— Как мужчины, конечно!
— Я, в общем, неплохо отношусь к экзотике и очень плохо — к обязательным внешним признакам социального статуса. Сейчас поясню: во всех культурах, где существуют родовые татуировки, особые ритуальные украшения, рисунки на лице и на теле — это всегда имеет либо мистический смысл, как, к примеру, ожерелье шамана, либо заменяет этим народам удостоверение личности, паспорт. Все необратимые изменения люди творят над собой не от нечего делать, а потому что так принято. Это не их свободный выбор. Поэтому, в индийской культуре или в африканских племенах меня вполне устраивают экзотические, с нашей точки зрения, украшения, вот, то же кольцо в носу. А в нашей культуре серёжки должны быть в ушах, а кольца — на пальцах, так для нас традиционно. Но, раз мы вольны выбирать — это вообще огромное преимущество. Я бы ничего не носил! Но увы…
Люди определённых профессий в самых цивилизованных странах должны носить форму. — (принц тяжело вздохнул). — Мы с тобой, к сожалению, тоже. В этом есть свой смысл. Или, например, у египетских христиан, у коптов, в обычае не просто носить крестик на шее, а делать маленькую татуировку креста на руке. Это удобно: ребёнок не потеряется в арабском мире, его всегда будут знать кому вернуть, если он заблудится. Но во времена очередного гонения на христиан, можешь себе представить, как это было удобно! В случае чего — спрятаться не удастся. Такого рода признак может иметь большое значение. Даже огромное: иногда по цене он равен жизни. И татуировки офицеров фашистской армии имели смысл: не давали всем назваться рядовыми исполнителями. Это я одобряю. А просто так, ради моды или баловства… Несколько пошло выглядит, ты не считаешь? Всё равно, как если бы ты, уходя с друзьями на прогулку в майке и в джинсах, надела на голову свою золотую корону для торжественных случаев. И ещё надпись бы на лбу сделала: «я — принцесса!» — Он нахмурился, думая о чём-то своём. — Иногда это очень кстати, но оттого не менее глупо.
— Ага, у тебя-то есть татуировка! — сказала Юта, показывая на плечо дядюшки сквозь дорогой костюм.
— Да, якорь. Остался на память от службы во флоте. И не жалею, хотя совсем не хотел делать эту наколку.
— А зачем тогда?
— Это было именно общее повальное увлечение. Моде сложно противостоять, но дело даже не в этом. Я не мог объяснить ребятам, что отказываюсь не из страха перед болью, а просто не хочу. Нам, молодым, новичкам на море, не нужно было видимое удостоверение того, что мы — моряки, нам хотелось доказать себе и всем, что мы — бравые ребята, хотелось испытать себя. Тем более, мы только что впервые пересекли экватор. Это было как боевое крещение.
— Понимаю. Я бы тоже, наверно, не устояла. Да, без повода это не имеет ни малейшего смысла, ты прав.
— И ты права в том, что это действие необратимо, — улыбнулся Юрген.
— Какие мы умные, просто жуть! — сказала Юта и рукой обняла дядю за плечи. — Жаль, этого никто не ценит! Слушай, а ты почему такой мрачный? Какие у тебя неприятности с германским посольством?
— Наследство. Полгода назад умер мой двоюродный дядя, герцог Брауншвейгский. И, несмотря на весьма отдалённое родство, других наследников, кроме меня, не нашлось!
— Ты очень любил своего дядю?
— Я его в глаза не видел.
— Так это скорее радость, а не печаль, — задорно сказала Юта, хлопнув дядюшку по плечу: — Гусары в таких случаях дают полковой обед!
— Ещё чего! — шутя, возмутился Юрген. — Я отказался от этого герцогства ещё тогда же, весной, когда только узнал о наследстве. Но я не предполагал, что других соискателей не найдётся. Из родственников по мужской линии — я один.
— А почему ты не хочешь принять это герцогство?
— Да просто не желаю им управлять. Это куча державных забот и проблем, от которых я давно отвык и весьма рад, что меня они не тревожат. Забот Невского королевства, с которым с трудом справляется даже столь опытный правитель, как твой отец, и от которых я никак не могу быть в стороне, мне вполне достаточно. О единоличной власти я никогда не мечтал, делать мне нечего! Но даже если бы я согласился съездить в Брауншвейг, посмотреть, что к чему, на месте разобраться, как избавиться от этого «подарочка», то и с этим просто уйма сложностей. Меня потому и вызывали в посольство, чтобы сообщить о том, что я — единственный законный наследник, и, кстати, заполнить множество анкет и потребовать доказательств того, что я — это именно я.
— То есть?
— У меня же недавно восстановленный титул. Все права, для того даже, чтобы отказаться от них, надо сперва доказать! Ну скажи, ну зачем мне всё это надо?
— Ага, а надпись на лбу большими буквами: «Я — ПРИНЦ!» — ты, в своё время, сделать не догадался, — ехидно заметила Юта. — Как жаль, это иногда очень кстати! Теперь я всё поняла!
— Именно поэтому я хочу, чтобы ты избежала моих ошибок, — усмехнулся Юрген. — Учись, пока я жив.
В эту секунду над их головами что-то тихо хрустнуло, зашуршало, и посыпалась белая пыль. Каким-то чудом Юрген почувствовал опасность, резко оттолкнул Юту в сторону и отскочил сам.
