостем, повела его в малую гостиную. Путь туда лежал мимо большого зала. Виконт лишь на мгновение остановился в проходе, разглядывая, как отчаянно танцует, звеня подвесками, разошедшаяся Жаккетта. А потом шепнул что-то своим людям и неторопливо продолжил путь, не обращая внимания на кряхтенье позади. Подарки были весьма тяжелыми.
— Какими судьбами, виконт? — ахнула баронесса, когда Аньес доложила о незваном госте и Волчье Солнышко вошел в гостиную.
— Не мог не попрощаться с вами перед отъездом, милые дамы, — галантно сказал он. — Возможно, вы еще не знаете, но герцогиня во Францию выехала сегодня.
— Как сегодня? — ахнула Жанна. — Ведь собирались через два дня.
— Увы. Пришло известие, что дата отъезда герцогини стала известна австрийцам, которые, конечно же, сделают все, что в их силах, чтобы не дать заключить этот брак. Поэтому решено было выезжать прямо сегодня, не тратя ни минуты лишней на сборы. Герцогиня Анна надеется, что ее придворные дамы, которых не успели вовремя предупредить, догонят ее уже в замке, который назначат местом королевского бракосочетания.
— Как, как это могло просочиться к австрийцам? — пылая праведным гневом, воскликнула баронесса де Шатонуар. — Боже, какое несчастье!
Жанна промолчала, вспомнив новенький экипаж баронессы, словно свалившийся с неба.
— Сделанного не воротишь, — бодро сказал виконт. — Сейчас герцогиня покинула Бретань или выехала бы двумя днями позже — какая, в сущности, разница. У Франции все равно хватило бы сил отстоять свои завоевания. А герцогиня, я думаю, не хотела портить ваш, дорогая Жанна, праздник. Поэтому и не стала вас огорчать. Лишь я на правах старого друга решил принести это известие — вместе с подарками новобрачным, меня ведь так тронула история бедной девушки, которую вы рассказали.
— Виконт, вы просто обязаны вместе с нами выпить за здоровье новобрачных! — пылко предложила баронесса. — Тем более, — усмехнулась пикантно она, — оно им вот-вот понадобится. Скоро их поведут на брачное ложе, так пожелаем же им успеха!
— Охотно, — сдержанно согласился виконт. — Наливайте.
В большом зале к этому и правда дело шло. Госпожа Фатима, немного уставшая, решила уступить дорогу молодости и, остановившись, хитро сказала:
— Правильно танцуешь, правильно! Почти как альмея. Продолжай, мой цвэточек! А я пойду, провэрю свадебное ложе… Во всем нужен порядок!
Она накинула на себя белое покрывало, чтобы разгоряченное тело не прохватили сквозняки, гуляющие по коридорам. И, мелодично звеня подвесками на каждом шагу, удалилась.
Виконт в гостиной с удовольствием сидел с дамами, развлекая их последними дворцовыми сплетнями. Был он так мил и обворожителен, что баронесса де Шатонуар убедилась — все, что рассказывали о виконте, гнусный навет. Не может такой воспитанный молодой человек быть безумным. Не может.
А Жанна никак не могла решить, что же делать. Умом она понимала, что надо бы крикнуть стражу и связать виконта, пока есть возможность. Потому что ничего хорошего его визит не сулит.
Но как это сделать? Вот он сидит за столом, само очарование, и помимо воли голос его обволакивает и убаюкивает.
— Знали бы вы, милые дамы, как я тогда мучился от скуки в этом хваленом Риме, — вспоминал виконт. — На святейшего отца, хоть он и наместник Бога на земле, сил уже смотреть не было. Какие-то ордонансы, буллы и протоколы, сплошная канцелярия, латынь, пыль и тоска. Я начал подозревать, что меня очень скоро так же начнут грызть, как старую бумагу, книжные червячки.
— Какие ужасы, виконт, вы говорите! — взмахивала ладонями разрумянившаяся баронесса.
— Клянусь шляпой понтифика! — пылко восклицал виконт. — Я чувствовал себя заживо погребенным под большой горой документов. И тут появились вы — и вдохнули в меня новую жизнь. Это изящество, элегантность, истинно наш — французский — шарм, который никогда не понять ни римлянам, ни генуэзцам, ни миланцам, ни венецианцам, ни даже блистательным флорентийцам! И когда я увидел вас, милые дамы, в римских гостиных, я понял, что ничто меня более не удержит на чужбине, что пора возвращаться домой, в милую Францию.
— Это так трогательно, виконт, так трогательно, — кудахтала расчувствовавшаяся баронесса.
— И вот мы снова сидим вместе, за бокалом прекрасного вина, и так хочется остановить это мгновение, чтобы наслаждаться им вновь и вновь, — разливался виконт.
С улицы прозвучал негромкий, но различимый свист.
— Но, к сожалению, мне пора. Наш молодой король поклялся сестрице де Боже, что не забудет меня в Бретани, когда будет покидать ее. Она всегда так трогательно обо мне заботится, моя дражайшая родственница Анна. Она очень умная!
Волчье Солнышко пошел к двери, а потом картинно хлопнул себя по лбу ладонью и вернулся.
— Ну вот же, совсем забыл, увидев столь приятных особ.
Он с усилием поднял один из принесенных сундуков (тот, который поменьше), водрузил его на стол, достал связку ключей на круглом кольце и открыл замок.
— Я надеюсь, новобрачные будут рады этим подаркам. И не забудут в вихре семейной жизни их скромного дарителя. А я буду вспоминать тот чудесный обряд в соборе, что наполнил мою душу благостным умиротворением и умилением.
В сундуке лежала серебряная, украшенная чернением, посуда: подносы, тарелки, тазы, кубки, чаши для омовения рук, чаши для фруктов, соусницы, кувшины. Это был богатый дар.
Баронесса, ахая, стала вынимать кубок за кубком и выставлять на столе.
А виконт, небрежно бросив связку ключей на парчовую скатерть, удалился.
Жанна кинулась к окну — и увидела, как вместительный экипаж виконта покинул Аквитанский отель. Она постояла молча у окна, потом поспешила в большой зал.
Там пили за новобрачных. Жаккетта в восточном костюме и рыжий пират принимали со всех сторон поздравления.
Ничего не понимая, Жанна вернулась в малую гостиную.
Баронесса любовалась расставленной на столе посудой.
— Если это подарки в малом сундуке, то воображаю, какие богатства нас ждут в большом! — воскликнула она.
Жанна взяла ключи и начала подбирать их к замку большого сундука. Это было небыстрым делом.
Наконец она нашла ключ, вставила в скважину, провернула.
Крышка открылась, и под ней обнаружился еще один сундук. Пришлось подбирать ключи к нему.
— Вот теперь узнаю Волчье Солнышко, — сквозь зубы процедила Жанна. — А то сегодня он был прямо не виконт, а розовый сироп.
Под крышкой второго сундука обнаружился третий.
Жанна достала и его. Кляня виконта на все лады, вставила тугой ключ в замок, провернула с третьего раза.
Крышка поднялась, и Жанна увидела мирно лежащие на алом бархате два черных, разукрашенных узорами черепа. Мужской и женский.
Баронесса продолжала ахать за спиной.
Жанна медленно опустила крышку, провернула ключ в замке, а потом тихо сняла ключ с кольца и спрятала у себя на груди.
— Что там? — поинтересовалась баронесса.
— Набор дорожных сундуков, — объяснила Жанна. — Очень мило. Наполнит их богатством, разумеется, супруг новобрачной. Только вот досада — не могу подобрать ключа к последнему, третьему. Наверное, ключ остался у виконта… Я, пожалуй, спущусь в зал, сообщу об изысканных подарках.
— Конечно, моя дорогая, — милостиво разрешила баронесса. — Но как же жаль, что такой галантный кавалер нас так рано покинул…
— Раз Ренн опустел, то, разумеется, королевскому родственнику здесь тоже делать нечего, — мудро сказала Жанна. — А вы, госпожа де Шатонуар, последуете за герцогским двором?
Вопрос застал госпожу де Шатонуар врасплох.
Ответила она не сразу. Но, обдумав что-то, осторожно сказала:
— Я не люблю пышных празднеств… Пожалуй, дождусь сначала известий о том, что королевская свадьба состоялась, а потом уже, когда все успокоится, понемногу переберусь во Францию…
Жанна окончательно уверилась, что внезапный отъезд герцогини Анны — дело рук баронессы, которая явно выпытала и передала австрийцам то, что так тщательно скрывали. И теперь она хочет узнать, кто победил в борьбе за жену, император Максимилиан Австрийский или король Карл Французский, — и тогда уже поехать ко двору победителя в новеньком экипаже, как всегда, держась на плаву.
Вслух она сказала:
— Я так беспокоюсь за герцогиню Анну. Война разорила земли, и на дорогах сейчас так неспокойно…
— Господь не оставит сироту, — лицемерно сообщила баронесса де Шатонуар. — Не волнуйся, моя девочка. Это вредно для цвета лица.
Когда Жанна спустилась вниз, выяснилось, что молодожены уже на брачном ложе. Большой Пьер им самолично рассказал, что там делать, на тот случай, если они не знают и запутаются. А теперь стоит у дверей на страже. Это сообщил Жерар. Жанна коротко рассказала ему о визите виконта.
И вдруг поняла, что только чудом Волчье Солнышко не увидел своего беглого оруженосца.
— Что случилось? — Жерар испугался за резко побледневшую Жанну. — Тебе плохо?
— У меня сердце леденеет при мысли, что он мог тебя увидеть, — призналась она. — Что бы он тогда сделал — представить страшно! Ты знаешь, что он прислал в подарок на свадьбу? ДВА черных черепа! Один жениху, другой — невесте.
— Вот гад. — Жерар обнял Жанну, посадил на скамью. — Где он только их берет? Ничего, не бойся, он уже уехал.
— Я не пойму, зачем он приезжал, — призналась Жанна. — Черепа — это так, милая шутка.
— Утро вечера мудренее. Усилим караулы. Я лично встану.
— Это хорошая мысль, — обрадовалась Жанна. — И еще… Держись от баронессы подальше, ладно?
— Буду держаться, — пообещал серьезно Жерар. — Эту почтенную даму я, признаться, боюсь.
У Жанны камень упал с души при словах «почтенная дама». Чары баронессы на Жерара не действуют, какое счастье! Но пусть уж лучше постоит в карауле, так надежнее…
— Ты сегодня такая красивая, — признался Жерар. — Как ангел.
Жанна грустно улыбнулась.
Не желая портить брачную ночь молодоженам, она решила отложить рассказ о Волчьем Солнышке до утра.
Ей пора было возвращаться к баронессе.
В зале веселье уже угасало. Самый пик пришелся на поучения Большого Пьера. А теперь всех тянуло ко сну, а кто-то уже и спал прямо под столом.
Глава VII
Утром выяснилось, что пропала госпожа Фатима. Первым встревожился Масрур. Он поднял на ноги Жерара. Они осмотрели весь Аквитанский отель — госпожи Фатимы нигде не было. Стали вспоминать, когда видели ее в последний раз.
Получалось, что госпожа Фатима танцевала перед обществом, потом отправилась проверить комнату молодоженов. Потом ее никто ни видел.
Масрур стал серым от ярости и тревоги за госпожу.
Жерар пошел будить Жанну, понимая, что все это так или иначе связано с посещением Аквитанского отеля Волчьим Солнышком.
Жанну всю ночь мучили кошмары, главным героем которых был виконт. Поэтому, узнав о похищении госпожи Фатимы, она не то чтобы обрадовалась, но как-то успокоилась. Теперь хотя бы стало понятно, почему приезжал виконт, почему в соборе вел себя так тихо.
Только зачем ему пожилая альмея? Он что, совсем извращенец?!
К этому времени проснулись и молодожены. Узнав о происшествии, рыжий пират принялся опрашивать тех, кто встречал виконта, чтобы восстановить события вечера. Испуганная, похожая на мышку Аньес рассказала, как вела Волчье Солнышко по Аквитанскому отелю.
Было, в общем-то, ясно, что пока виконт развлекал дам воспоминаниями о Риме, его подручные шуровали по темным закоулкам отеля, пользуясь тем, что кругом праздник и все находятся в приятном расслаблении.
Они подкараулили госпожу Фатиму, скрутили и спрятали в экипаже.
— Все понятно, — сообщил рыжий пират собравшимся в спальне Жанны Жерару, Жаккетте, Аньес и Масруру.
— Что понятно? — тут же возмутилась невыспавшаяся Жанна, у которой голова шла кругом от событий последних часов.
— Госпожу Фатиму похитили из комнаты для новобрачных, — объяснил спокойно рыжий пират. — Именно там была засада. Я еще удивился, когда мы с Жаккеттой туда вошли, кровать была так измята, словно кто-то катался по ней до нас, что мне показалось, конечно же, весьма забавным.
— Там не хватает верхнего покрывала, — пискнула жалобно Аньес. — Того, монашками расшитого. А я сама его туда постелила.
