– Оттуда же, откуда и мы с вами, – вздохнул Александр Борисович. – Мы ведь с вами тоже мутанты, именно те самые, цивилизованные, как вы изволили выразиться. В отличие от диких мутантов мы, цивилизованные, сохранили в себе человека, а вот кое-кто, увы, не сумел. Впрочем, для того, чтобы сохранить в себе человека, надо сначала им стать, а это, извините, дано далеко не каждому. Так что добро пожаловать домой, сталкер!
Берет. Москва, Нижний Шанхай
Сколько в России шанхаев? Нет, Шанхай с прописной – он один и находится вовсе не в России, а там, где ему и положено находиться, за Великой Китайской стеной. А вот маленькие шанхаи, местного значения, в России некогда встречались, если не повсеместно, то довольно-таки часто. Рыбачьи городки на берегах Оки и Волги, построенные из подручных материалов, так и назывались – шанхаи. Общежития при ткацких фабриках в провинциальных городках Владимирщины, битком набитые привезенными из Средней Азии, а то и из Вьетнама гастарбайтерами, – тоже шанхаи. Издавна в российских шанхаях свои законы, свои правда, ложь, справедливость и суд. Так что неудивительно, что несколько домов, построенных на радиоактивном пятне на московской окраине, достойно пополнили список российских шанхаев. Здесь поселились вернувшиеся в большой мир сталкеры. В основном – беднота, у тех, кто побогаче, в Подмосковье существовал свой шанхай – аккуратный и солидный, без аляповатых архитектурных и прочих излишеств коттеджный поселок со шлагбаумом, забором и охраной. Благоустроенный шанхай для успешных выходцев из Зоны, назывался Верхний Шанхай, а для остальных, соответственно, Нижний, иногда его называли Веселый Шанхай, временами там действительно бывало весело, хотя далеко не всем. Само собой, охранниками в домах Верхнего Шанхая служили бывшие сталкеры, проживающие в Нижнем Шанхае, только вот с прислугой имелись некоторые проблемы – хреновые из сталкеров получаются лакеи, даже из самых растяпистых неудачников. Впрочем, самые неудачливые так и остались там, в Зоне Отчуждения.
Нижнему Шанхаю, само собой, прислуга не требовалась.
Конечно же, бывший сталкер Берет, а теперь гражданин Российской Федерации Степан Владимирович Балмасов, поселился в Нижнем Шанхае. А куда деваться?
Со старой квартиры Степан забрал только книги, старенькую гитару да раскладушку с ветхим бельецом, собственно, никаких других вещей у него и не было. Ну, еще добытый в электричке разболтанный обрез ижевской двустволки двенадцатого калибра. С обрезом сталкер решил не расставаться, пусть и дрянное – но все-таки оружие. Не привык он так – без ничего, без денег – еще куда ни шло, а вот без ствола – совершенный душевный дискомфорт.
Ко многому надо было привыкать. К тому, что зовут тебя теперь не Берет, а Степан, что денег нет, и неизвестно, когда они появятся, а передвигаться по-прежнему приходится на костылях, плохо регенерирует поврежденный позвоночник, ох, плохо. И к врачам не пойдешь, нет здесь Болотного Доктора, здесь все платное, так что приходится уповать на разбуженные Зоной резервы организма – больше не на что. Работы скорее всего в обозримом будущем не предвидится – какой сейчас из него охотник на мутантов, тем более диких! Продать нечего, комната на Парковой ушла в обмен на эту вот квартиру, да еще, поди, и должен остался этой самой не то конторе, не то организации – один черт! Сталкер посидел на кухне, покурил, послушал, как на два голоса урчат пустой холодильник и желудок… Во двор выбраться, что ли, может, знакомые встретятся, здесь ведь много бывших сталкеров, авось если не помогут, то хотя бы подскажут что и как. Уж нальют-то точно, с этим во дворах спальных районов просто. Поразмыслив, Степан понял, что во двор ему не хочется, так же как и встречаться с местными люмпенами. И выпивать тоже не хочется, поэтому сталкер бросил на раскладушку ветхий до прозрачности плед, разделся и рухнул в сон. Львы в эту ночь ему уж точно не снились…
А на следующее утро после переезда в дверь длинно и нахально позвонили. Потом, даже не дождавшись реакции на звонок, грохнули от души – не то кулаком, не то копытом. Нагло грохнули и вызывающе. Степан от неожиданности пролил на трусы пустой кипяток, мгновенно озверел, матюгнулся, клацнул вычищенным трофейным обрезом и на одном костыле скакнул к двери.
– Эй, сталкер, принимай гостя, – гулко раздалось с лестничной клетки, – с приветом от Александра Борисовича. Слышь, ты, псих чернобыльский, положь ствол и не дури, в Москве, конечно, маньяк на маньяке сидит и маньяком погоняет, но для насилия ты нынче конфигурацией не вышел. Давай открывай!
Берет плюнул на осторожность и открыл.
Через порог шагнул грузный детина в необмятой песочного цвета камуфле, с мордой, испятнанной звездчатыми шрамами. Камуфля была изначально предназначена для пустыни и смотрелась странно, хотя и внушительно, а вот обширная морда была знакомой и смотрелась погано. Трудно забыть лицо человека, которого ты собирался убить, даже если это морда. Да вот беда, «Винторез» тогда некстати заело, перегрелся, наверное. И остался везучий бандюк со смешным погонялом Карапет жить. Хотя не было тогда у Карапета таких приметных шрамов, этими украшениями он обзавелся уже после, когда сдуру морду свою карапетскую сунул в жгучий пух. Какой-то шутник убедил салагу-бандюка, что жгучий пух способствует росту усов и бороды, с которыми у юного тогда еще Карапета дело обстояло неважно. «Пух – и готово!», как говаривал прапор Юра, который, наверное, вовсе и не прапор, а может быть, даже и не Юра, а скорее всего шестерка-шестеренка в безымянной организации или конторе, мать их за ногу обеих! Впрочем, с шутником Карапет поступил соответственно: «пух – и готово», чем несколько реабилитировался в глазах братвы.
