Что-то начало заглушать боль, что-то очень заманчивое и привлекательное. Оно лилось из его ладони, по руке, в его голову и чресла. Чистое удовольствие. Такое большое, большое удовольствие.
— Оуэн!
— Что?
— Оуэн, брось это! Не держи его в руках так долго! Тебе нельзя держать его так долго!
Оуэн моргнул. Мир был полон синих огней. Маячки на полицейской машине. Другие огни.
— Оуэн!
Оуэн снова моргнул, сфокусировал взгляд и увидел Джеймса. Тот расталкивал людей, торопясь к Оуэну.
— Дай его мне! Нам нужно положить его во внедорожник! В ящик, помнишь?
— Это не так уж необходимо, — ответил Оуэн.
— Дай его мне!
Оуэн поднял пистолет и направил его в лицо Джеймсу. Джеймс посмотрел на пистолет расширившимися от удивления глазами.
— Оуэн? Приятель?
— Сейчас моя очередь, — сказал Оуэн.
И Джек, и Гвен ощутили это, как внезапное изменение атмосферного давления или как постоянный звон в ушах, который вдруг прекратился. Дождь неожиданно стал холоднее.
Они вышли на улицу.
Улица выглядела, как после взрыва бомбы. Несколько человек по-прежнему стояли, бессмысленно раскачиваясь. Большинство остальных лежали на земле под дождём. Некоторые всхлипывали или стонали, некоторые, хромая, расхаживали туда-сюда, а кое-кто в полном замешательстве оглядывался по сторонам.
Бормотание стихло.
Джек и Гвен прошли мимо стоявшей на дороге полицейской машины. Свет её крутящегося маячка отражался в лужах, словно светомузыка на дискотеке восьмидесятых.
— Что происходит? — спросил у них мужчина средних лет, который прислонился к правому крылу автомобиля, словно плохо себя чувствовал. В его дрожащем голосе сквозила ярость. — Что, чёрт возьми, здесь происходит?
Они услышали, как кто-то позвал кого-то по имени. Мимо них, шлёпая по лужам, прошла маленькая девочка, плача и зовя свою маму.
Джеймс сидел на дороге, прислонившись спиной к одному из задних колёс внедорожника. Багажник автомобиля был открыт, а на земле перед Джеймсом стоял стальной ящик. Парень прятал лицо в ладонях.
На асфальте в пяти ярдах от него на спине лежал Оуэн, глядя в дождливое небо и моргая; он только что пришёл в себя. Он резко сел.
— Что за… — начал он. И завершил: — Хрень?
Гвен и Джек подошли к Джеймсу. Откуда-то появилась Тошико и, слегка прихрамывая, догнала их. Когда они приблизились, Джеймс поднял на них взгляд.
Он слабо улыбнулся и постучал по запертой крышке стоявшего перед ним герметичного ящика.
— Оно здесь, — сказал он. — Пояс верности. Стопроцентный пояс верности.
Глава пятая
По пути обратно в Хаб никто практически не разговаривал. Джек вёл машину, резко и агрессивно, как будто они куда-то торопились.
Йанто поджидал их, когда дверь в виде зубчатого колеса откатилась в сторону, и они вошли под тёмные каменные своды. Он хотел было что-то сказать, но передумал. Не из-за усталости на их лицах и не из-за синяков, порезов или разорванной одежды. Не из-за того, что Джеймс прихрамывал, а Оуэн поддерживал Тош.
Это было из-за холодного блеска в глазах Джека Харкнесса. До этого момента Йанто видел такое всего раз или два, но знал, что в таких случаях лучше ничего не говорить.
Джек направился сразу в свой кабинет, взяв с собой герметичный ящик. Вскоре после этого все услышали стук старой, тяжёлой двери сейфа.
Оуэн сел на своё рабочее место, выщелкнул из упаковки две таблетки обезболивающего и проглотил их, запив выдохшейся колой из открытой банки, стоявшей на его столе. Он вздрогнул, когда холодный металл соприкоснулся с его разбитым ртом.
— Хорошо, — сказал он. — Медосмотр. Давайте сделаем это прямо сейчас, пока мне не стало пофиг на всё.
— Ты первая, Тош, — заявил Джеймс, облокачиваясь на край своего стола, чтобы перенести вес с больной ноги на здоровую. — Тебе чуть голову не оторвали.
— А ты попал под машину, — возразила Тошико. — Возможно, у тебя что-то сломано. А руки Гвен…
— Руки Гвен в полном порядке, — сказала Гвен, потирая руки в тех местах, где металлическая цепь содрала кожу с её пальцев и ладоней. — Гвен нужно только немного антисептика, выпить чего-нибудь крепкого и, о, не знаю…
Она посмотрела на остальных.
— …длинный отпуск на Мальдивах?
Оуэн фыркнул и тут же пожалел об этом, потому что из носа у него снова пошла кровь.
— Христос всемогущий, — пробормотал Джеймс. — Мы в ужасном состоянии, правда?
Все смерили друг друга взглядами: синяки, рваные раны, распухшие губы, ободранные костяшки пальцев.
— Тем не менее, — сказал Джеймс. — Надо смотреть на всё с лучшей стороны. Это не конец света.
Все четверо засмеялись.
— Хватит, — запротестовала Тошико. — У меня рёбра болят.
Почему-то от этого стало ещё смешнее. Дружный смех эхом разнёсся по всему Хабу.
— Полагаю, это действительно забавно.
Джек стоял в дверях своего кабинета. Он не смеялся.
— Я хочу сказать, — продолжал он, сделав несколько шагов в сторону своей команды, — учитывая, кем мы должны быть. Действительно забавно.