Там, где они только что стояли, со страшным грохотом разлетелась в осколки одна из новых ламп дневного света с тяжёлой железной рамой.
— Бесхвостая каракатица! — сквозь зубы процедил Юрген.
Тут же в пустынном до сих пор коридоре со всех сторон появились взволнованные рабочие.
— Ваше высочество, вы не пострадали? Какое счастье! — кинулись они к Юте.
— Простите, пожалуйста, — очень вежливо сказал Юрген, — это вы называете ремонтом европейского класса?
— В-ваше В-высочество, р-ради Бога, простите! — запинаясь, проговорил старший мастер в бригаде. — Лампы ещё не окончательно закреплены, мы проверяли электросеть… Н-не могу понять, как такое могло… Мы д-думали, здесь н-нет н-никого…
— Да ладно, — махнул рукой Юрген, — всё ведь обошлось. Мы сами виноваты: пришли в помещение, где идёт ремонт, стоим тут, несмотря на опасность.
— В-ваше высочество, я в-вам клянусь, больше…
— Да, надеюсь, это не повторится. Попрошу вас, господа, никому не говорить о случившемся.
Рабочие пообещали, растеряно переглядываясь. Они могли ожидать гораздо худшего и не рассчитывали, что авария будет так легко прощена.
Юта вместе с дядюшкой проследовали в сторону библиотеки.
— Почему ты попросил их никому не рассказывать? — весело спросила Юта.
— Потому что не хотел, чтобы ты их просила. Ты бы сразу начала ныть: «Только, пожалуйста, не говорите родителям»…
Юта засмеялась:
— Конечно, я не хочу, чтобы кто-то думал, что мы чудом избежали смертельной опасности в собственном дворце! Хотя… именно так и было.
— Надеюсь, это всё же несчастный случай, а не покушение, — заметил Юрген.
— А ты говорил, что сегодня ужасный день!
— Это ты говорила, что хуже быть не может! — смеялся Юрген.
— Я говорила, что всегда можно найти повод для радости! — возражала, хохоча, Юта. — Как представлю, что эта штука могла рухнуть прямо тебе на голову!
— Почему мне, скорее, тебе, ты ближе стояла!
— Хорошо, нам. Тогда все наши проблемы решились бы одним махом, раз и навсегда!
— Ты знаешь, — задумчиво сказал Юрген, — в этом тоже был бы определённый смысл. Но, что делать, не везёт, так уж не везёт. Ладно, иди уроки учи.
— Завтра — суббота. Юрген, ты, если поедешь в Германию, возьми меня с собой, — попросила Юта.
— Иди, иди! Только этого ещё не хватало. Ну-ка повтори название герцогства, куда ты хочешь поехать?
— Бран… Браун… туда, в общем.
— Эх, ты! Пока не выучишь, не попадайся мне на глаза.
— Уже ухожу. А если выучу, возьмёшь?
— И не подумаю!
— Ты, всё-таки, подумай…
— Ты, всё-таки, подумай, — говорила мужу вечером Георгина. — Не стоит так сразу отказываться. Съездим, посмотрим…
— Ещё с посольством этим такая морока, — поморщился Юрген. — Не хочу я связываться, там такие крысы сидят…
— Тем более, не стоит отказываться. Откуда ты знаешь, может быть, это очень важно для тебя или для нас обоих. Замысла Божьего об этом герцогстве мы не знаем. Почему-то ведь оно досталось тебе.
— Да уверен я: ничего хорошего из этого не получится!
— Возможно, ты прав, — рассудительно ответила Георгина. — Но, вот я много раз замечала: если какое-нибудь хорошее дело, то непременно тебя от него что-то отталкивает; Цербер[1] там какой-нибудь перед входом сидит, охраняет сокровище. А если ерунда, и вовсе тебе это не нужно, то прямо так и завлекают и с порога приветствуют. Но если вошёл, обратно уже не выбраться, мышеловка захлопнулась! Так что, поступим по-царски: ни на что напрашиваться не будем, но и ни от чего отказываться сразу не станем.
— Уговорила. Поедем, посмотрим. Только инкогнито. Права я там на месте лучше буду восстанавливать, чем здесь.
— Как скажешь, милый. И Юту можно с собой взять, а то совсем ребёнок зачах от этой учёбы.
— О, нет!..
Глава 2Родина барона Мюнхгаузена
На следующий день, в субботу, Юта встала позже обычного: отсыпалась за неделю. На семейный завтрак она опоздала, поэтому скромно выпила стакан молока с печеньем. Примерно после полудня она явилась в библиотеку и застала там Юргена.
— Брауншвейг! — выпалила принцесса вместо приветствия.
— Молодец, выучила. А скажи мне, если ты такая умница, откуда был родом барон Мюнхгаузен?
— Из Ганновера, — не задумываясь, ответила Юта.
— Почти угадала. Он жил в Ганновере, но сам род фон Мюнхгаузенов происходил из небольшого городка по соседству с Ганновером, из Гаммельна.[2]
— Ой, что-то я слышала такое, — задумалась Юта. — Гаммельн… чем ещё знаменит этот город?
— Своими крысами! Ты, что ли, принцесса, сказки бы почитала. В целях образования.