— Вот в это покрывало госпожу Фатиму и закатали, — жизнерадостно подытожил рыжий пират. — И вынесли.
— Но зачем? — простонала Жанна. — Зачем?
— Если вам станет от этого легче, — любезно сказал рыжий пират, — то могу сказать, что не по злому умыслу, а явно по ошибке. Будь сам господин виконт в засаде, конечно, такой бы досадной накладки не произошло. Но он был в малой гостиной. А какой приказ он мог отдать своим подручным, желая, к примеру, лишить меня жены, а?
Жанна начала понимать.
— Он охотился за Жаккеттой?
— Ну конечно, — расцвел рыжий пират. — Где же еще устраивать засаду на новобрачную, как не в комнате для первой брачной ночи? Эти висельники получили приказ вязать женщину в восточных одеждах. Виконт же не знал, что у нас сейчас две звезды Востока. А подручные, когда увидели белое арабское покрывало, долго раздумывать не стали. Госпожа Фатима, получается, нас спасла, появившись там раньше. Жаккетту бы похитили, а меня огрели бы чем-нибудь тяжелым по голове да и прирезали тихонько, к удовольствию виконта…
— Но как же теперь? — заволновалась Жанна. — Что теперь будет? Вы видели, что он с Филиппой сделал? Это же зверь!
— Я убью его, — только и сказал по-арабски молчаливо стоявший в углу Масрур.
— Я знаю, друг, — отозвался так же по-арабски рыжий пират.
И продолжил по-французски:
— Ну что делать. Догнать виконта надо.
— Я пожалуюсь герцогине Анне! — разбушевалась Жанна, стискивая кулачки. — Она теперь королева Франции — может быть, у нее хватит сил унять это чудовище, пусть он и королевских кровей!
— Не хочу ничего говорить заранее, — сдержанно сказал рыжий пират. — Но герцогиня Анна во Франции все-таки больше пленница, чем повелительница. Но сейчас все это не важно. Сначала разыщем госпожу Фатиму.
А себе под нос пробурчал:
— Главное, чтоб ее, зарезанную, не выкинули из экипажа где-нибудь в пустынном месте, когда Волчье Солнышко обнаружит подмену.
— Не говори так, — взмолилась Жаккетта, которая все расслышала. — Пожалуйста.
— Умолкаю, — пообещал рыжий пират. — Я сейчас отправлюсь в город и за город тоже. Посмотрю, что делается во французском лагере.
— Я тоже поеду в город, — решила Жанна. — Я же должна официально узнать, что герцогиня уехала.
— Очень хорошо, мы выедем вместе, а там разделимся, — подытожил рыжий пират. — Жерар будет старшим — надо охранять Аквитанский отель пуще прежнего. Виконт вполне может вернуться за той добычей, которую он рассчитывал здесь похитить.
Когда все уехали, Жаккетта пошла за каким-то делом на кухню — и обнаружила там Масрура, забившегося в закуток у очага. Вид у него был совершенно потерянный, словно с похищением госпожи Фатимы исчезла та опора, что поддерживала его. Толстый евнух жался к очагу, словно здесь, так далеко от мест, где он жил, ему было невыносимо холодно.
— Не расстраивайся, Масрур! — угадала, что ему очень плохо, Жаккетта. — Мы не оставим госпожу Фатиму в беде, даже не думай.
Масрур обнял Жаккетту, уткнулся лысой головой в ее плечо и зарыдал так жалобно, что сердце разрывалось. Невозможно было поверить, что этот упитанный лысый человек, когда надо, превращался в хладнокровного убийцу.
Жаккетта гладила его по голове и утешала:
— Мы этому виконту спуску не дадим! Сейчас госпожа Жанна все вызнает — и мой муж придумает, что делать. — Жаккетте нравилось выговаривать непривычное «мой муж». — Он нас из Волчьего замка вытащил, троих — а уж одну-то госпожу Фатиму всяко-разно спасет.
Масрур тяжело вздохнул и пробормотал на неважном французском:
— Помнишь Тарабулус? Мы были как одна семья… Любимое время Масрура. Не бросай меня.
— Вот придумал! — разозлилась Жаккетта. — Хуже маленького, ей-богу. Я же сказала — все будет хорошо!
Масрур немного успокоился и решил:
— Буду помогать готовить.
— Вот здорово! — обрадовалась Жаккетта. — Филиппа тебе только спасибо скажет!
Рыжий пират побывал во французском лагере. Бессовестно используя свое недюжинное обаяние, узнал, что мог, о пребывании здесь виконта Шатолу.
Сведения, полученные из разных источников, говорили одно: виконт не поехал с королем, он отбыл к себе в охотничий замок. И туда же отправился его многочисленный скарб и сундуки с нарядами. (Среди них был и шкафчик с черными черепами, которых у виконта осталось десять.)
Личный куафер тоже отбыл в Шатолу. А уж он-то явно поехал туда, куда переместились кудри его хозяина.
О восточных женщинах в окрестностях Ренна, слава богу, ничего не было слышно. Это был добрый знак.
Жанна узнала, что да, герцогине Анне пришлось выехать раньше, чем думали. Чтобы подчеркнуть, что она не пленница, а правительница независимого государства — хотя всем понятно, какая теперь это независимость, — но именно поэтому, чтобы лишний раз не обижать маленькую страну и юную невесту короля, сопровождают ее не французские войска, а бретонская гвардия. Французские войска следуют чуть поодаль.
А где будет происходить бракосочетание — по-прежнему строжайшая тайна. Ибо ходят слухи, что со стороны Нормандии прибыл отряд отчаянных головорезов, вызванных фон Польхейном, которые не остановятся ни перед чем, будут рыскать по следу французов, будут изыскивать любую возможность расстроить брак.
Шесть самых почтенных горожан Ренна по приказу регентши Анны де Боже были вызваны вместе с юной герцогиней во Францию, и никто не знает зачем… Наверное, в ссылку.
Смутно подозревая, что вряд ли реннские горожане понадобились регентше именно для этого, Жанна поехала было домой.
Но столкнулась с баронессой де Шатонуар. Которая превосходно выспалась и, узнав, что Жанна в городе, велела заложить лошадей. Она с важным видом отправилась обкатывать свой новенький экипаж.
Они встретились. Баронесса без долгих раздумий перепорхнула в экипаж Жанны, величественно отпустив свою повозку обратно в Аквитанский отель.
— У тебя значительно теплее, моя дорогая, — с обезоруживающей прямотой сказала госпожа де Шатонуар. — Так чувствуется, что зима на пороге… А что за шум слышался утром?
— Как что за шум? Будили молодых, конечно же, — удивилась Жанна. — По старому доброму обычаю. Разве Большой Пьер и моя челядь могли пропустить такое развлечение? Они и вечером собираются продолжить пир. Конский бранль будут танцевать, бранль прачек, гороховый. Так что готовьтесь к новому веселью.
— Я всегда готова повеселиться. Но мне тут встретился господин N., который сказал по секрету, — поведала баронесса, — что королевская свадьба будет в замке Лош. Что ты по этому поводу думаешь, моя девочка?
— В замке Лош? — Жанна равнодушно покачала головой. — Почему бы и нет… Хороший замок. Раз его любил дофин Карл, то почему бы его внуку не сыграть там свадьбу?
— Чушь, — презрительно сказала баронесса. — Я прямо сердцем чувствую, что это чушь собачья. Даже если мы закроем глаза на то, что долгое время Лош был тюрьмой для государственных преступников, то сама мысль о том, чтобы привести юную невесту короля в замок, где жила и скончалась фаворитка его деда, — она весьма странная. Король не может до такого опуститься! И вспомните тамошний донжон — он же ужасен! Как на фоне такого венчаться? Не знаю, о чем думали его строители.
— Наверное, о неприступности, — заметила сухо Жанна. — То есть вы думаете, о замке Лош говорят для отвода глаз?
Баронесса энергично кивнула.
— Я думаю, — сказала она с чувством глубокой убежденности, — это либо Шинон, либо Анже. Даже не знаю, кому отдать предпочтение.
— Скорее, Анже, у него же такая куртуазная история, — предположила Жанна.
— Это какая же? — кисло осведомилась баронесса. — История о том, как Фульк Нерра неверную жену со стены сбросил? Хорошенькое начало брака. Да еще эти странные полосатые стены — они ничуть не лучше, чем лошский донжон. Такие же безвкусные.
— А король Рене? — возмутилась Жанна. — А замок Любви?
— И «Анжерский Апокалипсис» на стенах, чудесное свадебное украшение, — подхватила баронесса де Шатонуар. — Смерть и разрушение, добро и зло в извечной борьбе. Как взглянешь — так потом не любить, а всю оставшуюся жизнь молиться будешь, забыв про еду и сон. И потом, моя дорогая, разве замок Любви это не Сомюр?
— Сомюр, — покаянно призналась Жанна. — Я запамятовала. А почему бы королевскому браку не состояться в замке Сомюр, кстати?
— Может быть… — согласилась баронесса. — Но говорят, что после того, как он отошел к французской короне, замок отнюдь не в лучшем состоянии. Изумрудов, рубинов и алмазов там днем с огнем не сыщешь[27]. Нет, Сомюр мы оставим на крайний случай.
— Значит, Шинон?
— Если бы я была невестой короля, то венчалась бы там, — величественно заявила баронесса де Шатонуар. — Там роскошные королевские покои с тронным залом. Опять же есть где гостей принять.
— Но ведь это тоже бывшая тюрьма, — поддела баронессу Жанна. — Там были в заточении тамплиеры. Это пострашнее «Анжерского Апокалипсиса».
— Но зато именно там Жанна Орлеанская встретилась с дофином и уговорила его бороться за корону, — отпарировала баронесса. — Почему на фоне этой славной истории прошлого не осуществить знаменательную историю нынешнего времени? Ведь с той поры он особенно любим королевской семьей.
— А где там венчаться? В часовне Святой Мелании? Фи.
— Часовня Святой Мелании отнюдь не единственная часовня в Шиноне, моя дорогая. Не думаю, что возникнут сложности с венчанием. Но главное сейчас, мне кажется, чтобы доброму королю Карлу не пришла в голову мысль справить свадьбу в замке Блуа. Ведь там находится бедняжка Маргарита Австрийская, которая приходится падчерицей нынешней невесте короля. Представляю эти милые семейные сцены.
— Это исключено, — серьезно сказала Жанна.
Присутствие баронессы в Аквитанском отеле стало ее уже не на шутку раздражать. Но, с другой стороны, не выставишь же старинную подругу матушки на улицу. Как все это сложно…
В который раз не подозревая о Жанниных терзаниях, баронесса сказала:
— И все-таки жалко, что виконт покинул нас.
— Я думаю, это ненадолго, — мрачно утешила ее Жанна. — Виконт — большой оригинал, так что вполне возможно, что скоро мы его увидим.
— Нет, нет, он сейчас там, где самое изысканное общество, — вздохнула баронесса. — А это безумие, о которым ты рассказывала, придает ему некую перчинку, совершенно особое очарование, такое волнующее, такое опасное…
— Слышал бы господин виконт этот блистательный панегирик в свою честь — он был бы, я думаю, очень растроган, — заметила насмешливо Жанна.
— Я всего лишь отдаю дань его светским качествам, — холодно объяснила баронесса. — Ты описала его сущим Жилем де Ре, а я увидела любезного и галантного кавалера.
— А Жиль де Ре не мог быть любезным и галантным кавалером? — колко отпарировала Жанна.
— С такой бородой?! Никогда! — отрезала баронесса. — Вот поживи с мое — и ты научишься разбираться в людях, девочка моя.
Жанна промолчала, лишь развела ладони, признавая свое поражение, а сама подумала:
«Погоняй вас виконт по коридорам Шатолу хоть разок — вы бы стали разбираться в людях еще лучше, моя дорогая».
А Жаккетта в это время собирала в комнатке над кухней вещи госпожи Фатимы, чтобы взять их с собой.
Точнее, Масрур собирал, чтобы передать Жаккетте, чтобы она обязательно взяла их с собой, куда бы ни направились она и ее друзья на поиски госпожи Фатимы. Ее дорожный сундук, ее зимнее покрывало, ее шубку, ее зеркало. Масрур громко вздыхал — и Жаккетта вздыхала в ответ, чутко прислушиваясь, не слышен ли цокот копыт, не вернулся ли муж с новостями. Но все было тихо, лишь плакал в отдалении малыш Аньес и Ришара.
Вечером все те же собрались в спальне госпожи Жанны, скрываясь от баронессы де Шатонуар.
Рыжий пират рассказал о своих поисках.
— Видимо, нужно возвращаться в Шатолу, — закончил он рассказ. — Все указывает на то, что виконт укрылся именно там, в своем любимом месте.
— Снова лезть в это волчье логово? — поежилась Жанна. — Мне уже жутко.
— Скажите куда — я пойду, — подал голос Масрур из угла.
— Одному там делать нечего, — заметил задумчиво Жерар.