— О, успокойся, Джек, — сказал Оуэн. — Если нельзя смеяться, то что ещё делать?
— Не знаю, — ответил Джек. — Может быть, не вести себя, как кучка клоунов? То, что произошло сегодня вечером, было просто отвратительно.
— Что? — ошеломлённо переспросила Тошико. — Джек?
— Ты меня слышала, Тош. Ты видела, какой бардак мы после себя оставили сегодня вечером? Более сорока мирных жителей в ужасном состоянии, как физически, так и морально. Как минимум трое погибших. На тайную операцию это мало похоже.
— Нам пришлось реагировать быстро, — сказала Тошико. — Оно просто свалилось на нас. Пришлось импровизировать.
— И, извини меня, — добавил Оуэн, — нам ещё и по задницам надавали.
Джек устало покачал головой.
— Я ожидал большего. Намного большего. Это Торчвуд, а не любительский театр.
Он отвернулся.
— Эй! — крикнула Гвен.
— Прибереги своё «эй» для какого-нибудь более удачного момента, — сообщил ей Джек, обернувшись через плечо, и направился обратно в свой кабинет.
Гвен бросила взгляд на остальных и побежала за Джеком.
— Эй!
— Я не шучу, Гвен, — сказал Джек. — Не говори мне «эй» сейчас.
Но она всё равно вошла в его кабинет. Джек сидел за своим столом со стеклянной столешницей.
— Что с тобой не так? — спросила она.
— Хочешь закрыть дверь? — поинтересовался он.
— Нет.
— А ты не думаешь, что я могу хотеть, чтобы ты закрыла дверь?
— Честно говоря, мне всё равно. Что с тобой не так?
Джек посмотрел на неё.
— Ты мне скажи.
— Нас сегодня ужасно избили. Просто ужасно. Я знаю, что Тош чувствует себя хуже, чем она пытается нам представить, и Джеймсу точно нужна медицинская помощь. Оуэну тоже, но он корчит из себя мачо.
— Старый добрый Оуэн.
— В чём, чёрт возьми, твоя проблема?
Джек откинулся на спинку стула.
— Мы должны были оказаться на высоте. Мы должны были выполнить работу быстро и чисто, прежде, чем кто-либо узнал бы о происходящем. Прийти и уйти. Весь этот бардак уже завтра появится в «Вестерн Мейл», Гвен. Загадочный бунт. Смерти. Мы ничего не сможем с этим поделать. У нас нет времени на то, чтобы стереть память и фальсифицировать смерти. Получился просто один большой бардак.
— Мы сделали всё, что могли, и…
— Именно об этом я и говорю. Этого было недостаточно. И это ещё мягко сказано.
— Между прочим, я ещё сказала «и», — заметила Гвен.
— «И» я тоже.
— И мы победили, вот что я собиралась сказать, — сказала Гвен. — Мы остановили это. Мы заперли эту вещь в ящик, хотя она чуть не убила нас.
Джек пожал плечами и поднялся на ноги. Он посмотрел на неё.
— Знаешь, о чём я думаю? Я думаю, что ты обиделась на меня, Гвен Купер, потому что я назвал вас любителями.
— На самом деле, нет, это не так, — ответила Гвен. — Я прекрасно осведомлена о своём статусе любителя. Так же, как и Тош, и Джеймс, и Оуэн. Видишь ли, насколько мы знаем, в этих делах могут быть только любители. Может быть, разве что кроме тебя. Всё, с чем нам приходится иметь дело, Джек. Эти чёртовы вещи, с которыми нам приходится сталкиваться. Здесь мы всего лишь любители, Джек.
— Этого я и боюсь, — сказал Джек.
Гвен вздохнула и покачала головой.
— Иногда… — начала она.
— Иногда что?
— Иногда ты бываешь самой большой задницей, которую только можно себе представить.
— Это всё? — спросил Джек, садясь обратно за стол. — Ты закончила?
— Думаю, да.
— Я тоже так думаю. Уходи и берись за работу вместе с остальными. Не возвращайся до тех пор, пока у меня не перестанет болеть голова.
— Как я узнаю, что у тебя перестала болеть голова?
— Я не буду вооружён.
— Очень смешно. Ха-ха.
— Посмотри на моё лицо.
— Лучше не буду, — ответила она и ушла.
На полпути к медицинской зоне она остановилась. «Лучше не буду»? Сколько ей лет, шесть?
— Здесь всего лишь синяки, — сказал Оуэн, убирая в сторону медицинскую лампу.
— Всего лишь синяки? — эхом отозвалась Тошико.
— Хорошо, отвратительные, ужасные синяки, но всё равно это всего лишь синяки. — Оуэн ещё раз взглянул на её горло. Бледная кожа была покрыта коричневыми следами пальцев. — Этот большой ублюдок оставил на тебе несколько штук.
— Да, — сказала она. — А теперь я могу одеться?
Оуэн с ухмылкой взглянул на неё.
— Если только ты не хочешь, чтобы я осмотрел что-нибудь ещё.
Тошико покачала головой и потянулась за свитером.
— Осмотри Джеймса, пожалуйста.
— Если ты не против, — сказал Джеймс. Он был раздет до пояса и лежал на кушетке для осмотров. Оуэн накрыл стальную поверхность чистой бумагой, но Джеймс всё равно чувствовал себя уязвимым. — У меня такое ощущение, как будто я ожидаю вскрытия, — пожаловался он.
Оуэн отрегулировал освещение и ощупал чёрно-зелёные синяки и ушибы на белом торсе Джеймса.