вилась в моем замке, будучи рабыней. Несмотря ни на что, я рад, что она вернулась, наконец, к своему народу и находится теперь под вашей защитой. И если она хочет считать меня своим другом, я счастлив, потому что не могу представить себе большую честь…
— Амори, — прервала его Зальда со слезами на глазах, — перестань рассказывать этому старому льву пустыни то, что касается нас обоих, и поговори со мной.
— Я люблю тебя, Зальда, — воскликнула Амори, — и то, что я видел в тебе, уверяет меня, что я буду любить тебя всю свою жизнь. Я знал это, даже когда думал, что ты рабыня, и мои чувства не изменились.
— Моя дочь все такая же упрямая, как я ее помню. И вы, сьер Амори, несмотря на то, что христианин, человек чести. Слишком долго я был воином, чтобы совершить ошибку, оценивая человека. Если моя дочь пожелает, чтобы вы стали ее мужем, тогда я буду считать вас своим сыном. Мои люди помогут вам восстановить вашу крепость, и ваши враги так же станут моими. Только одного я прошу: откажитесь от своей дружбы с Кормаком Фицджеффри. Сейчас я отказался убить его лишь из-за мольбы моей дочери, но он просто бедствие для людей пустыни, и я поклялся отрезать ему голову.
Амори размышлял. Кормак Фицджеффри был жестоким и очень странным человеком, управляемым темными страстями и яростной ненавистью. Он родился и вырос в мрачной стране, где самое жестокое насилие было необходимо для выживания; несмотря на это, он никогда не забывал о долге благодарности. Этой ночью Амори спас Кормака от турецкой стали; затем он подумал, убил ли Кормак Сулейман-Бея, руководствуясь ненавистью, которую они оба испытывали к нему. Конечно, он никогда не узнает об этом. Если Кормак и обладал какими-то нежными чувствами, правда заключалась в том, что он ревностно прятал их в глубинах своей темной кельтской души.
— Не совсем друг, — наконец сказал Амори. — Он пытался задушить меня. Но я не считаю его врагом, так как он спас Зальду от турок и привел ее в мой замок. Кроме того, о великий шейх, он убил Сулейман-Бея, который, несомненно, заставил бы вас соблюсти соглашение, которое никому бы из нас не пришлось бы по душе…
— И мне меньше всех! — прервала его Зальда.
Абдулла бин Керам взглянул на молодого французского рыцаря с искренней благодарностью, как вождь на вождя, а его дочь счастливо бросилась в объятия Амори.