— Одного Масрура никто и не пустит, это же верное самоубийство, — сказал рыжий пират. — Вместе пойдем. Ты с нами?
— Да, — подтвердил Жерар.
— Ну почему? — простонала Жанна, зная, что да, пойдет.
— Я лучше всех там все знаю, — простодушно объяснил ей Жерар.
«И тебе-то он обрадуется куда больше, чем остальным… — добавила про себя Жанна. — И это тоже верное самоубийство. Не хочу я второй раз вдовой становиться, не хочу…»
— Жерар, я, Масрур, — перечислил рыжий. — Кого еще возьмем? Кто-то в Аквитанском отеле должен оставаться, времена тревожные.
— Я поеду, — твердо заявила Жаккетта. — Даже не думайте!
— Я тоже, — похоронным голосом сказала Жанна. — Из всех вас я единственная, кто имеет хоть какой-то вес в обществе.
— Боюсь, там не будет общества, — тут же утешил ее рыжий пират.
— Госпожа Жанна права! — возмутилась Жаккетта. — Когда она путешествует, сразу всем понятно, что так надо. И никто не цепляется.
— Это мудрое замечание, жена моя, — отметил рыжий пират. — И, разумеется, помощь госпожи Жанны может оказаться просто неоценимой. Тем более что наша цель — не только проникнуть в Шатолу, но еще и вызволить оттуда госпожу Фатиму, и вывести ее в безопасное место. Экипаж госпожи Жанны для этой цели очень подойдет — он вместительный и по нему сразу понятно, что он принадлежит знатной даме.
— Значит, Ришару конями править, — грустно угадала Аньес.
Она выглядела усталой — малыш сегодня капризничал, не давал матери покоя. А тут еще Ришару надо уехать…
— Ришар с экипажем будут ждать нас в относительно спокойном местечке, — объяснил рыжий пират. — Это будет наша база, с которой мы начнем действовать.
Аньес немного успокоилась.
— Выезжаем завтра на рассвете. Путь неблизкий, — окончил собрание рыжий пират.
Близилось время ужина с баронессой, и Жанна мучительно думала, как же внятно объяснить госпоже де Шатонуар, что она, Жанна, завтра уезжает. Решив, что сочинит что-нибудь на ходу, она пошла в малую гостиную.
Там ее уже с нетерпением ждала баронесса.
— Что-то ты долго переодевалась к ужину, моя девочка! — неодобрительно сказала она. — А у меня т-а-а-кие новости! Я получила письмо лично от госпожи де Боже, представляешь?
«Мерзкой интриганки», — сразу вспомнились Жанне страстные слова баронессы, сказанные ею давным-давно, когда они, аквитанские дамы, только-только прибыли в Ренн, когда все еще были живы, все те люди, от которых зависело ее, Жанны, будущее. И которые теперь уже в земле…
— И что вам пишет госпожа регентша? — поинтересовалась вежливо Жанна.
— Ты не поверишь! — воскликнула баронесса. — Она пишет, что Франция никогда не забудет того, что я для нее сделала! Как это верно! И король не забудет тоже! Представляешь?
Жанна кивнула и подумала:
«Франция не забудет того, как госпожа де Шатонуар помогла сдаче Нанта, чем содействовала заключению брачного союза между королевством и герцогством, а Австрия не забудет, как героически госпожа де Шатонуар старалась спасти императорский брак и, соответственно, австро-бретонский союз. И в том, и в том случае помощь госпожи де Шатонуар была просто неоценимой».
— Госпожа де Боже шлет мне приглашение на королевскую свадьбу! Ты можешь себе вообразить? Дочь Людовика Одиннадцатого, старшая сестра короля шлет мне личное приглашение! Каково? Вот это по-королевски, вот это я понимаю!
— А где будет проходить свадьба? — осторожно спросила Жанна.
— Это государственная тайна, — строго ответила госпожа де Шатонуар. — И даже мне госпожа регентша об этом не сообщила… Я выеду завтра с курьером, доставившим письмо, — до условленного места, а там уже будет ждать другое официальное лицо, которое проводит меня в тот замок, что выбран для проведения церемонии.
— А ваш новый экипаж выдержит долгую дорогу? — коварно спросила Жанна.
— Ну конечно же, я же сама его выбирала! — самоуверенно заявила баронесса. — На нем и до Китая доехать можно! Но я так растрогана, так растрогана, ты себе даже не представляешь! Личное приглашение на королевскую свадьбу… Твоя матушка, моя девочка, но это сугубо между нами, ты же понимаешь, — так вот, твоя матушка умрет от зависти, когда узнает об этом. Напиши ей поскорее!
— Непременно, — невозмутимо сказала Жанна. — Мама будет просто поражена, это точно. Она всегда мечтала быть приглашенной на королевскую свадьбу, но, увы, не судьба.
— И конечно же, она все расскажет соседям, — предавалась упоительным мечтам госпожа де Шатонуар. — А те — своим соседям. Вся округа, весь край будет знать! Это что-то!
— Искренне вам сочу… э-э-э… искренне радуюсь вместе с вами, — поправилась Жанна. — Думаю, что да, для наших мест это будет сногсшибательная новость. Ну а я тогда появлюсь при дворе чуть позже, займусь сейчас домашними делами.
— Я обязательно, обязательно тебе напишу сразу же, как только узнаю, в каком замке торжества! — растроганно заявила баронесса. — И кстати, мне так хочется блеснуть…
— Да? — насторожилась сразу Жанна, гадая, чем именно собралась блестеть госпожа де Шатонуар.
— Нет, ты только представь: вот королевский двор, самое изысканное общество, и тут появляюсь я, в новом элегантном экипаже. А на запятках у него — новый роскошный сундук! — начала рисовать радужные картины баронесса. — Попроси, пожалуйста, будь добра, у нашей Нарджис свадебный подарок виконта… Ей он все равно особо ни к чему, а мне бы он так помог! Я даже не буду заполнять его вещами — пусть так и едут три сундука, один в одном. Я просто выставлю их в своих покоях, и все будут ахать от восторга, видя столь тонкую и притом добротную работу.
Жанне понравилась мысль избавиться от сундука с черепами, поэтому она сказала так:
— Ну-у-у, я не знаю… Если вас не смущает отсутствие ключа от третьего сундука… Я думаю, Жаккетта не будет против. Это же я вам разрешила их взять.
— Конечно, не смущает, — обрадовалась баронесса. И игриво добавила: — И заодно появится повод спросить у виконта про ключ — а вдруг я его там встречу?
— А виконт не удивится, что его подарок для новобрачной оказался у вас? — стало смешно Жанне.
— Ну что ты, господь с тобой! — обиделась баронесса. — Во-первых, где же принцу крови помнить о каких-то сундуках, он их и не узнает. А если узнает — то промолчит, он же не лавочник, в конце концов. Ну и потом, я просто скажу, что новобрачная не может открыть последний сундук.
— Скажите, — одобрила Жанна. — Думаю, виконта это не на шутку заинтригует. Он-то думает, с ключами все в порядке. А вдруг он все-таки положил туда драгоценности?
— О-о-о, — обрадовалась баронесса. — Тогда я скажу, что новобрачная, учитывая, что я вращаюсь в самых лучших, самых изысканных кругах, попросила меня, зная, что я не откажу бедной сиротке и что виконт тоже так добр к ней, э-э-э, так с чего я начала?
— Вы скажете, что Жаккетта попросила вас, — помогла Жанна.
— Ах да, новобрачная попросила меня захватить подарок виконта, чтобы он собственноручно его открыл!
— Гениально! — обрадовалась Жанна. — Просто гениально!
— Ну что ты… — скромно сказала баронесса. — Такие пустяки…
— Немногие люди согласятся взвалить на себя столь тяжкий груз забот, — убежденно заявила Жанна.
— Я знаю, — подтвердила баронесса. — Но мое призвание — помогать ближним, это мой крест, хоть я и знаю, насколько нечутки люди и как они скупы на благодарность!
— Но сейчас — в письме госпожи регентши — мы видим прекрасный образчик прямо противоположного отношения, — напомнила Жанна.
— Это-то и говорит мне, что я избрала правильный путь, хотя он тернист и нелегок! — патетически воскликнула баронесса.
— Но зато какие значительные вехи на этом пути: аудиенция у Его Святейшества в Риме, приглашение на свадьбу могущественнейшего монарха Европы, — дотошно перечислила Жанна. — Это славные страницы.
— За которые мы и выпьем! — мудро заключила баронесса. — Только мне страшно хочется опробовать именно те бокалы, что подарил новобрачной господин виконт… Мы же выпьем из них?
Жаккетта, не подозревая, что ее имуществом распоряжаются направо и налево, носилась по Аквитанскому отелю, пытаясь решить тысячу дел: сообразить, какой еды и сколько нужно взять с собой (получалось, отдельную телегу), какую утварь, какую одежду для госпожи, для Масрура (а вдруг замерзнет?), да и для себя тоже.
Мужчины решали вопрос с оружием.
Тут подоспела Жанна, которая объявила, что отъезд сдвигается, сначала нужно проводить госпожу Шатонуар. Весть была радостная и всех привела в чудесное расположение духа.
— Я лично засвидетельствую госпоже баронессе свое почтение, — заверил Жанну рыжий пират. — И сообщу ей, какая для меня выпала честь сопровождать в путешествии от Нанта до Ренна даму, лично приглашенную Анной де Боже на королевскую свадьбу!
Жанна погрозила ему пальцем — и рассказала о задумке баронессы с сундуком.
— Пусть забирает, — обрадовался рыжий пират. — Мы не обеднеем, а хранить у себя собственность виконта лично у меня нет ни малейшего желания!
— Но какой будет скандал в обществе, если третий сундук откроют… — заметила Жанна.
— Кто? Ключ у вас. Баронесса будет искать встречи с виконтом, чтобы был повод продолжить знакомство. А виконт, если не дурак, сообразит, что нет смысла вскрывать сундук, чтобы полюбоваться черепами.
— Но ведь он безумец!
— Как мы уже поняли, безумец, но весьма избирательно, — уточнил рыжий. — И не идиот. Пусть черепа покатаются в новеньком экипаже баронессы. И знаете что, передайте ей, мы с Жаккеттой так благодарны за неоценимую помощь, что…
— Какую? — удивилась Жанна.
— Баронесса сама придумает, за какую, — объяснил рыжий, — ну так вот, и в благодарность за неоценимую помощь просим принять в дар и ту посуду, что дерзко привез нам виконт в качестве свадебного дара.
— Всю? — ахнула Жанна.
— Всю! — махнул по-королевски рыжий пират. — Вы что думаете, я потерплю, чтобы эти штуки маячили у меня перед глазами? Тоже мне, серебро с господского плеча отстегнул, поразил просто до глубины души, ага. Попадете на Джербу, я вас из золотых кубков угощу, отделанных драгоценными каменьями. Такие вашему виконту даже и не снились. Стариннейшая работа, древний клад. Ни королю с таких не стыдно есть, ни папе римскому.
— Я передам госпоже де Шатонуар ваши слова, — неуверенно сказала Жанна.
Попадать на Джербу ей не особенно хотелось.
— Если баронесса вдруг начнет скромничать, скажите, что я понимаю ее сомнения — лишний груз в дальней дороге в тягость. Пусть выберет себе самое понравившееся, а остальное подождет ее тут, тщательно упрятанное в сундук, который она сможет забрать в любое удобное для нее время.
— На госпожу де Шатонуар прямо золотой дождь благодеяний пролился, — заметила Жанна.
— Так ведь и есть за что, — ухмыльнулся рыжий и поспешил в конюшню, где Ришар с Жераром обсуждали, какие веревки и какой длины лучше всего взять.
Жанна поднялась к госпоже де Шатонуар и передала все, что просили.
Баронесса очень растрогалась, узнав о словах рыжего пирата и о его предложении забрать серебряные кубки.
— Я сразу разглядела в этом молодом человеке великое будущее, — важно сообщила она. — Конечно же, я возьму весь набор, зачем его дробить. Мне совершенно не трудно. Тем более что с ним, с отдельным сундуком, мой багаж будет еще солиднее.
Глава VIII
Утром отъезд баронессы де Шатонуар превратился в небольшой праздник для обитателей Аквитанского отеля.
Баронесса отбыла в светлую даль, даже не подозревая, что увозит с собой два черных, разукрашенных узорами черепа из сатанинской коллекции виконта де Шатолу.
Через некоторое время от Аквитанского отеля отъехал уже другой экипаж, провожаемый куда менее радостно.
Внутри сидели Жанна, Жаккетта и Масрур. Ришар правил лошадьми, Жерар с рыжим пиратом ехали верхом. Их отъезд удивления у соседей не вызвал: после изнурительной осады Ренна всякий, кто мог, подавался в более хлебные места.
Жаккетта смотрела в окно. Совсем недавно вокруг правила золотая осень, царственная и величавая, и такая же яркая, как грива пирата. А теперь зима вступила в свои права, настало самое темное и унылое время года.
