Он решился свести счеты с жизнью, когда судебная коллегия высшей инстанции подтвердила приговор городского суда. Ночью, когда сокамерники спали, он перерезал вены заточенной алюминиевой ложкой. Боли Валентин почти не чувствовал…
Утром четырнадцатого декабря тысяча девятьсот девяносто пятого года конвоир услышал громкий стук в дверь, который эхом пронесся по тюремному коридору:
— Начальник, зови врача, у нас один «откинулся»!..
— К стене!..
Зэки повиновались.
Конвоир заглянул в камеру и тут же побежал докладывать старшему смены.
Для тюремного руководства самоубийство в камере смертников — не редкость. Когда наконец появился врач, он лишь констатировал смерть от потери крови. Всех присутствующих поразило лицо покойного. Морщины разгладились, на губах застыла легкая улыбка, словно смерть стала для него огромным облегчением…
Кто любит жену, бреется вечером. Кто любит начальство — утром. Подполковник Егоров любил и жену, и начальство и поэтому брился дважды в день.
Процесс избавления от щетины был ему не в тягость. Напротив, искренне нравился. Необыкновенной мягкости помазок из шерсти енота, душистые мыльные кремы разных сортов и дорогой итальянский станок (пластмассовые однодневки типа «жиллет» Егоров презирал!) превращали эту нудную для многих мужчин процедуру в настоящее священнодействие.
После бритья Егоров непременно втирал в кожу специальный смягчающий крем, затем щедро сбрызгивал лицо дорогим одеколоном «Фаренгейт», испытывая животное удовольствие от пощипывания, а уж потом шел на кухню и заваривал в турке хороший кофе. Это была приятная прелюдия к тем суровым будням, которые Сергей Аркадьевич проводил в кресле начальника одного из отделов штаба ГУВД.
В это утро, закончив бритье, Егоров посмотрелся в зеркало, потер выскобленный подбородок и удовлетворенно произнес:
— Попка младенца!..
В его устах это означало высшую категорию качества.
С кухни доносились бодрые звуки «Радио шансона». Ни с того ни с сего Егоров вдруг мрачно запел:
— Вино на пиво — это диво! Пиво на вино — это говно!..
Так любил говорить его дедушка, а он знал толк в предмете.
«Надо предложить этому… как его… Шнурову из „Ленинграда“, — зачем-то подумал Егоров. — Пригодится как припев к новой песне…»
Этим утром подполковник страдал от похмелья. Оно нещадно терзало его, не делая скидку ни на возраст, ни на высокое звание. Что интересно, с количеством выпитого накануне такое состояние не всегда совпадало. Егоров давно выработал для себя нехитрые правила: нельзя пить в полнолуние и мешать напитки по мере убывания крепости. Однако вчера ему пришлось поступиться принципами: отмечали новую звезду на два просвета его старинного приятеля из ГУВД.
«Пиво на вино — это… очень неправильно!..» — скорбно согласился сам с собой Сергей Аркадьевич.
Теперь за эту беспринципность пришлось жестоко платить. В затылке что-то бухало, как огромное сердце, мысли ворочались, как ржавые шестеренки, а окружающий мир казался капканом, в который его загнал служебный долг.
«Да, возраст обязывает», — размышлял Егоров, по дороге на работу прислонившись к холодному поручню вагона метро.
Временами Сергей Аркадьевич чувствовал себя старым. «Ведь что такое возраст? — с философской грустью размышлял он. — Это когда ты идешь из универсама, несешь в руке рулоны туалетной бумаги, тебе навстречу идут молодые симпатичные барышни, а тебе — не стыдно. Совсем не стыдно…»
Доковыляв до своего кабинета, он первым делом потянулся к бутылке коньяка, припрятанной в тумбочке, но достать ее так и не успел — в дверь робко постучали.
— Да… — начальственно откашлялся страдалец.
В кабинет протиснулся мужичок лет тридцати с небольшим. Строгая темно-синяя тройка придавала ему сходство с преподавателем математики. Прижимая к груди барсетку и пропуск, он произнес:
— Здравствуйте, я Толстых от Бузиновского. Он вам звонил?..
Егоров нацепил на круглое лицо самую радушную улыбку из своего, в общем-то, небогатого мимического арсенала.
— От Даниила Аркадьевича?.. Проходите, пожалуйста…
Егоров с трудом извлек свое грузное тело из начальственного кресла, указал гостю на один из стульев у Т-образного стола, сам сел напротив, всем своим видом излучая приветливость. Правда, давалось это нелегко. Он заметил, что у посетителя тоже дрожат руки:
— Вот… — Толстых выложил на стол свою визитку, которая тут же прилипла к полированной поверхности. Справившись с непослушным куском картона, Егоров взглянул на собеседника:
— Так, Геннадий Ефимович… Ну и чем я могу вам помочь?
Посетитель заметно нервничал и слегка заикался, поэтому дублировал фразы, как робкий студент на экзамене.
— Вы понимаете, у меня фирма. Фирма сравнительно молодая, по поставке импортной сантехники… Вот, а все мои деловые партнеры, они, знаете ли, люди судимые — издержки производства.
Егоров сочувственно покачал головой:
— Это возмутительно!
Его собеседник на мгновение забыл о своей стеснительности.
— Да они же меня за человека не держат!.. Ты, говорят, параши не нюхал!.. Сиди и не вякай… Простите, это я цитирую.