– Ну, чего вылупился? – вполне дружелюбно спросил заматеревший Карапет. – Не признал, что ли? А я вот тебя сразу узнал, морпех гребаный! Как ты меня, пацана еще, на свалке выцеливал, сука полосатая, разве такое забудешь? Да только это дела прошлые, шибко памятливые в нашей компании долго не задерживаются, вот я и позабыл все. Веришь, мне велели, я и позабыл. И тебе советую память свою шаловливую приструнить, понял?
Не дожидаясь приглашения, громила протопал мимо сталкера в комнату, презрительно скривился, увидев продавленную раскладушку, и брезгливо опустил задницу на табуретку. Прямо-таки граф недостреленный! Берет, как был в трусах, стоял в проходе, не зная, что делать. Врезать от души по морде или, как советовал бандюк, «приструнить шаловливую память» и принять ситуацию такой, какая она есть.
Между тем Карапет снова повернулся к сталкеру, оглядел его внимательно, хмыкнул и сообщил:
– Что-то ты, инвалид криминального труда, хреноватенько выглядишь! Хотя не сказать, чтобы это меня сильно расстраивало.
– Ты, Карапет, меня с собой не ровняй, какой криминальный… – начал было Берет, но осекся, потому что прав был посеченный пухом бандюк, ох, как он был прав!
– Дошло? – весело оскалился Карапет. – Дотумкал наконец! Какие же вы тормозные все-таки, сталкеры-фраера, ни хрена фишку не сечете! Здесь, в Москве, что бандюк, что «свободный», что «должанин» – один хер! Все под статьей, и, что характерно, под одной и той же. Так что сиди себе и не питюкай, сталкер! И благодари Борисыча, что тебя прикрыл, а то словили бы тебя, родимого, – и в спецприемник, а потом куда и похуже. Туда, где умники в белых халатах нашего брата сталкера по винтику раскурочивают, все хотят понять, что такое особенное с нами Зона учудила. Только вот не слыхал я, чтобы хоть кого-то обратно собрать сумели, потому что ни один сталкер еще оттудова не вернулся. Все сгинули. Почище, чем в Зоне. И вот еще что, ты Карапетом меня больше не зови, слышь, сталкер, не принято это здесь. Я теперь Василий, а по батюшке – Станиславович. Понял?
– Понял, – сказал Берет. – Ишь ты, Станиславович! Точно, граф чернобыльский, Зоной недокрученный. Ну, Василий, ты даешь! А кто словил бы, интересно знать? Кому я здесь, в Москве, нужен?
– Мало ли кому, – неопределенно протянул Василий-Карапет. – Ну, хотя бы умникам-мастдайнам[4] из Покрова или Лыткарино. Такая вот хрень получается, никто тебя здесь не любит, зато многие хочут. «Еврибади, мать его, лавс май боди, энд ноубади лавс ту ми», как справедливо заметил один всемирно знаменитый пидор.
– Тебя прямо цитировать можно, – искренне восхитился Берет, – вон как красиво излагаешь.
– А то! – Иронии Карапет не понимал ровно до тех пор, пока она не становилась полноценным оскорблением. Оторвав зад от табуретки и лихо развернувшись, как танк на генеральском показе, бывший бандюк самодовольно хмыкнул и потопал на кухню, не то что-то искал, не то просто любопытствовал. Степан ему не препятствовал, пусть себе… Похоже, в нынешней иерархии Карапет-Василий стоял повыше калеки Берета. Приходилось терпеть.
– Бедновато живешь, сталкер, – удовлетворенно констатировал гость, снова воздвигнувшись в дверном проеме. – У тебя ни присесть, ни прилечь, койки путной и той нет, на раскладухе продавленной спишь, как сявка какая-нито. Холодильник на кухне, правда, имеется, но, опять же, пустой. Стол и пара табуреток, еще стиральная машина, только вот стирать нечего, правильно говорю? И как ты сюда баб водить собираешься, ума не приложу! Ну, ничего, это поправимо. Борисычу спасибо скажи, золото, а не человек, даром что лысый, как лунная поляна. Он тебе кое-какой шамовки приказал прикупить, средство передвижения, шмотье, типа, спецуху, ну и волыну, разумеется, приличную. Ща, я быстро, ты дверь-то не закрывай, здесь покамест чужие не ходят.
И потопал из квартиры.
Берет доковылял до окна и увидел здоровенный джип незнакомой марки. Карапет подошел к машине, по-хозяйски хлопнул по крылу, постоял, словно размышляя, помочиться на колесо или потерпеть, потом открыл чудовищного вида багажник и выкатил оттуда инвалидную коляску, забитую пакетами и пакетиками. Гулко захлопнул багажник, достал с заднего сиденья продолговатый сверток, сунул его за пазуху и двинулся в подъезд, толкая перед собой коляску. Через минуту он с шумом втолкнул коляску в незапертую дверь. Дверь лязгнула, вставая на защелку, в прихожей зашуршало, и Карапет наконец появился в комнате, отягощенный яркими пакетами.