Когда они бежали из Шатолу — весь мир расстилался у их ног, все дороги были им открыты. А теперь надо вернуться добровольно в черный, застывший среди лесного моря замок. Туда, где безумие его хозяина крепнет, набирает силу, не сдерживаемое ничем и никем.
Жаккетта с тревогой поглядывала на Жанну — она постаралась проследить, чтобы госпожа была одета в самое теплое платье, укутана покрывалами, накрыта плащом — и все равно, чем дальше оставался Аквитанский отель, чем ближе был Волчий замок, тем бледнее становилось лицо госпожи.
— Я не боюсь, — шепнула Жанна, заметив тревожный взгляд Жаккетты. — Я не за себя боюсь…
— Я буду рядом, — подал голос Масрур, старательно выговаривая слова. — А пока я буду рядом, с головы молодого господина волос не упадет.
— Масрур не даст в обиду, — объяснила Жаккетта. — Знаете, какой он сильный и ловкий!
— Знаю, — шепнула Жанна. — Я не боюсь…
«Я не должна бояться, — твердила она себе. — Я не должна бояться. Я должна победить страх перед виконтом. Не боится же Жаккетта. И я тоже не боюсь».
Жанна ехала и удивлялась сама себе:
«Я давным-давно могла бы присоединиться к герцогине Анне, готовить сейчас вместе с другими дамами ее наряды к свадьбе, присматриваться к французскому двору. А я трясусь по мерзкой дороге в самое противное время года, чтобы добровольно вернуться в страшный замок, из которого чудом выбралась.
Чтобы вернуть — кого? Арабскую даму, торгующую девицами, которая удачно продала мою служанку — дороже, чем продали меня, — в гарем… Да за такое, если подумать, ее не спасать надо, а наоборот, упрятать еще дальше.
Узнала бы баронесса де Шатонуар — долго бы веселилась.
Но с другой стороны, баронесса сейчас по такой же дороге, в такое же время года едет одна, никому, в сущности, не нужная. Даже если госпожа де Боже скажет ей на празднествах несколько любезностей, как хорошо выполнившей свою задачу шпионке, которую нужно поощрить, — разве это так уж важно? Покрасоваться чужим добром перед чужими людьми… Не так уж это и интересно, если задуматься.
Да и сама свадьба. Юную герцогиню Анну вынудили на этот брак, она пойдет к алтарю, а вслед ей понесутся тихие проклятия со всех сторон. Ей, которая ни в чем не виновата, кроме того, что она наследница герцогства. В замке Блуа сейчас другая маленькая девочка в одночасье превратилась из королевской невесты в ценную заложницу… Для Франции они не люди, они земли. Союз с Бретанью важнее союза с Австрией. Брачный союз. Но разве станет от этого у отвергнутой девочки, которую с трех лет тщательно готовили во французские королевы, боль меньше? Станет ли легче нанесенное ей оскорбление? Ведь когда подпишут все-все бумаги, обговорят все-все условия, признают или, наоборот, отберут права и привилегии — ведь настанет время, когда в брачном союзе жить придется людям. Это все очень непросто…
А я еду в Волчий замок, потому что туда рвется мой муж. За которого я вышла, потому что у меня дыхание перехватывает, когда он рядом.
Он подружился с рыжим пиратом и считает своим долгом, невзирая на опасности, ему помочь.
А рыжий пират едет спасать госпожу Фатиму, потому что для его жены эта толстая хитрая особа и ее смешной евнух стали друзьями, которых нельзя бросить в беде. И кроме него, никто не сможет это сделать.
И я, в отличие от госпожи де Шатонуар, не одна. Мы все вместе. У нас есть Аквитанский отель, где нас ждут.
Мы немного похожи на бродячих актеров, такая же разношерстная компания. Но мне ведь было так хорошо в их фургончике. И здесь мне хорошо.
Я не боюсь Волчьего замка, я не буду бояться».
Рассуждения были нехитрыми, но Жанне они очень помогли. Понемногу ледяной ужас отпустил, она согрелась под покрывалами.
Жаккетта сидела рядом, спокойная и деловитая. Лишь улыбалась время от времени чему-то своему.
Жанна успокоилась. А когда успокоилась — не вытерпела и спросила Жаккетту:
— Чему улыбаешься?
— Госпожа Фатима, ну, перед тем как ее похитили, сказала, что я танцую почти так же хорошо, как настоящая альмея.
— Это ты-то? — фыркнула ехидно Жанна, понятия не имея, что такое «альмея». — Ну-ну.
«Госпожа оправилась от тревог, — сделала вывод и обрадовалась Жаккетта. — Вот и хорошо, вот и славно».
Ехать старались быстро, насколько позволяли лошади и дороги.
После дня пути остановились на ночлег. И, ожидая ужина, устроили военный совет.
— Меня волнует не столько то, как мы попадем в замок, — начал пират, — сколько то, как мы оттуда уберемся. Я такие вещи предпочитаю заранее продумывать.
— А может быть, на месте решим? — предложил неуверенно Жерар. — Сейчас-то чего гадать.
Внезапно страстно заговорил по-арабски Масрур.
Рыжий пират внимательно слушал лысого евнуха.
— Что он сказал? — не утерпела первой Жаккетта.
— Хм, Масрур предлагает интересное решение, не знаю только… В общем, он предлагает проникнуть в замок, забрать госпожу Фатиму, а его оставить, чтобы какое-то время никто не заподозрил похищения. Это поможет нам оторваться от погони.
— А если виконт в это время появится у госпожи Фатимы в темнице?! — ужаснулась Жаккетта.
Масрур хищно и мечтательно улыбнулся. И что-то сказал, чуть ли не облизываясь.
— Если вкратце, — перевел рыжий, — то Масрур говорит, что это будут последние минуты жизни хозяина Волчьего замка. И смерть его будет воистину восточной.
Жаккетта вспомнила, как темной триполитанской ночью летел, вращаясь, страшный нож Масрура, как всхлипнул человек у стены, как свалился мертвым на землю, — и пожалела, что вспомнила.
— Ты же захватила свое белое покрывало? — уточнил рыжий пират.
— А как же, — подтвердила Жаккетта. — Конечно, оно со мной.
Масрур опять что-то сказал.
— Он говорит, чтобы мы не волновались. Если он будет знать, что госпожа в безопасности, он выберется даже из преисподней, а как он расчистит себе дорогу, нам лучше не знать, потому что это его дело. Это слова Масрура.
Евнух кивнул и сказал:
— Да.
Подоспел ужин.
Постояльцев, кроме них, в гостинице не было, поэтому все с удобствами расположились у очага.
Рыжий завел неспешный разговор с хозяином о том о сем. Жаккетта следила, чтобы печальный Масрур поел как следует.
Жанна вдруг поняла, что рядом нет ни баронессы, ни Волчьего Солнышка и нет нужды скрывать их отношения с Жераром. Можно сидеть рядом так близко, как хочется. А по окончании трапезы можно прижаться к нему и, не участвуя в общем разговоре, смотреть лениво в огонь, то ли в полудреме, то ли в истоме. Аквитанский отель позади, замок Шатолу впереди, а между ними здесь, прямо сейчас — счастье, такое огромное, каким оно не было даже тогда, когда они с Жераром, уже обвенчанные, возвращались в Ренн. Жерар осторожно, стараясь, чтобы никто не заметил, гладил ее золотые волосы. От этого Жанне было вдвойне приятно, она чувствовала себя кошкой у камина.
И впереди целая вечность до утра. Пусть дует ледяной ветер за окном, обрывая с деревьев последние остатки листвы, пусть стынет на скале черный безмолвный замок, куда они возвращаются. Все это там, в темноте за стеной. А здесь огонь весело скачет по поленьям, и хозяин божился, что простыни у него наисвежайшие, каких нет и у короля.
Жанна накрыла своей ладонью руку Жерара. В который раз удивилась, какой он теплый, просто горячий. И как же она по нему соскучилась…
— Доброй ночи, — попрощался со всеми Жерар.
Крепко держа Жанну за ладонь, словно боясь выпустить, довел ее до комнаты. И лишь только закрылась дверь, прижал к себе, уткнулся лицом в волосы, жадно вдыхая их аромат.
— Я в Ренне эту старую жабу, из-за которой мне приходилось на конюшне ночевать, готов был придушить, — глухо сказал он. — Ты мне снилась каждую ночь.
— Ты этого не говорил вчера, — слабо запротестовала Жанна.
— А когда было говорить? — резонно возразил Жерар, подхватил ее и понес на постель. — Сплошные сборы в дорогу.
В комнате было прохладно, особенно когда платье оказалось на полу, и рубашка тоже. И хваленые простыни, что лучше королевских, были прохладными, не согретыми глиняной грелкой. Жанна льнула к Жерару, постепенно согреваясь, разгорячаясь. Гладила его плечи, спину. Терлась щекой о колючий подбородок, о твердую скулу. Жерар накрывал своими губами ее губы, ловил ее дыхание, отдавал свое, снова ловил, проникал все глубже, чтобы овладеть ею всею.
За окном была темнота. Петухи еще молчали. В темной комнате прерывистое дыхание двоих постепенно стало спокойным и размеренным.
— Почему так повелось, что лучшие ночи у нас — в гостиницах? — жалобно спросила Жанна.
— Потому что там нам никто не мешает, как дома, — мудро сказал Жерар и умиротворенно уснул.
Следующее утро было ясным, но морозным. К полудню решили остановиться на привал у реки. Развести там костер, согреть еды.
— Я предлагаю объехать Этревиль, — сказал рыжий пират. — Ни к чему нам там снова светиться. Хозяин мне порассказал всяких ужасов, Волчье Солнышко, говорят, лютует, совсем всех замучил. Надо определиться, где мы оставим экипаж.
— Мы же через брод обратно в замок пойдем? — уточнил Жерар. — Надо бы недалеко от брода его и держать.
— А как, кстати, ваши молодцы из замка к девочкам в бордель выбираются? Я что-то не верю, что они так же, как мы, со стены по веревкам спускаются, — заинтересовался рыжий пират.
— Конечно, нет, — фыркнул Жерар. — Подземный ход там хороший, прямо с конями выходят. Только запоры крепкие. В Шатолу несколько тайных ходов, этот — специально был сделан на случай конных вылазок. Он выходит не в цитадель, а туда, где коровник, свинарник, конюшни и все такое.
— Ну что же, наличие тайного хода нам на руку, — подтвердил рыжий пират.
— А почему мы тогда им не воспользовались, когда бежали из Шатолу? — тут же встряла Жаккетта.
— А кто бы мне ключ дал? — ответил вопросом на вопрос Жерар. — Потому и не воспользовались.
— Главное для нас — сейчас его задействовать. Вот это будет дело, — сказал рыжий пират.
— А как?
— А надо подумать как. Сейчас же мы полным ходом едем к Этревилю, но остановимся в каком-нибудь пригородном местечке. Где-нибудь неподалеку. Ришар, ты сможешь изобразить какую-нибудь поломку экипажа, чтобы наши дамы могли несколько дней с полным удобством нас ждать?
— Сделаем, — солидно сказал Ришар.
— А я хочу с вами, — тут же сказала Жаккетта.
— Мне кажется, маленькая, не стоит, — мягко заметил рыжий пират. — Я не хочу, чтобы ты снова побывала в Шатолу. Давай уж мы как-нибудь сами, а вы с госпожой Жанной нас подождете.
Жаккетта прикинула все за и против и нехотя сказала:
— Ладно, уговорили…
Ведь иногда не мешать людям делать дело — и есть самая главная, неоценимая помощь.
Ришар сделал все, что обещал: экипаж сломался ровно там, где понадобилось. И путешествующая с камеристкой знатная дама была вынуждена остановиться, не доезжая до городка.
— Такая досада, такая досада! — разливался соловьем рыжий пират перед приютившим их владельцем кабачка. — Но, увы, ничего не поделаешь.
Оставив Жанну и Жаккетту с Ришаром, рыжий пират отправился с Жераром и Масруром в Этревиль, сказав напоследок жене:
— Маленькая, я в бордель. Надеюсь, ты не против?
— Даже не надейся, — фыркнула Жаккетта. — Поосторожней там.
— Я буду изо всех сил оберегать свою девственность и добродетель, — пообещал рыжий пират. — Не бойся.
— А если там нападут на Жерара? — поинтересовалась Жаккетта. — А?
— Жерара с Масруром в такое злачное место я не пущу, еще чего, — заявил рыжий пират. — Пусть даже и не думают по борделям шляться.
— Белое покрывало не забыл? — уточнила Жаккетта на всякий случай.
— Со мной, — подтвердил рыжий.
И они расстались.
Толстый Масрур довольно ловко сидел в седле. Его знаменитого ножа видно не было, и вид у евнуха был самый мирный и добродушный.
Троица довольно быстро достигла городка.
Пират повел своих спутников прямо в тот домик, что снял в прошлый раз.