Толстых снова смутился, словно кисейная барышня, и продолжил:
— Ну, типа, кто на зоне не бывал, тот жизни не видал, и все такое…
Испытав новый приступ головной боли, Егоров пожал плечами.
— Так и не связывайтесь с ними.
— Ага, а дело-то встанет!.. Я и так в долгах, как крыша в птичьем дерьме.
Егорова начал раздражать этот идиотский разговор.
— Ну и чего вы хотите?
— В тюрьму.
— Куда?!
Улыбка медленно сползла с лица Сергея Аркадьевича. Он в недоумений уставился на посетителя: «Только психов мне сейчас и не хватает. Для полного, всеобъемлющего счастья».
Толстых, словно читая его мысли, поспешил уточнить:
— Я ненадолго — дней на пять, не больше… Ну, просто для поддержания авторитета, что ли, и какой-то внутренней уверенности…
Подполковник в пятый раз перечитал визитку и выдавил улыбку, больше похожую на гримасу отвращения.
— Э-э… А как же вас в тюрьму-то? Без статьи?..
— Вот я слышал, что в Швеции услуга такая есть, ну, типа экскурсии, понимаете? Платная… Я готов…
Всем своим видом бизнесмен давал понять, что за ценой не постоит. Подполковник потер больную голову:
— Так надо было в Швеции и садиться. Чего мучиться-то?
— Ага, там тюрьмы, что наш санаторий… Даже лучше.
Егоров вспомнил переполненные камеры в СИЗО и в очередной раз подумал, что у визитера серьезные проблемы с головой. Вслух он произнес:
— У нас, конечно, не Европа — сервис не тот. И номера похуже.
Хозяин кабинета немного подумал и сделал попытку внести в беседу элемент здравого смысла:
— В «Кресты» на экскурсию хотите?.. В музей. Камеры посмотрите, фигурки там из хлеба…
Толстых разочарованно протянул:
— Мне сказали, что вы все можете…
Егоров поднялся со стула и направился к своему креслу, давая понять, что разговор зашел в тупик.
— Ну, я многое могу, но не все, к сожалению.
Посетитель пересел ближе и выложил на стол козырного туза:
— А я вам сантехнику везде поменяю!.. И здесь, и дома, и на даче!
Крыть было нечем. Трепетное отношение к импортной сантехнике заложено в каждом россиянине почти на генетическом уровне. Подполковник надолго ушел в себя.
— А шведские унитазы есть?..
Бизнесмен с облегчением улыбнулся, сообразив, что «процесс пошел»:
— Всех цветов радуги!..
Егоров последний раз попытался постучаться в запертую дверь, за которой находился здравый смысл:
— Не связывались бы вы с этой компанией!..
Подполковник взглянул на бизнесмена, на его полное маниакальной решимости лицо и понял: отговаривать такого — бесполезно.
— Ладно, — вздохнул он, — есть у меня в одном изоляторе знакомый.
Он набрал номер своего старого приятеля, подполковника внутренней службы Лихарева.
— Володя?.. Здорово. Егоров беспокоит. Слушай, тут такое дело… Тебе фирменная сантехника в квартире нужна?
— Спрашиваешь!..
— У меня тут в кабинете Толстых Геннадий Ефимович, генеральный директор фирмы «Атера». Обещает установить. Почти бесплатно. Заодно и камеры оборудуешь.
— Ну, этим и параши хватит. А унитазы шведские?..
— Всех цветов радуги!..
Старый тюремный служака твердо помнил поговорку про бесплатный сыр и поэтому настороженно поинтересовался:
— А чего он хочет, этот Толстой?..
— Не Толстой, а Толстых!.. Тот Толстой уже давно ничего не хочет… В общем, он в изолятор к тебе просится. На недельку. Авторитета хочет добрать. У него в партнерах твои бывшие клиенты.
В трубке раздался смех. Такой бартер начальника СИЗО вполне устраивал.
— Хорошо, посадим. Пусть подъезжает!..
— Когда?
— Давай завтра, часикам к двенадцати. Документы пусть возьмет. Вещички теплые, костюм спортивный, тапочки…
Положив трубку, подполковник снова улыбнулся, на этот раз вполне искренне, с облегчением.
— Все. Пристроил. Посидите несколько дней и вернетесь к своим партнерам по бизнесу настоящим тюремным авторитетом.
Добровольный сиделец засиял, как шведский унитаз.
— Огромное спасибо!..
— Главное, чтоб на пользу. Завтра к двенадцати с теплыми вещами. Вас встретят. Паспорт не забудьте.
— Заграничный можно?..
Егоров тяжело вздохнул: «Нет, точно псих», но вслух сказал:
— Вы ж не в Давос собрались… Записывайте адрес.
— С удовольствием.
Записав адрес изолятора, Толстых поднялся со стула с таким видом, словно провернул удачную сделку. Обговорив сантехнические детали, посетитель удалился.
Подполковник устало облокотился на спинку стула, «Бывают же чудики на белом свете… Другой скитается по стране, живет, как кот помоечный, лишь бы подальше от камеры, а этот сам просится!.. И ведь всерьез думает, что тем самым авторитет заработает… А с другой стороны, побольше бы таких… чудаков на букву „м“. Бесплатные унитазы на дороге не валяются…»