— Надо же, как удачно все получилось, — заметил он. — Эти скряги тогда взяли с меня плату вперед до Рождества. Мол, либо так, либо никак, чувствовали, волки, что дом нужен позарез. Куда было деваться — я заплатил. Так что теперь мы там законные жильцы.
Жерар знал название самого любимого молодцами из Шатолу публичного дома, так что найти его рыжему пирату не составило никакого труда.
В борделе дым стоял коромыслом. Удача была на стороне рыжего пирата: люди виконта как раз кутили там с шиком и размахом.
Рыжий пират не нырнул в этот омут разврата наобум, наоборот. Для начала он огляделся и спокойно вернулся к Жерару и Масруру, где коротко обрисовал тех, кто сейчас в борделе.
— Ага, — прикинул Жерар. — Десятник Дедье, похоже, там. Он их привел, он там главный. Ему скидку хорошую делают, как ценному клиенту…
— Он-то нам и нужен, — подтвердил рыжий. — Все понятно. Ждите меня.
Вернувшись в бордель, рыжий провел сложные переговоры с хозяйкой заведения, суть которых сводилась к странной, можно сказать, удивительной просьбе: подать гуляющим там кавалерам не того дешевого пойла, что они могут себе позволить, а другого, лучшего крепленого вина, что есть в заведении. За счет просителя.
— А потом вы их, голубчиков, прирежете, а мне на плаху идти, — докончила сообразительная хозяйка.
— Вы меня, госпожа Перетта, прямо обижаете, — взял и обиделся рыжий пират. — Я что же, по-вашему, душегуб какой?
— Ага, — сказала добродетельная женщина, которая исповедоваться рисковала лишь святому отцу, бывшему постоянным посетителем ее заведения. — Выпивку за свой счет ставит только законченный душегуб.
— И все же вы не правы, — ослепительно улыбнулся рыжий пират. — Поверьте, к вашему заведению у ребят не будет никаких претензий. Меня лишь послали за господином Дедье, — а вы же знаете, пока хмель его с ног не свалит, увести его домой решительно невозможно. Вот мне и надо, чтобы он побыстрее упился. А ребята пусть хоть разок попробуют то, что им не по карману, порадуются. Ведь если я доставлю господина Дедье в замок — решится вопрос о моем повышении. Я же не предлагаю вам подать им каких-нибудь помоев, куда я дурману намешал. Я просто плачу за лучшую выпивку в вашем доме — для всех. И забираю перебравшего господина Дедье. Остальные — не маленькие, сами дорогу отыщут. Думайте.
Госпожа Перетта была женщина опытная. Она прикинула и так, и так. Деньги в руки плыли хорошие, а что там произойдет за стенами заведения — не ее дело. Главное, чтобы у нее здесь было тихо. Да и девочки отдохнут, эти ж варнаки из Шатолу налетают, как сарацины, словно их там в темницах держат. А платят скупо, много с них стянуть сложно. Вот пусть и отдуваются. А ее дело — сторона: перепутала вино, ежели что. Себе в убыток, горе-горе.
— Хорошо. Деньги, — согласилась хозяйка борделя.
— Прошу, — рыжий выложил деньги на стол. — Пересчитайте.
Госпожа Перетта тщательно проверила каждую монетку.
— Я пока во двор спущусь, — сказал рыжий. — Прикажу, чтобы лошадь господина Дедье приготовили.
— Опять как куль муки повезете? — хихикнула госпожа Перетта. — Один грех с этими мужиками, ни в чем меры не знают!
— Бывает, — подтвердил рыжий и ушел.
Была уже глухая ночь, когда освободившаяся девица сообщила хозяйке, что клиент готов. Ловить с него больше нечего. Госпожа Перетта послала за рыжим и лично, черным ходом, минуя общий зал, довела его до комнатушки, где храпел умиротворенный десятник.
— Забирайте. Я вас не видела, и вы меня тоже. А этот по нужде вышел, только его и видели.
— Разумеется, — положил ей в руку еще несколько монет рыжий пират. — И уж поверьте, когда я займу место господина Дедье, вино у вас я буду заказывать самое наилучшее.
Госпожа Перетта, скрестив руки на пышной груди, усмехнулась, уверившись, что живым десятнику до замка не добраться.
Рыжий спокойно, хоть и не без труда, спустил храпящего (а может, и хрипящего) господина Дедье вниз. Перекинул его через седло — и повел лошадь прочь со двора.
И бордель, и снятый дом были в бедном районе, примыкающем к городской стене. Соответственно, там было тесно, темно и грязно. И если уж человек выбирался на улицу ночью — значит, он знал, на что шел. Поэтому улочки были безлюдны.
— Вот он, красавец, — сказал рыжий пират, добравшись до своих.
Жерар во дворе занимался лошадьми. Масрур в доме поддерживал огонь в очаге и готовил попутно горячую похлебку.
Осмотрев при свете факела привезенного человека, Жерар подтвердил:
— Точно, Дедье. Скоро рассветет, пора ехать. Надо успеть до того, как господин десятник очухается.
— Я нашел на нем какие-то ключи, — сказал рыжий. — Больше в номере ничего не было. Они?
— Очень похожи. Раз других нет, будем считать, что эти, — разумно сказал Жерар.
— Кушать идите, — спустился к ним Масрур.
— Сейчас, — пообещал пират. — Только кавалера с лошади снимем.
— Это кто?
— Наш волшебный ключ к замку, — объяснил рыжий пират.
— А он доедет вот так? — засомневался Жерар. — Не утопим его на переправе?
— Как-нибудь довезем, — без особой уверенности в голосе сказал рыжий.
Подкрепившись похлебкой Масрура, они стали собираться в путь.
— Посадите этого господина ко мне, — предложил Масрур по-арабски. — Лошадь крепкая, выдержит.
— А как ты его удержишь? — спросил по-арабски же рыжий пират. — Он сейчас и правда как мешок муки.
— Если привяжете — выдержу.
— Давай попробуем.
В результате, сам того не ведая, в дымину пьяный десятник Дедье сидел на лошади позади толстого евнуха, крепко обнимая его связанными руками, и заливисто храпел, уютно положив голову Масруру на плечо.
— Ты такая сладкая, моя малышка, — гнусаво бормотал он во сне, — только не трясись так.
— Вылитые тамплиеры, — умилился рыжий пират.
На улицах было еще пусто, в городские ворота только втягивались первые повозки, спешащие на рынок. Подмораживало, белые облачка пара вырывались и у людей, и у лошадей.
Глава IX
Выбравшись за город, рыжий пират, Жерар и Масрур с десятником (ведя лошадь последнего запасной) прямой дорогой направились к тайному речному броду. Осенние дожди прошли, и вода спала, поэтому перебрались через брод значительно проще, чем в прошлый раз.
Жерар, не желая наткнуться на охоту виконта, чутко вслушивался — не раздадутся ли голоса гончих.
Рыжему пирату дорога в Шатолу показалась куда короче, чем тогда из замка, в ночь побега. Может, уже была знакома, а может быть, из-за того, что ехали налегке, без женщин.
Вот показался утес, темно-серые мрачные стены Шатолу.
— Давай мы с Масруром пойдем, а ты нас подождешь снаружи, — осторожно предложил Жерару рыжий пират на последнем привале.
— Нет, я с вами, — упрямо сказал Жерар. — Я не боюсь, а без меня вы времени потеряете больше.
— Я же помню расположение покоев, — хмыкнул рыжий. — Если виконт где и держит госпожу Фатиму, так в «Малой Ливии».
— Мы на месте посмотрим, — настойчиво гнул свою линию Жерар. — Сейчас надо найти вход в подземный проход. Он хитро в овраге скрыт.
— Хорошо, — не стал настаивать рыжий пират. — Ну что, по коням? Масрур, ты как?
— Этот пьяный господин мне все ухо искусал со своими нежностями, — недовольно вздохнул толстый евнух. — И шею обслюнявил.
— Уже недолго осталось, — попросил рыжий пират.
— Я знаю, — спокойно подтвердил Масрур. — Я готов. Все в руках Аллаха.
— Сейчас мы угостим его на дорожку, и ему будет хорошо, — пообещал рыжий, доставая фляжку. — Господин десятник у нас тоже молодец, хоть и пристает к Масруру.
К подземному ходу они вышли без особых сложностей. Проехать по нему верхом было, конечно, невозможно, — но провести лошадь в поводу — вполне. Когда проникли в узкую расщелину, за ней оказалась пещера.
— Я правильно думаю, что уйти в случае чего через главный вход нам все равно не удастся? — сказал вслух пират, когда они попали в пещерку. — Лошадей здесь оставим?
— Здесь, — подтвердил Жерар. — Сейчас фонарь найду. Без фонаря тут сложно идти.
Фонарь стоял, заботливо укрытый в углублении.
Запалив огонь, Жерар пошел по подземному ходу первым. За ним рыжий пират вел лошадь, на которой мешком лежал десятник, а замыкал шествие сосредоточенный Масрур.
Закрыты были лишь первые со стороны замка ворота, на остальных запоры были сняты, створки распахнуты и подперты.
— Мирное время, расслабились, — хмыкнул рыжий пират. — Совсем распоясались.
Перед запертыми створками Жерар поставил фонарь, осторожно повернул ключ десятника. Створки мягко разошлись — и совершенно спокойно рыжий пират, Жерар, Масрур и пьяный господин Дедье оказались на территории Волчьего замка.
Перейдя некую невидимую грань, отделяющую замок от остальной земли, Жерар остановился и долго вслушивался. Рыжий пират не торопил его.
— Пока вроде бы все спокойно, — сказал Жерар. — Мы сейчас выйдем у коровника. Там сенный сарай рядом, можно укрыться. Время утренней дойки прошло, и это очень хорошо.
— Спрячь ключи где-нибудь тут, — попросил его рыжий пират. — Так нам всем спокойнее будет. Ворота не закрывай. Десятника сгрузим в сено, пусть отдыхает.
— Я сначала все-таки посмотрю, — решил Жерар. — Ждите меня здесь.
Он осторожно выглянул наружу, помедлил и вернулся:
— Тихо, — и загасил фонарь.
— Не надо, — попросил рыжий. — Зажги заново. Пусть ждет нас в полной боевой готовности.
Жерар снова запалил огонь, поставил фонарь около первых ворот, укрыв за створкой так, чтобы света не было видно.
Когда они выбрались из подземного хода, погода испортилась. Темная мрачная туча нависла над Шатолу.
— Как бы снега не было, — пробормотал рыжий. — Не вовремя.
Кругом было тихо, безлюдно. Странно.
До них донесся унылый звук колоколов замковой церквушки.
— Похоже, все на мессе, — сказал Жерар. — Это удачно…
— Хвала Аллаху, — подтвердил Масрур.
— Раньше такими набожными не были, — заметил задумчиво Жерар.
Они устроили десятника Дедье в стогу, дополнительно дав ему глотнуть из фляжки. Привязали рядышком лошадь, совсем не возражавшую против соседства с сеном.
— Если с нижнего двора ушли на высокий, значит, мост точно опущен, — объяснил Жерар. — Но у меня ощущение, что людей в замке вообще поубавилось. С чего бы это?
— С чего бы не было, нам это только на руку, — сообщил рыжий пират. — Идем, не задерживаемся. Я там хорошее окно знаю, створки выдавить — нечего делать.
Они быстро миновали подвесной мост, соединявший две части Шатолу, очутились около здания-фибулы, — и здесь командование полностью взял на себя рыжий пират, немало полазивший в прошлый раз по карнизам дворца виконта. Больше всего рыжего волновало, сможет ли толстый евнух пройти по узкому карнизу. Но к изумлению и пирата, и Жерара, Масрур вполне мог утереть нос им обоим, держался он на стене, как приклеенный.
Они добрались до комнаты, в которую поселил виконт Жаккетту, отжали створку, просочились вовнутрь. Там было пусто и холодно. Очаг давно не топился, сиротливо висело одеяло на дверном проеме.
Перешли в комнату Жанны — та выглядела более жилой. Масрур, словно гончая, прополз по коврам, проверяя каждый клочок. И уверенно заявил по-арабски:
— Пахнет благовониями госпожи.
— Странно все это, — невозмутимо заметил рыжий пират. — Пусто тут как-то… Пойдем в покои хозяина, может, что поймем.
Длинной анфиладой они пошли к главному залу. Вокруг по-прежнему было безлюдно.
— Мерещится ли мне со страху или просто всякая чушь в голову лезет, — сказал рыжий пират Жерару, — но такое ощущение, что все живое в округе избегает теперь «Малой Ливии», как зачумленной.
— Да, похоже, — подтвердил Жерар.
— Иди-ка ты в арьергарде, а мы в авангарде, — попросил его рыжий. — Я страсть как не люблю нападений со спины, прикрой, ладно?
Масрур шагал по коврам мягко-мягко, как тигр.
Рыжий пират первым заглянул в главный зал, тот самый, с балдахином:
— Собственно говоря, понятно, почему все кинулись замаливать грехи. Тут пусто.
Они вошли в зал.
Парчовый балдахин по-прежнему висел над возвышением. Но вместо восточных, расшитых золотом подушек на помосте, накрытом роскошным персидским ковром, стояло грубое черное кресло с высокой спинкой.
Путь к креслу преграждали воткнутые в возвышение старинные мечи и копья, явно из фамильной коллекции хозяина. Десять штук.
И на каждую рукоять и древко были насажены черные, расписанные узорами черепа. Тоже из коллекции виконта.
Убедившись, что «Малая Ливия» безлюдна и у обитателей замка действительно прорезалось небывалое молитвенное рвение, рыжий пират преспокойненько уселся на трон хозяина Шатолу и начал считать:
— Один разбился вдребезги о камни Аквитанского отеля. Два уехали в сундуке баронессы. Десять — здесь.
— Тринадцать черепов, — задумчиво заметил Жерар, осматривающий из окна замок. — Хозяин если за что берется, так всегда с размахом. Здесь сатанизмом пахнет, тринадцать как раз подходит.
— Черепа я вижу, — согласился рыжий пират. — А виконта не вижу. А где он?
— Черт его знает! — буркнул расстроенный Жерар.
— Давайте вернемся в коровник, — предложил рыжий пират. — И подумаем там, поблизости от выхода, над этой загадкой. Memento mori, конечно, впечатляет, но пора и честь знать.
Он обошел все черепа, осмотрел:
— Это мужской, а это женский, это снова мужской… На могильный склеп похоже. Пойдемте отсюда.
Они вернулись в комнату Жаккетты, выбрались наружу и покинули верхний двор Шатолу.
— То-то ребята в борделе гуляли, словно из преисподней выбрались, — заметил рыжий пират. — Тут, конечно, начнешь глушить пойло кружками или молиться до умопомрачения. И где он раздобыл столько мертвых голов?..
Когда они добрались до стога сена, где отдыхал десятник Дедье, то обнаружили, что он умудрился приподняться и обводит мутным взором окрестности:
— Хде я?
— Дома, дорогой господин Дедье, дома, — промурлыкал рыжий пират.
— П-почему эт-та?! — возмутился десятник. — Требую назад! Хозяин отпустил — чего это обратно дома?! Хочу в бордель! Там де-е-евочки…
— Хорошо, хорошо, — убедительно сказал рыжий. — Доставим. А где хозяин-то?
— Ккак хде? — покачиваясь, удивился десятник. Он сел и поднял палец вверх: — На кко-ко-ко-королевской свадьбе, вот хде! Прислали, позвали, в-о-о-о-о-о-о-т! Ой, голова болит…
— А поправьтесь, господин десятник, — рыжий пират протянул заветную фляжку, — полечите голову. А свадьба где?
— Снача-ла ты отпей! — недоверчиво сказал десятник. — Пей, я сказал!
— Как скажете, — рыжий пират отхлебнул из горла фляжки. — Прошу.
Десятник Дедье успокоился, отобрал фляжку и начал булькать. Затем уронил ее и захохотал:
— В з-замке Ланже, тс-тс-тс-тс, с-с-с-с-с-с! — и затряс пальцем. — Ссстрашная тайна! Хозяин домой — а его уж ждут, поехали, говорят, король без тебя никак не женится, молодой еще. Вот он и понесся, то есть отбыл, отбыл наш господин, доброго ему здоровьичка!
— А баба с ним?
— Эт-та которая поперек себя шире? — расплылся до ушей счастливый десятник. — Откормлена — ух! Ух! Ух-ух-ух!
Рыжий пират снова сунул ему фляжку с остатками вина, чтобы остановить уханье.
Десятник выпил и сказал:
— Баба с ним. А более я вам ничего не скажу, потому как вы враги!
Снова упал в сено и захрапел.
— Какие же мы враги, господин Дедье, — вздохнул рыжий пират, высвобождая флягу из рук десятника. — Мы ваши лучшие друзья, кто же еще кроме друзей вас обратно уволочет…
— Мы его обратно повезем? — не поверил Жерар. — Зачем?
— Зачем-зачем. А зачем человеку праздник портить? Все, что нужно, узнали. Вернем его в бордель — пусть он думает, что ему все приснилось. Вот только один вопросик меня мучает — в то, что виконт уехал, я верю. Но точно ли он забрал с собой госпожу Фатиму? Не спустил ее в какое-нибудь тюремное узилище?
— Это мы сейчас узнаем, — пообещал Жерар. — Тюрьма здесь, на нижнем дворе, в старом донжоне. Но я верю десятнику — господин виконт еще не наигрался, чтобы так просто свою узницу оставить. Слишком быстро его вызвали. Ждите меня здесь, я быстро проверю.
Он исчез.
Масрур молча двинулся за ним — чтобы подстраховать. Рыжий пират готовил лошадь десятника к обратному путешествию. Обращаясь не то к десятнику, не то к самому себе, он сказал:
— Похоже, служат длинную мессу по избавлению Шатолу от бедствий, я ведь прав, мой пьяный друг?..
— Аха, — неожиданно отозвался из сена десятник. — Ее, рродимую. Достали уже. Ссскоро ангельские крылья у всех отрастут. Тоска…
Жерар с Масруром вернулись с хорошими новостями — тюрьма пуста, открыта настежь. Можно ехать.
Захрапевшего десятника заново взвалили на лошадь.
— Хорошо, что мы фонарь не погасили, — заметил рыжий пират. — Давайте побыстрее свалим из этой обители скорби. Они же не могут весь день в церкви отсиживаться.
— Могут, — мрачно сказал Жерар, первым скрываясь в тайном ходе, уходящем вниз вдоль крепостной стены.
Он дошел до ворот, поднял горящий фонарь, освещая путь идущим позади.
Десятник Дедье поехал обратно к девочкам.
Подземные ворота Шатолу закрылись.
— Даже и не знаю, радоваться или печалиться, — заметил Жерар, запирая их.
— Радоваться, конечно, — посоветовал рыжий пират. — Ты снова побывал в Шатолу и уходишь живым. Да тут отплясывать от радости нужно.
— А госпожа Фатима?
— Мы знаем, что виконт привез ее в замок. И с ней же уехал в замок Ланже. Это тоже хорошо. Просто великолепно, я бы сказал.
— Этому пьянице понравилась госпожа, — заметил по-арабски Масрур. — Госпожа всем нравится.
— Она его поразила, это точно, — ответил ему по-арабски рыжий пират. — Видимо, виконта тоже…
И, передав повод Масруру, чтобы тот вывел лошадь с десятником из подземного хода, рыжий пират тихо сказал на ухо Жерару:
— Жаккетта рассказывала, как виконт гонял их по коврам в порыве страсти. Не удивлюсь, если сейчас ему пришлось в свою очередь улепетывать от госпожи Фатимы…
— Я все слышу, — заметил Масрур.
И добавил:
— Госпожа и не такое может, слава Аллаху.
Впереди засиял выход — светлое пятно в темноте.
Опять была дорога через лес под низким небом. Снова брод.
Они ушли из города на рассвете, когда ворота только открывались, — и вернулись к закату.
Госпожа Перетта глазам своим не поверила, когда увидела, как господина Дедье, живого, хоть и слегка помятого, осыпанного сеном, заносят и складывают на то же самое место, с которого забрали ночью.
— Увы, дорогая госпожа Перетта, — снабдив свой грустный вздох монетой, объяснил рыжий пират, — накрылись мои мечты о повышении, как выяснилось, медным тазом.
— А чего так? — поинтересовалась сердобольная госпожа Перетта, пробуя монету на зуб.
— Видно, не судьба, — развел руками рыжий.
Госпожа Перетта, взвесив все, решила-таки стукнуть куда следует. Потому что по всем приметам выходило — не душегуб этот рыжий, ой не душегуб. А чего такого бояться? Такого надо сдать кому полагается — потому что она почтенная и добронравная горожанка и всегда стоит на страже порядка в родном городе.
Она послала мальчишку проследить, где квартирует рыжий пират, — и велела затем сразу же бежать в городскую стражу.
Но, к разочарованию госпожи Перетты, мальчишка лишь увидел, как к рыжему присоединились еще двое, толстый и тонкий, и вся троица без промедления покинула город, уехав прямо в ночь неизвестно куда.
Они были последними, выпущенными в этот день из Этревиля, и выполнить свой гражданский долг госпожа Перетта не успела.
— Я после Шатолу почему-то помыться хочу, — заметил Жерар, когда впереди засветились огоньки селения, где их ждали.
— А я после борделя, — мрачно отозвался рыжий пират.
— А я после пьяного господина, — неожиданно заметил Масрур. — И ухо бальзамом смазать надо, а то распухнет.
Глава X
Жаккетта с Жанной коротали вторую бессонную ночь, когда застучали по улочке копыта и появились три всадника. Даже издалека было понятно, что госпожи Фатимы среди них нет. Но зато они вернулись.
— Как бордель? — спросила Жаккетта, целуя рыжего пирата, спрыгнувшего с коня.
— Великолепно, — отозвался рыжий, обнимая ее. — Я обаял тамошнюю хозяйку, она готова сделать мне постоянную скидку, как самому любимому клиенту.
— Ты был так неотразим?
— Спрашиваешь! Они рыдали, умоляя меня остаться.
— Хвастун!
— Я всего лишь стараюсь не врать, — обиделся рыжий. — Я смогу помыться после тех липких стен? Мы привезли важные новости, но рассказывать о них грязным я не хочу.
— Давай подкупим хозяина, тогда он, может быть, отопрет свою сидячую ванну, — предложила Жаккетта. — Он очень ею гордится и бережет пуще глаза. Горячая вода на очаге греется. Я тебе полью.
— Как хорошо вернуться домой, — сказал рыжий пират, целуя ее в макушку. — Не зря я на тебе женился, жена моя.
— Тебе нравится? — уточнила Жаккетта.
— Очень.
— Мне тоже.
К ним уже спешил хозяин, еще не подозревающий, что на его драгоценную ванну будет покушение.
Когда все трое, отмытые до блеска, сидели за праздничным ужином, рыжий пират рассказал о визите в Волчий замок.
— Видимо, после нашего турнира, закончившегося для него столь печально, господин виконт начал задумываться о бренности всего живого. И избрал себе в спутники мертвые головы, коими и украсил «Малую Ливию» с большим вкусом и фантазией.
— А кто-то говорил, — невинно заметила Жаккетта, глядя в сторону, — что, мол, спасать нас и не надо, достаточно подождать зимы и воспаление головы у Волчьего Cолнышка как рукой снимет. А оно вон как вышло: еще пуще разошелся. Значит, госпожа Фатима там была?
— Была. Только не в твоих, маленькая, покоях, а в тех, где держали госпожу Жанну. Масрур подтвердит.
Масрур кивнул, уплетая за обе щеки.
— Виконту, как я понимаю, не удалось отсидеться в своем милом замке, пока вся Франция празднует. Явно госпожа регентша выдернула его обратно, приказав явиться на королевскую свадьбу. Значит, и нам теперь туда дорога.
— Куда? — спросила Жанна, про себя гадая: «Шинон? Лош? Анжер? Сомюр?»
— Замок Ланже! — торжественно объявил рыжий пират. — Вполне логично, я думаю: все ж как-никак крепость на границе французских и бретонских земель, где же еще проводить свадьбу двух суверенов, как не там.
Жанна поняла, что настал ее звездный час, и, обращаясь к рыжему пирату, торжествующе заявила:
— А кто меня уверял, что общества в поездке не будет? А?! А ведь мне даже надеть нечего на королевскую свадьбу! Мне, придворной даме невесты!
— Сдаюсь, сдаюсь! — замахал руками рыжий пират. — Признаю свою вину и считаю себя поверженным. Не учел, сплоховал. Придется вам, госпожа Жанна, одолжить что-нибудь у баронессы де Шатонуар, уж она-то увезла в новых сундуках свои лучшие наряды!
Жанна кинула в него оловянной тарелкой, но пират ловко уклонился.
Жерар сначала встревожился, но быстро понял, что они всего лишь дурачатся, и успокоился.
И Жанна поняла, что ее муж засыпает прямо за столом.
— Не трогайте его, — попросил рыжий пират, — не будите. Мы сейчас доведем его до постели. Жерару пришлось тяжелее, чем кому-либо из нас, а он держался все это время. Там, в замке, действительно тяжко, все напуганы этими черепами. Кто в борделе испуг вином заливает, кто в церкви защиту ищет. Там — мерзко, вот все, что я скажу. Не хочу туда больше.
Сонного Жерара отвели на ложе. Жанна присела рядом, гладя его голову, плечи, руки. Страх, который заполнял ее прошлые ночь и день, пока беглый оруженосец виконта пробирался в Шатолу и обратно, понемногу отпускал. Она перебирала тонкими пальцами влажные после купания волосы Жерара, а перед глазами у нее стоял пронзительный осенний лес, золотой и пурпурный, синее, невозможно синее небо и шиповник выше человеческого роста…
Жерар жив и невредим, он снова с ней. Волчий замок не разлучил их.
Какое счастье!
Рыжий пират, Масрур, Ришар и Жаккетта остались за столом и после того, как Жерар с Жанной покинули их.
— Экипаж выдержит дорогу до замка Ланже? — спросил у Ришара рыжий пират.
— Должен, — солидно сказал Ришар. — Да жаль, что путешествие наше затягивается… В Аквитанском отеле будут волноваться.
— Мы пошлем весточку из Ланже, — пообещал рыжий пират. — Там с оказией будет полегче. Меня вот другое волнует: если в Шатолу была надежда решить дело тихо-мирно, без лишней огласки, то при королевском дворе сейчас людно. А нас мало, очень мало. Моих бы ребят с Джербы сюда…
— Мы на месте посмотрим, что и как, — сказала мудрая Жаккетта. — Сейчас-то чего гадать… Главное, чтобы этот изверг госпожу Фатиму еще куда-нибудь не увез. А то так и будем гоняться за ними по всей Европе.
— Я за госпожой Фатимой на край мира пойду, — пробурчал по-арабски Масрур. — А этот ифрит еще пожалеет, что на свет родился.
— Это точно, — подтвердил рыжий пират. — Ну что, ложимся спать? А то действительно не попасть бы нам в замок Ланже именно тогда, когда виконт оттуда уедет обратно в Шатолу. Вот потеха-то будет.
— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнула Жаккетта. — Не накаркай!
Они разошлись по постелям. Ришар отправился поближе к лошадям. Масрур решил спать прямо у очага, чтобы теплее.
— А мой очаг со мной, — сказал рыжий пират, обнимая Жаккетту.
— Это вулкан, — отозвался насмешливо Масрур по-арабски. — Не обожгись о нашу девочку.
— Это я вулкан, — ответил ему по-арабски рыжий пират. — Правда, не сегодня.
— Масрур знает, какие кушанья надо готовить, чтобы разбудить вовремя вулканы, о рыжий раис, — потянулся сладко евнух. — Нужна будет помощь — обращайся.
— Это непременно, — оставил за собой последнее слово пират.
— О чем вы с ним говорили? — полюбопытствовала Жаккетта, когда они остались одни.
— О вкусных кушаньях, — ответил чистую правду рыжий пират. — Масруру не хватает стряпни госпожи Фатимы. Они же тебя хорошо кормили?
— Не то слово, — вспомнилось приятное Жаккетте. — Одна кунафа чего стоила — до сих пор забыть не могу.
— Попроси Масрура, когда эта передряга закончится, он тебе ее приготовит.
— С орехами? — обрадовалась Жаккетта. — А где он их здесь возьмет?
— Купит на рынке, я думаю, в лавке пряностей, — обстоятельно объяснил рыжий пират. — А может быть, найдет им замену среди местных орехов, лещину например. Наверное, это тоже будет вкусно.
— Я спрошу… — с сомнением в голосе сказала Жаккетта. И добавила: — А тебе не жалко, что мы отвлекаем тебя от важных дел? Ведь теперь непонятно, сколько придется в этом замке Ланже пробыть?
— От важных дел невозможно отвлечь, они потому и важные, — усмехнулся рыжий пират. — А свои важные дела я сделал вовремя. И потом, возвращение госпожи Фатимы — это тоже важное дело для меня. Очень важное. Виконт мне, можно сказать, в лицо плюнул. Я ему этого так не оставлю, сама понимаешь. Я свои дела довожу до конца.
— Тогда хорошо, — успокоилась Жаккетта, прижимаясь к рыжему пирату. — Спокойной ночи.
Утро началось с того, что Жанна безжалостно подняла Жаккетту ни свет ни заря, прямо как в старые добрые времена.
Потому что одно дело мчаться во всякую болотистую глушь, а совсем другое ехать в замок, ставший сейчас королевской резиденцией! Жанна, конечно, лукавила, когда говорила рыжему пирату, что ей совершенно нечего надеть — кое-какие платья она взяла, а как же.
И теперь ей нужно было подготовить и надеть более подходящий дорожный наряд, а главное, сделать прическу — такую, с какой не стыдно высовывать голову из окошка экипажа, чтобы всякому встречному становилось понятно без слов: вот придворная дама вашей, между прочим, королевы, а это вам не баран чихнул!
Зевая в рукав, Жаккетта добросовестно выполняла желание госпожи показать всем, кто тут придворная дама, а кто так, непонятно кто.
— Знать бы, что так обернется, по-другому бы собралась… — ворчала Жанна. — А то и правда докачусь до того, что у госпожи де Шатонуар буду платья на выход просить.
— Что вы так убиваетесь, госпожа Жанна, — пробурчала Жаккетта. — Вы же все равно там самая красивая, как обычно, будете.
— Может быть, — не стала спорить с очевидной истиной Жанна. — Но подготовиться заранее как можно лучше — никогда не помешает!
— Мы уже в замке все сделаем, — убеждала ее Жаккетта. — На месте. И платья из сундука достанем, и плащ праздничный. Еще неизвестно, сколько мы в грязи проплюхаемся по здешним-то дорогам.
— Да как ты не понимаешь! — возмутилась Жанна. — Если я не буду ослепительна, нас и в замок-то не пустят, у меня же нет с собой ни грамот, ни пригласительного письма! Только если сразу будет ясно, что без меня герцогине, ой, королеве Анне никак — только тогда ворота откроются.
— Вы будете ослепительной, — пообещала Жаккетта.
Когда встали все остальные, Жанна уже была и причесана, и полностью готова тронуться в путь хоть сию секунду.
Особенно эти превращения поразили Жерара.
— Ты какая-то другая сразу, — заметил он. — Это теперь навсегда?
— Я не знаю, — честно сказала Жанна.
Она села, сжала ладонями виски, задумалась.
Начинается придворный водоворот, который быстро засасывает с головой…
— Нет, не навсегда, — твердо пообещала Жанна. — Но я готовлюсь к тому, что придется объяснять при въезде в Ланже, кто я и почему без приглашения.
— А как мы объясним, кто я? — грустно спросил Жерар.
— А мы удержимся от объяснений до подходящей оказии, — успокоила его Жанна. — Она обязательно будет.
Жерар улыбнулся, только улыбка все равно получилась печальной. У Жанны сердце сжалось.
— Мы справимся, — сказала она, целуя его. — Мы справимся.
Ехать бы без промедления, подальше от болот Шатолу, но пришел Ришар с печальной вестью, что что-то разладилось в экипаже и нужно обождать. Взяв для помощи Масрура, как самого неразговорчивого и, соответственно, не дающего полезных советов, Ришар удалился чинить поломку.
Рыжий пират увидел Жанну при параде и обрадовался:
— О-о! Вот сразу понятно, что такое придворная дама, — а меня представляйте, пожалуйста, как вашего дальнего бедного родственника, надеющегося сыскать благосклонность сильных мира сего.
— Каким это образом, интересно знать? — проворчала Жанна.
— О, примерно таким же, я думаю, как сыскал Жак Кер из Буржа, закадычный друг деда нашего короля.
— Это кто? — не удержалась Жаккетта.
— Ты не знаешь? — возмутился рыжий. — Жак Кер — три сердца и три раковины на щите — финансовый воротила и поклонник прекрасной Аньес Сорель.
— Ваши претензии мне понятны, — заявила холодно Жанна, войдя в образ придворной дамы, принимающей бедного просителя. — Но я бы с осторожностью пыталась занять место Жака Кера при короле — учитывая, как плохо он закончил.
— Он закончил ровно так же, как всякий человек с деньгами, слишком близко подошедший к правителю, — ехидно заметил рыжий пират. — А потом, вспомните его побег…
— Какой побег? — заныла Жаккетта. — Так нечестно!
Ее неожиданно поддержал Жерар, признавшись:
— Я тоже ничего не пойму! Кто этот человек, когда он жил? Почему плохо закончил?
— Отвечая на последний вопрос, могу сразу сказать, что Жак Кер завершил свою деятельность значительно успешнее, чем его коллеги при других королях, хоть братья Францези, хоть Ангерран де Мариньи.
— А это еще кто? — насторожилась Жаккетта, сообразив, что незнакомые фамилии успешно размножаются. — Они кончили еще хуже?
— Братья Францези, малышка, были люди отчаянные и проворачивали для Филиппа Красивого такие дела, на которые не всякий разбойник с большой дороги осмелится, — пояснил рыжий пират. — Они умудрялись выбивать налоги с ломбардских ростовщиков — а это, я скажу, без малого подвиг. И, не моргнув глазом, похитили для короля папу.
— Какого папу? — взмолилась Жаккетта. — Королевского?
— Римского! Бонифация Восьмого.
— Это неправда, — твердо сказала Жаккетта. — Не мог наш христианский король похитить Его Святейшество, вот. Он же тебе не сарацин какой-то!
— Наш христианский король считал, что это не настоящий папа, — утешил ее рыжий пират. — И чтобы сделать патрону приятное, флорентийские братья провернули это маленькое дельце. Только не удержались — и казну папы слегка почистили в свою пользу. Что и привело их на плаху, с конфискацией имущества в пользу, как ты понимаешь, короны.
— Раз они на святого отца руку подняли, туда им и дорога, — сказала благочестивая Жаккетта. — А этот, Мариньи, чего?
— А он, как ни странно, был при короле в это же время, что и братья Францези. Его даже называли регентом королевства, столько важных функций было сосредоточено в его руках. Но и он пережил братьев года на два или три, уже и не помню точно. Двенадцать лет ходил как по ниточке и оступился. Опала, казнь, конфискация. А Жак Кер, с которого мы начали, умер не на плахе, как его предшественники-финансисты. Его смерти может позавидовать любой воин. А ведь начал он с чеканки фальшивых монет на буржском монетном дворе, где и попался.
— То есть финансами короля управлял фальшивомонетчик? — поразился Жерар.
— Наверное, он раскаялся, — предположил рыжий пират. — Раз пойман с поличным.
— Но как он смог попасть в милость к королю? — не мог поверить Жерар. — Как?
— Начнем с того, что попал он в милость не к королю, а к дофину, объявленному на тот момент незаконнорожденным. В таких условиях, я думаю, выбирать не приходится, — жизнерадостно объяснил рыжий пират. — Каждый смышленый человек на счету. Тем более такой, который уже умеет пополнить казну новыми монетами, если надо. А тогда, видимо, было надо… Он стал полезным дофину Карлу, а тот, в свою очередь, доверил Керу не только свой гардероб, но и значительно более важные дела. А Кер, как истинный купец, тут же радушно открыл кредит нужным людям.
— И под папу стал подкапываться, как флорентийские братья? — уточнила сообразительная Жаккетта.
— Нет, Жак Кер папе помогал. И хорошо помогал — тот даже официально разрешил ему торговать на Востоке. И если задуматься, именно хорошие отношения со святым престолом и позволили Жаку Керу сложить голову не на плахе, а во время боевой операции на острове Хиос. Что — чистое счастье, учитывая предъявленные ему обвинения в заточении и отравлении королевской любовницы, занятии черной магией, продаже оружия мусульманам, чеканке фальшивой монеты, взяточничестве и спекуляции. Согласитесь, и за меньший список люди шею под топор подставляли.
Жанна в общих чертах, конечно же, знала эту историю. И больше всего ее интересовали не взяточничество и спекуляции, а все, что связано с прекрасной Аньес.
— Вы думаете, это правда — об отравлении?
— Не знаю, — пожал плечами рыжий пират. — Дело темное. Аньес ведь была его любимой клиенткой, для нее король через Кера скупал меха куниц и соболей, а это выгодное дело. Да и сама Аньес Сорель, включая перед смертью Жака Кера в число душеприказчиков, явно не считала его своим врагом. А ведь она успела сделать очень подробные распоряжения о своем имуществе и вкладах в различные аббатства. Скорее всего, эта история была зацепкой, позволяющей привлечь внимание к доносу. Поскольку это прекрасный повод для ареста.
— А кто написал донос? — заинтересовалась Жаккетта.
— Благодарные кредитуемые, конечно, — безмятежно отозвался рыжий пират. — По слухам, одна придворная графиня.
Жанна промолчала.
— А поскольку при королевском дворе должны ему были все — обвинение было встречено с чувством нескрываемого облегчения. Но поскольку, опять же, все ему были должны — суд проходил при закрытых дверях. Однако Жак оказался крепким орешком: соратники Карла Седьмого были все как на подбор незаурядными людьми. Даже сам папа направил прошение королю о помиловании казначея.
— Я про черную магию понять не могу, — признался Жерар. — Откуда это-то обвинение взялось? Он что, ворожил по ночам?
— О, с черной магией получилось еще лучше, чем с доносом графини об отравлении, — оживился рыжий пират. Видимо, эта история ему особенно понравилась. — Случилось так, что некий доктор изящной словесности и всяческих искусств попал на лионские рудники. Человек он был утонченный и культурный. Поэтому, увидев впервые в жизни, в каких условиях добывают руду, он пришел в ужас и заявил, что такой адский труд невозможен без применения черной магии. А лионские рудники тоже входили в сферу деятельности королевского казначея. И доктор изящной словесности объявил его колдуном и черным магом. В паре с придворной графиней они стали главными свидетелями обвинения.
— Врешь ты все, — обиделась Жаккетта. — На ходу придумал. Ну не могло же так по-дурацки все быть!
— Папой Римским клянусь! — прижал руки к груди рыжий пират. — Именно так и было. Я читал обвинительный приговор короля. Никакого романа не надо! Там Кер еще обвинялся в большой дерзости и отсутствии совести: он умудрился на свадьбе принцессы Жанны взять долговые расписки с гостей на крупные суммы, мол, кто не заплатит — тот на свадьбу не придет. Разумеется, все заплатили. Король впоследствии сильно обижался: ведь приглашенные думали, что выполняют волю короля.
— Я удивляюсь, что на него донос написали, а не прихлопнули в темном углу, — заметила раздраженно Жанна. — Если человек такие коленца выделывал. Это обвинение — в большой дерзости — я поддерживаю!
— А про оружие что говорили? — вмешался Жерар, которому было не очень интересно слышать про свадьбу принцессы.
— С оружием — дело темное, — охотно отозвался рыжий пират. — В королевском обвинении было сказано, что Кер продал египтянам много ратных доспехов, чтобы получить возможность вывезти оттуда беспошлинно большие партии перца. Без ведома короля, естественно. И, мол, именно поэтому султан выиграл битву у христиан. Не знаю, не знаю. Битвы выигрывают и проигрывают больше люди, чем доспехи, пусть и французские. Кер, разумеется, ссылался на папскую буллу, где ему разрешалось торговать с Востоком. Но к этому обвинению сразу же присовокупили следующее, где говорилось, что он переправил в Александрию медь и серебро и выгодно продал себе в прибыль, а казне в убыток, нанеся тем самым оскорбление королю.
— Почему оскорбление? — не понял Жерар.
— Король обвинил Кера в том, что тот подделал его печать и клейма. И продавал драгоценные металлы, заклеймив их королевской лилией. А серебро было плохое, низкого качества. Покупатели верили королевскому клейму, а потом чувствовали себя обманутыми. Королем Франции, не кем-нибудь. Вот и оскорбление. Вдобавок к этому Кера обвиняли в том, что он настолько дорожил торговлей с Египтом, что когда на его галере приютили бежавшего христианского раба, он, угрожая собственным людям, заставил вернуть его хозяину-сарацину, лишь бы мусульмане не обиделись.
— А вот это похоже на правду? — спросила Жаккетта.
— Очень похоже.
— А ты бы как поступил? Если бы у тебя просил убежища беглый раб-христианин?
— Я бы постарался выкупить его у хозяина, но давай ты не будешь спрашивать, что бы я делал, если бы хозяин отказался от выкупа? — попросил рыжий пират. — Я терпеть не могу рассуждать об общем, вот столкнемся с беглым рабом-христианином, тогда и будем решать на месте, ладно?
— Ладно, — слегка обиделась Жаккетта.
— Не злись. Когда дойдет до дела, может так повернуться, как никогда заранее не продумаешь. Может быть, это такой раб будет, что я его сам пришибу раньше сарацина. А потом, учти, я не королевский казначей.
— А Кер признал это обвинение?
— Признал, но сослался, разумеется, на государственные интересы.
— Государственными интересами очень удобно прикрываться, — заметила Жанна.
— Кто спорит, — согласился рыжий пират.
— А велика ли была империя Жака Кера? — стало интересно Жанне.
— В чем-то, я думаю, она не уступала королевским владениям. В каждом крупном городе у него была своя контора, через которую шли товары, деньги, ценные бумаги. Точно знаю, что из Шотландии они получали шерсть, сукно и кожу.
— Через Ла-Рошель? — Жанна, как истинная аквитанка, разбиралась в товарообороте между континентом и островом.
— Через Руан тоже. Во Фландрии опять же закупали сукно, точнее, обменивали на пряности. Которые шли с Леванта. Сейчас, собственно говоря, пути пряностей мало изменились. Брюгге готов поглотить и перец, и гвоздику, и корицу, и имбирь. Во Флоренции, разумеется, у Кера тоже была большая фактория. Как интендант королевского гардероба, Кер скупал лучшие ткани, кружева, меха и кожу везде, где только мог.
У Жанны мечтательно загорелись глаза, когда она представила королевский гардероб, наполненный доверху, например:
черным лилльским сукном,
зеленым — пикардийским,
цвета морской волны — руанским,
пурпурным — монтивильерским,
серым динанским,
и английским carizez;
бархатом обычным и гладким:
серым,
белым,
фиолетовым,
зеленым,
темно-коричневым
и алым;
и конечно же, королевским голубым, затканным золотыми лилиями;
атласом обычным и с выработкой:
голубой тафтой из Флоренции,
желтой и белой из Болоньи,
зеленым, затканным серебром дамастом из Кипра,
тончайшим льняным полотном из Труа,
голландским полотном,
батистом, узким и широким;
и мехами!
Королевские соболя
и герцогские горностаи.
Спинки, лапки, брюшки.
Манто.
Песцы и куницы.
И пурпурное руанское кружево…
— Да-да, — подтвердил рыжий пират. — Это была воистину сокровищница. И добрый казначей продавал из нее хорошим людям хорошие вещи. По сходной цене.
— Вы же говорили, что он наполнил королевский гардероб! — возмутилась Жанна, которой не дали как следует помечтать о кружевах и соболях.
— Сначала наполнил, а потом понемногу опустошал королевские запасы. Говорят, одних только сукон у Кера конфисковали больше чем на десять тысяч ливров. А еще говорят, что он сделал много добра небогатым людям: если у человека не хватало денег на покупку дорогой вещи, он давал поносить платье или плащ уже за куда более скромную сумму. От короля ведь не убудет, если какой-нибудь торговец чулками покрасуется в добротном костюме пару раз.
— Вы невыносимы! — воскликнула Жанна. — Мне нельзя смеяться! Шпильки вылетят! Вы это сочинили, признавайтесь!
— Если и сочинил, то не я, а народ! — отперся рыжий пират. — Я лишь передаю услышанное. Жак Кер умудрялся торговать зерном с Нормандией и Гиенью, занятыми, как мы помним, англичанами. К вам в Бордо он тоже зерно доставлял. И вообще, говорят, вывозил вплоть до Испании. А про соль я вообще молчу. И про соляные подвалы молчу, и про габель и откуп с него. А где соль, там, как вы понимаете, и рыба. Море. Корабли. Флот Жака Кера стоял в Марселе, у Рене Анжуйского. Именно оттуда он и вез оружие в Египет. И марсельское имущество, замечу, Рене Анжуйский Карлу Французскому не отдал! Как ни уговаривали. И совершенно правильно, я считаю.
— Почему? — тут же спросила Жанна.
— Потому что суда Кера успешно перебегали дорожку и венецианцам, и генуэзцам, да и каталонцам, пожалуй, тоже, если учесть, что товары из Леванта он поднимал не только по Роне, но направлял в Каталонию. Лангедок, находящийся на острие этой торговли, как вы понимаете, был счастлив.
— Мы не понимаем, — пробурчала Жаккетта. — Море большое, что, всем нельзя?
— Море-то большое, да города поделены. Венеция с Генуей мало того, что между собой грызлись за восточную торговлю не на жизнь, а на смерть, так еще старались никого другого к Леванту не подпустить. Без разрешения Генуи лангедокские города ни торговать, ни суда строить не могли. И знали, что если осмелятся больше судов в Левант направить, чем Генуя разрешила, то свои же братья-христиане генуэзские их и потопят.
— Какие страсти вы про генуэзцев рассказываете! — вспомнила не без удовольствия Жанна свое приключение на иоаннитской галере. — Мурашки по коже бегут.
— Торговые войны — самые кровопролитные и затяжные, я вас уверяю, — сказал рыжий пират. — Тут в плен не берут, сразу топят. Чтобы оставить с носом бдительную Геную, лангедокцы для вывоза своих сукон, миндаля и орехов использовали Марсель.
— А покупали что? — спросила уже подкованная Жаккетта.
— Пряности, конечно. Ну и кораллы сардинские. Кораллы любят в Леванте. Но неаполитанские войны сыграли на руку Генуе и Венеции, этим двум морским хищницам. Пока в Марселе не появился, с королевской поддержкой за спиной, Жак Кер. Причем, к удовольствию всего Лангедока, французский казначей и негоциант закупил галеры для своего флота прямехонько у Генуи. Благодаря которым и нанес ущерб торговым генуэзским операциям. Марсельские и лангедокские купцы начали охотно фрахтовать места на керовских галерах для своих сукон и кораллов.
— Я понял, что купцам было выгодно, — а вот какие выгоды были у Кера? — спросил Жерар. — Он же чужие товары на своих кораблях возил?
— Да у него была королевская монополия на торговлю с Востоком! — возмутился рыжий пират. — И право на взимание пошлины с иностранных купцов. А это и власть, и доходы. Через Марсель шла его торговля оружием, серебром, перцем. Ну а фрахт — куда же судовладельцу без фрахта? Это возможность заранее получить средства, ведь по морскому праву купец полностью оплачивает предварительно зафрахтованное место, даже если не смог загрузить его товаром. И если он отказывается от рейса, деньги остаются у капитана. Кстати, возможный выкуп у пиратов тоже включается в расходы.
— Как жаль, что мы об этом не знали, — кровожадно заметила Жанна.
— Так вы же не купцы, — усмехнулся рыжий пират. — Вы товар для той и другой стороны.
— Вот спасибо, — ехидно поблагодарила Жанна. — Теперь мы будем знать, что для капитана пассажиры — всего лишь живой товар.
— Только особо красивые дамы, — утешил ее рыжий пират. — Но, возвращаясь к нашему казначею, скажу, что торговля с Александрией была настолько выгодна, что проще найти новое евангелие от какого-нибудь апостола, чем судовые журналы тех времен.
— Почему?! — взмолилась Жаккетта.
— В них были записаны такие операции, о которых нельзя было знать посторонним, что журналы предпочитали уничтожать, чтобы не попасться с поличным. А на полученные доходы, равно как и на доходы от взимания налогов, Кер скупал земли у обедневших дворян. Причем умудрился купить хорошие земли в Бурбонне у дедушки нашего виконта, герцога Карла Бурбонского. Который после ареста Кера пытался их вернуть, но король их конфисковал в свою пользу. Он вообще, говорили, предпочитал скупать земли именно у титулованных особ, попавших в тяжелое финансовое положение.
— Я бы ему нипочем не продала даже самый захудалый овраг! — возмутилась Жанна, остро сочувствуя продавцам земель.
— Примерно так же рассуждали титулованные особы, поэтому Кер скупал земли через подставных лиц. Видимо, ему это доставляло особенное удовольствие.
— Еще бы, — фыркнула Жанна. — Грязный торгаш!
— «Для отважных сердец нет невозможного», — процитировал рыжий пират девиз королевского казначея. — А чтобы показать городу, откуда он вышел в люди, все свое великолепие и могущество, Жак Кер сначала выкупил кусок старой городской стены, а уже на ее фоне возвел роскошный особняк с витражами и скульптурами, сердцами и ракушками где только можно. И надписями в назидание потомкам. Но, увы, арестовали его раньше, чем он успел насладиться проживанием в этом роскошном доме.
— А что было потом?
— Потом был всеобщий праздник, потому что имущество королевского казначея, все эти меха, шелка, парчу, золотые солонки, украшенные драгоценностями, персидские опахала, украшения и прочее выставили в Туре на торги. И тогда же, маленькая, продали брошь с жемчужиной — да не простой, а с «золотой розой». И она была качеством хуже, чем жемчуг Абдуллы. Вот так вот.
— Еще бы ему Абдуллу переплюнуть! — убежденно заметила Жаккетта. — А я вот не поняла, хороший или плохой был этот королевский казначей? Ты как-то непонятно рассказал.
— А понятия не имею! — весьма довольно сообщил рыжий пират. — Для госпожи Жанны — отвратительный, я думаю.
— Правильно думаете! — подтвердила Жанна.
— Тут уж каждый сам для себя выбирает, — развел руками рыжий пират. — Человек он был незаурядный, это точно.
— И вы уже сказали, что готовы повторить его путь, — ядовито припомнила Жанна рыжему пирату начало разговора.
— Нет. Я сказал, что буду вашим бедным родственником, который только мечтает о взлете Жака Кера. Что, разумеется, чистейшее вранье. Я ж не сумасшедший, в конце концов. У меня дела и так неплохо идут. И торговые операции с Востоком налажены куда лучше, чем у него.
Пришел Масрур и сказал рыжему по-арабски, что все готово, можно ехать.
— Ну вот, пора в путь! — обрадовал всех рыжий пират.